Для Эпикура добродетелью была приятная и счастливая жизнь, так как правильные поступки естественным образом приносят душевное спокойствие. Вместо того чтобы мучиться мыслями о последствиях наших дурных поступков, мы вольны наслаждаться простой жизнью, где есть друзья, философия, природа и повседневные удобства.
Аристотель полагал, что счастье происходит от занятий, которые мы рационально считаем благом для нас в долгосрочной перспективе, таких как служение обществу. Все в природе имеет некую цель, но людям свойственна неповторимая способность действовать в соответствии с доводами рассудка и усвоенными ценностями. Счастливый человек – тот, кто обрел надежную опору в своей добродетели и не обращает внимания на превратности судьбы. «Дела, продиктованные добродетельностью, открывают путь к счастью», – сказал Аристотель. Таким образом, счастье – это не удовольствие, а побочный продукт осмысленной жизни, а смысл появляется в результате усилий и самодисциплины.
Бертран Рассел говорит почти о том же в своей очень личной книге «Завоевание счастья». «Наши усилия в еще большей степени, чем реальный успех, являются необходимым ингредиентом счастья», – писал он. Человек, без усилий способный удовлетворить любую прихоть, чувствует, что исполнение желаний не приносит счастья. Сосредоточенность на себе становится причиной несчастья, а радость приходит от направления наших интересов вовне и погружения в жизнь вокруг нас.
Вольтер высмеивал Лейбница за предположение, что мы живем в «лучшем из возможных миров», но подлинный смысл его слов был более глубоким. Лучший из возможных миров – не тот, который специально предназначен для человеческого счастья. Люди руководствуются собственными интересами и не осознают более общую картину всего, что происходит вокруг. Мы рассматриваем вещи в контексте причин и следствий, но наша оценка взаимоотношений между ними естественным образом ограничена. Лишь высшее существо имеет общее представление о взаимосвязи вещей, говорил Лейбниц, и нам нужно верить в благожелательность его намерений. Мир, в котором мы живем, является лучшим из возможных, даже если кажется, что в нем много зла, так как «частичное несовершенство может требоваться для большего совершенства целого».
Философы с древних времен полагали, что счастья можно достичь, если отступить от своего «я».
Но как быть, если вы считаете, что Вселенная не имеет цели или смысла, как это делали экзистенциалисты? Ответ Сартра заключался в «аутентичной жизни», то есть в способности выбирать свою судьбу вместо того, чтобы слепо принимать правила или нравственные нормы современного общества.
Он писал: «Человек обречен быть свободным; однажды выброшенный в мир, он несет ответственность за все, что он делает». На этой малообещающей предпосылке он выстроил философию свободы, не зависящей от любого бога, привлекшую интерес целого поколения людей, стремившихся жить по-своему.
Такая точка зрения предполагает, что мы являемся независимыми существами, наделенными свободой воли… но так ли это на самом деле?
Спиноза, Шопенгауэр и Монтень наряду с другими мыслителями утверждали, что мы подвержены причинно-следственным законам и действиям высших сил, о которых мы имеем лишь смутное представление.
В «Свободе воли» Сэм Харрис сообщает об исследованиях, указывающих на то, что свобода воли является иллюзией. Наши поступки – это результат нейрофизиологических состояний, которые сами по себе возникают в результате предыдущих процессов, а они, в свою очередь, создаются Вселенной, над которой мы не имеем никакой власти.
Мы лишь полагаем, будто наделены свободой воли, потому что наш мозг настроен на создание этой счастливой иллюзии. Что же нам остается? Главная мысль Харриса состоит в том, что независимо от их источника у нас все же имеются осознанные намерения и мы посвящаем жизнь их осуществлению. Это и есть «смысл жизни» на чисто рациональном или научном уровне.
Хайдеггер утверждал, что мы не можем найти смысл нашего существования. Я люблю, я действую, я имею значение – это природа моего бытия. Помимо этого остается поразительный факт обладания сознанием. Почему я обладаю таким высокоразвитым сознанием, а овца или камень не имеют его? По словам Хайдеггера, человек попадает в мир (в определенное место и время) не по своему выбору, и жизнь заключается в том, чтобы найти смысл этого «падения» в реальность.
Мы чувствуем обязанность что-то сделать с нашей жизнью; к счастью, мы наделены способностью говорить и действовать, что дает нам возможность открывать новое о самих себе. Хорошо прожитая жизнь – та, в которой мы пользуемся имеющимися возможностями и чего-то достигаем. Благодаря богатому исходному материалу – нашему сознанию и окружающей среде – жизнь изначально наделена смыслом.
Ханна Арендт отметила: хотя природа может представлять собой неотвратимый процесс жизни и смерти, человеку был дан выход из этого цикла благодаря его способности к действию. «Хотя люди должны умереть, они рождаются не для того, чтобы умирать, а для того, чтобы начинать новые дела», – написала она в книге «Состояние человека».
Другие животные могут действовать лишь в соответствии с запрограммированными побуждениями и инстинктом выживания, но люди могут выходить за пределы своих биологических потребностей и создавать новые вещи, ценность которых получает общественное признание. Наши поступки не бывают полностью предсказуемыми, и каждое рождение несет в себе возможность изменить мир. Короче говоря, мы имеем значение.
Действие: сила и ее использование, свобода и справедливость, честность и этика
Поступай только согласно такой максиме, руководствуясь которой ты в то же время можешь пожелать, чтобы она стала всеобщим законом.
И. Кант
«Категорический императив» Канта гласит, что индивидуальные поступки следует судить в соответствии с тем, будем ли мы довольны, если все остальные будут поступать так же. Людей нельзя рассматривать как средство для достижения цели. Хотя этот принцип проповедуется всеми религиями и напоминает «золотое правило» («Поступай с другими так же, как хочешь, чтобы они поступали с тобой»), Кант решил продемонстрировать, что он также имеет рациональный и философский смысл. Нравственный закон так же неизменен, как звезды в небе, считал он, и, поступая против него, мы обречены на несчастья и разочарования. Поступая правильно, мы создаем для себя мир спокойствия и порядка.
Римский оратор Цицерон полагал, что каждый человек является искрой, или частицей Бога, поэтому плохо относиться к другому человеку значит делать то же самое для себя. Для него это был простой факт, составляющий часть всеобщего закона. Мы – общественные существа, призванные заботиться друг о друге, и цель жизни заключается в том, чтобы «содействовать общему благу, обмениваясь добрыми делами, отдавая и получая, и таким образом благодаря умению и таланту делать общество более сплоченным».
Цицерон дискредитировал идею о том, что человек иногда должен приносить в жертву «правильные поступки» ради целесообразности. В трактате «Об обязанностях» он написал: «То, что правильно, всегда целесообразно».
Платон считал, что награда заключается в самом правильном поступке, так как он приводит к гармонии трех частей нашей души (рассудка, духа и желания). Справедливые поступки – не дополнительная возможность, которую можно использовать по своему усмотрению, но ось, вокруг которой вращается бытие человека; жизнь бессмысленна в отсутствие благонамеренных поступков. И хотя справедливость абсолютно необходима для человека, она также является залогом здоровья и душевного спокойствия, о чем он говорил в трактате «Республика».
За несколько столетий до этого в Китае Конфуций высказывал во многом сходные мысли. Он отмечал, что хотя все мы являемся людьми, человек становится настоящей личностью, когда бескорыстно выполняет ответственную роль в обществе. Благородный человек ценит добродетель превыше всего остального, всегда стремится к лучшему итогу для всех и не ищет собственной выгоды. В конце концов, все мы – лишь одно из звеньев в цепи бытия, которая тянется в прошлое и будущее.
В сочинении «Жизнь, которую вы можете спасти» современный философ Питер Сингер цитирует Эпикура: «Нельзя жить сладко, не живя разумно, хорошо и праведно». Хорошая жизнь – это не просто крепкое здоровье, собственный дом, новый автомобиль и отпуск на море, но и размышления о том, что можно сделать, чтобы мир стал более справедливым. Рациональный призыв Сингера к личному вкладу в борьбу с мировой бедностью – напоминание о том, каким мощным орудием философия может быть в реальном мире.
Эту утилитарную точку зрения можно проследить до философа XIX века Иеремии Бентама, который всю жизнь исповедовал принцип «величайшего счастья для наибольшего количества людей». Бентам хотел узаконить счастье как состояние бытия, что было радикальной идеей, так как в его эпоху законы были направлены на защиту высших слоев общества, а не на достижение блага для всех людей. Он вел неравную борьбу, однако продолжал страстно верить, что утилитаризм дает лучшую надежду на построение справедливого и цивилизованного общества.
В своем знаковом сочинении «Теория справедливости» Джон Ролз предлагает нам представить, что все утратили память о своем месте и положении в обществе, а потом взялись за построение нового общества, основанного на максимальных возможностях для процветания каждого человека.
С учетом того что в жизненной лотерее мы с равным успехом можем родиться королем или нищим, не следует ли нам приложить все силы к тому, чтобы каждый имел по меньшей мере равные возможности для достижения успеха? Имущественное или общественное неравенство должно возникать лишь там, где есть свободная конкуренция за награды или признание. Не нужно приносить жертвы ради некоего «высшего блага», как в утилитаризме, и люди будут мириться с имущественным и общественным неравенством до тех пор, пока они знают, что они сами или их дети имели равные возможности для достижения цели.
Философия Ролза находится в русле той же традиции, что и философия Руссо, который считал, что свободное общество возвышает и облагораживает своих граждан, но также подразумевает обязанности и готовность поступаться частью личных свобод ради общих потребностей.
Нестареющее обоснование индивидуальной свободы Джона Стюарта Милля, изложенное в его сочинении «О свободе», содержит знаменитый критерий «не навреди» для обеспечения свободы: «Единственная цель, ради которой власть может быть по праву применена к любому члену цивилизованного общества против его воли, – это предотвращение вреда для других людей».
Правительство не должно вводить закон только потому, что он считается полезным ради «собственного блага» людей. Напротив, если действия гражданина не причиняют явного ущерба другим людям, они считаются допустимыми. Милль отметил тенденцию к усилению власти правительства и ограничению личных свобод при отсутствии внешнего контроля и сдерживающих факторов. Однако этот факт не означает, что правительства вообще не имеют законной власти.
Каким же тогда должно быть правильное равновесие между личной свободой и необходимостью государственного контроля? Милль назвал это «вопросом будущего», и мы действительно по-прежнему решаем его.
В «Республике» Платон утверждает, что мы должны довольствоваться ограниченной свободой и принимать свое место в обществе с учетом такой альтернативы, как изгнание или жизнь вне закона. Проблема, как с жестокой прямотой указал Макиавелли в своем сочинении «Государь», заключается в том, что средний гражданин просто не понимает, каких усилий стоит управление могущественным государством, и продолжает вести «нравственную жизнь», в то время как правителям приходится принимать «грязные» решения.
Трактат «Государь», который с давних пор рассматривался как источник вдохновения для тиранов, на самом деле опирается на аргументированную защиту власти. Она предназначена не для самовозвеличивания правителя, но для силы государства, а мощное государство является желанной целью, так как оно позволяет людям преуспевать и богатеть. С учетом этой цели неблаговидные средства иногда могут быть оправданными.
Ноам Хомски, вечная заноза в боку у благодушных западных либералов, разделяет сходные представления о власти. По его мнению, большинство современных государств обслуживают властные интересы, и реальным противником власть предержащих является их собственное население; большинство войн предназначено для того, чтобы отвлечь внимание от внутренних проблем.
Хотя он говорит в основном о США, его послание о коррумпированной природе власти адресовано всем. Тем не менее он отмечает причины для оптимизма. В наши дни стало менее приемлемо относиться к людям как к предметам или средствам для достижения цели («Рабство еще недавно считалось абсолютно нормальным явлением», – пишет он), и даже если властные структуры уделяют мало внимания свободе, самоопределению и правам человека, эти понятия по крайней мере признаются в качестве идеалов.
Возможно, последнее слово в дискуссии о нравственности и власти должно принадлежать Айрис Мердок, которая говорит в книге «Суверенность блага», что если мы с самого начала стремимся к добру, то все остальное придет естественным образом. С другой стороны, если стремиться только к утверждению своей воли, то это все, что мы в конце концов получим. Как и предполагал Кант, добрые намерения определяют все остальное.
Ви?дение: пещера Платона и истина, философия как проблема языка и жизнь в медийном мире
Платоновская аллегория пещеры – один из самых знаменитых философских пассажей. Он по-прежнему находит отклик из-за волнующего предположения о том, что большинство из нас всю жизнь гоняются за тенями и внешним видом вещей, в то время как существуют «вечные формы» Истины, Справедливости, Красоты и Добра, ожидающие открытия.
Кант тоже считал, что люди, существующие в пространстве и времени, при всей ограниченности своих чувств отрезаны от восприятия вещей в их подлинном виде, или «вещей в себе». Однако за пределами мира ощущений существует элементарная метафизическая истина; благодаря рассудку мы можем хотя бы приблизиться к ней.
Многие современные философы отрицали эти идеи, указывая на то, что мы являемся животными с головным мозгом, который воспринимает природные феномены и упорядочивает их определенным образом. Знание основано только на том, что проходит через органы чувств, а не на метафизическом озарении.
Наука – это способ улучшения нашей объективности. Однако Гегель считал объективный анализ иллюзией, так как вещи существуют только в контексте восприятия наблюдателя. Сознание является такой же частью науки, как мир объектов, который оно пытается анализировать. Для Гегеля реальная история науки заключается не в «открытии вселенной», а скорее в открытии нашего собственного разума, то есть сознания. История, наука и философия – лишь выражение постепенного пробуждения сознания.
Величественная холистическая идея Гегеля о пробуждении Духа, или сознания, в делах людей вышла из моды у философов, так как мировые войны и экономические депрессии явно противоречили идее о том, что история движется в позитивном направлении.
Как показал философ науки Томас Кун в «Структуре научных революций», а также по замечанию Мишеля Фуко, знание не образует прямую восходящую линию, где каждое следующее открытие опирается на предыдущее. Скорее каждая эпоха имеет совершенно другие линзы, через которые она смотрит на мир, и что-то воспринимается как реальность лишь в том случае, если линзы позволяют видеть это.
Кто бы ни был прав в этом вопросе, любая оценка нашей способности к точному описанию мира должна учитывать языковую среду. В своей книге «Философские исследования» Витгенштейн признал ошибочность своего мнения, высказанного в предыдущем сочинении «Логико-философский трактат», что язык является средством описания мира. Слова не просто служат названиями для вещей; они часто передают сложный смысл, и одно слово может иметь много смысловых значений.
Язык – это не формальная логика, обозначающая границы нашего мира, а социальная игра с довольно свободными правилами, которая вместе с обществом находится в процессе развития. По словам Витгенштейна, философские проблемы возникают лишь в том случае, когда философы рассматривают названия идей или концепций как дело первостепенной важности, в то время как фактически только их контекст имеет подлинное значение.
Платоновская аллегория пещеры – один из самых знаменитых философских пассажей.
По известному выражению Витгенштейна, философия – это постоянная битва против «зачарованности» языком как таковым. Это был выпад в сторону традиции аналитической философии (к представителям которой относились Бертран Рассел и А. Дж. Айер), которая рассматривала языковые злоупотребления как плодородную почву для множества бессмысленных метафизических рассуждений, в то время как здравое использование языка могло дать более точную картину мира.
В книге «Именование и необходимость» блестящий философ Сол Крипке продемонстрировал изъяны этой концепции и отметил, что смысл находится не в описаниях, а в изначальных свойствах. К примеру, личность – это просто личность, независимо от того, сколько слов используется для дополнительного описания, разоблачения или доказательства этой личности. Золото определяется не нашими описаниями, такими как «желтый блестящий металл», а его основополагающими свойствами (атомный элемент № 79).
От Платона до Канта и от Гегеля до Витгенштейна история философии пронизана одной идеей: мир – это не только наше восприятие или описание вещей. Независимо от того, пользуемся ли мы термином «формы», «вещи в себе» или «изначальные свойства», существует некая основная реальность, не очевидная для чувств.
Дэвид Бом – ведущий физик-теоретик, который стал философом; в своем сочинении «Целостность и скрытый порядок» он привел убедительные доводы в пользу существования двух порядков реальности, скрытого и явного. В то время как второй является «реальным миром», который мы можем воспринимать через органы чувств, это лишь развертывание более глубокой, «скрытой» реальности, которая содержит любые возможности. Оба порядка являются частями «голографического движения», текучей и целостной реальности. Это очень похоже на целостность Вселенной, о которой говорил Геркалит; только люди разделяют вещи на составные части и категории.
Историческая одержимость философии вопросами «что такое реальность?» и «что есть истина?» рассматривается некоторыми комментаторами как ложный маневр.
Жан Бодрийяр заявил, что в пресыщенном медийном мире, где мы теперь живем, понятие «реальность» вообще не имеет смысла. В гиперреальной Вселенной что-либо бывает реальным лишь в том случае, если оно может воспроизводиться или повторяться бесконечно, а того, чем нельзя поделиться электронным способом, просто не существует. Современный человек больше не является самостоятельной личностью в поисках истины, но скорее похож на механизм, который потребляет и воспроизводит идеи и образы.
На Бодрийяра повлиял Маршалл Маклюэн, который утверждал, что средства массовой информации и технологии связи не были нейтральными изобретениями, а фактически изменили наш образ жизни. До появления алфавита главным из пяти человеческих чувств был слух; после его изобретения пальма первенства перешла к зрению.
Алфавит заставляет нас думать последовательным образом – в форме конструкции предложений, с последовательной связью фактов или концепций. Новая медийная среда является многомерной, а информация от нее теперь поступает с такой скоростью и плотностью, что мы больше не можем как следует упорядочивать и осмысливать ее. На современных детей влияют не только их родители и учителя: они открыты всему миру.
Вот знаменитое выражение Маригалла Маклюэна:
«Мы живем в дивном новом мире сиюминутности. «Время» перестало существовать, «пространство» исчезло. Теперь мы живем в глобальной деревне… в одновременном хэппенинге».
Имеет ли смысл аллегория Платона с пещерой в этом новом медийном мире? Действительно ли мы утратили всякую возможность восприятия реальности, и имеет ли это значение? Такие вопросы уводят философию в будущее, но одно несомненно: мы больше не можем рассматривать себя отдельно от технологии.
По мнению новых мыслителей-«трансгуманистов», мы больше не живем в мире, где люди просто пользуются технологиями; машины являются частью нас самих и во все возрастающей степени становятся продолжением наших тел – через них мы воспринимаем самих себя и окружающий мир.
Заключительное слово
Гегель имел необыкновенно широкий и непредвзятый взгляд на философию. В комментарии к его знаменитой «Феноменологии духа» традиционные философы рассматривают свою дисциплину как поле для соперничества, на котором может «победить» только одна система взглядов. Они относятся к философии как к полю боя, где сталкиваются позиции и идеологии. С другой стороны, Гегель смотрел на философию с высоты птичьего полета: каждая соперничающая система имеет свое место, и со временем их борьба будет способствовать «постепенному раскрытию истины».
Сформулировав эту мысль в ботанических терминах, он написал, что о почках забывают, когда они расцветают, а цветы, в свою очередь, уступают место плодам, которые раскрывают истину, или предназначение дерева. Целью Гегеля было освобождение философии от однобокости и представление истины в целом. Лучше рассматривать богатство и разнообразие культуры и философии как один великий проект.
В трактате «О небосводе» теолог и философ Фома Аквинский написал:
«Изучение философии имеет целью знать не то, о чем думают люди, а истинное устройство вещей».
Это и наша цель, но знание того, о чем думают люди, все равно может помочь нам. Если вы не придерживаетесь твердых взглядов на жизнь, то на страницах этой книги вы найдете множество сильных идей и концепций, которые помогут вам увидеть вещи в новом свете или, что еще лучше, изменят ваше нынешнее мировоззрение.
Поиск определенности естествен для нас, но если существует какое-то абсолютное знание, наши вопросы и сомнения не могут изменить или отменить его. Таким образом, изучая великие философские труды, вы ничего не теряете, но можете приобрести многое.
50 великих книг по философии
Состояние человека
1958
«Своими словами и поступками мы приобщаем себя к миру людей. Это приобщение похоже на второе рождение, которым мы подтверждаем непреложный факт нашего появления на свет. Оно… начинается с нашего прихода в мир и с того времени, когда мы реагируем на что-то новое по собственной инициативе».
«Задача и потенциальное величие смертных людей заключается в их способности создавать вещи – слова, поступки и творения, – которые заслуживают бытия и по меньшей мере до некоторой степени сообразуются с вечностью».
В двух словах
Неожиданные поступки заложены в природе человека, и каждое новое рождение приносит возможность изменить мир.
В схожем ключе
Анри Бергсон. Творческая эволюция (стр. 108)
Мартин Хайдеггер. Бытие и время (стр. 232)
Глава 1
Ханна Арендт
Ханна Арендт, родившаяся в Германии, была одним из ведущих американских интеллектуалов XX века и приобрела известность своим исследованием о Гитлере и Сталине «Истоки тоталитаризма» (1951), а потом прославилась книгой «Эйхман в Иерусалиме» (1962), исследованием суда над нацистом Адольфом Эйхманом, включавшим ее концепцию «банальности зла».
Книга «Состояние человека»[1 - На русском языке книга выходила под названием «Vita activa, или О деятельной жизни». – Здесь и далее прим. перев.] лучше всего представляет ее общие философские взгляды. Хотя это научная работа, часто непростая для понимания (Арендт была специалистом по античной Греции и Риму), она очень оригинальна. Ее можно изучать как сочинение в области политической философии, но в ней также присутствует воодушевляющая теория о возможностях человека.
