– Значит, ты присутствовала при всем этом?
– Когда Сантьяго убил мою семью и разукрасил их лица? Да, я была там.
Виктория вздохнула и едва заметно улыбнулась – той самой улыбкой, за которой, по словам доктора Макса, она пряталась от всего мира. Это было неизбежно. Когда она поняла это, ухмылка уже приклеилась к ее лицу. Скулы заломило, ноздри раздулись. Она знала, о чем сейчас хочет спросить Джордж, словно вопрос был написан у него на лбу. Последние двадцать лет Виктория задавала себе тот же самый вопрос: почему? Почему убийца не пошел до конца? Почему он оставил в живых только ее?
Джордж нашел более тактичный способ затронуть эту тему:
– Он не причинил тебе вреда?
– Со мной ничего не случилось, – соврала Виктория. Были границы, которые она не хотела переходить. Пожевала лед из своего стакана, чувствуя легкий привкус лимона. – Может, попросим счет?
– Конечно-конечно…
Они молчали, пока официант не рассчитал их.
– От моей истории людей точно не клонит в сон! – заметила она на прощание.
– Было приятно познакомиться с тобой поближе, Виктория. И… Мне правда очень жаль.
Он легонько дотронулся до нее, и Виктория не стала отдергивать руку. Они простояли так несколько секунд, пока Джордж не направился к метро. Виктория смотрела, как он не оборачиваясь спускается по ступенькам на станцию. Она была уверена, что Джордж навсегда исчезнет из ее жизни – перестанет ходить в кафе «Моура» и выберет другое место, чтобы работать над романом. А через несколько месяцев со смехом расскажет друзьям, как встретил одну сумасшедшую и еле спасся.
Несмотря ни на что, Виктория развеселилась. Ей нравилась ночная Синеландия[21 - Синеландия – популярное название одной из центральных площадей Рио-де-Жанейро. Официальное название – площадь Флориану Пейшоту, в честь второго президента Бразилии Флориану Пейшоту.] – подсвеченный Муниципальный театр, летающие вокруг голуби и клянчащие мелочь музыканты. Она надела наушники. Ночью улица не так переполнена, а уличные торговцы уже ушли, поэтому бо?льшую часть пути Виктория шла по тротуару, избегая темных мест и опасаясь малолетних карманников, которых в этой части города становилось все больше.
Вечер прошел лучше, чем она ожидала. Джордж оказался приятным собеседником, хотя и немного обиженным на весь мир. Во время разговора он не был таким напористым, как Арроз: не спрашивал, почему она не пьет, не задавал неудобных вопросов и не собирался провожать ее домой в нелепом порыве рыцарства. Может быть, именно поэтому она почувствовала себя достаточно непринужденно, чтобы все ему рассказать. Только сейчас до нее дошло, что она открыла постороннему человеку свое прошлое, о котором ни разу не говорила Аррозу за несколько лет их дружбы.
Дома она направилась прямо в спальню, села на кровать и сняла брюки, напевая про себя Killer Queen[22 - Killer Queen – знаменитая песня английской рок-группы «Куин».]. Виктория слишком устала, чтобы принять душ, и решила отложить до завтра. Сейчас Джордж наверняка уже «гуглит» все подробности ее жизни: фотографии с места преступления, видео соседей, излагавших свою версию событий, подробные отчеты. Наплевать. Открыто выложить все хотя бы раз оказалось приятно.
Но это была не вся история. Есть кое-что, о чем не знает никто – даже доктор Макс. В свое время газеты не написали об этом, а с годами Виктория так тщательно отрепетировала свою версию, что никто не сможет заподозрить, будто она что-то умалчивает. Теперь, лежа в постели, девушка отстегнула протез левой ноги, крепящийся к нижней части бедра, прислонила у изголовья кровати и легла спать, думая о Джордже и тех приятных мелочах, которые так привлекали ее в нем.
4
Ложка. Еще ложка. И еще одна. Виктория наблюдала, как тетя Эмилия ест. Приподнявшись на кровати, старушка причмокивала сморщенными губами и смаковала йогурт во рту, прежде чем проглотить его. Она смотрела на внучатую племянницу с заговорщической улыбкой, словно они совершали тяжкое преступление. Время от времени капля стекала по ее подбородку и падала на мятую ночную рубашку, но это нисколько ее не волновало.
– А еще что-нибудь есть? – спросила она, закончив.
Виктория кивнула, достала из рюкзачка новый стаканчик с йогуртом и сорвала крышку обкусанным ногтем.
– Ты так добра ко мне, милая, – благодарно произнесла тетя Эмилия. Она по привычке поправила редеющие волосы, взяла стаканчик и стала молча есть, облизывая ложку. Ее безмятежность, удовольствие от простого клубничного йогурта, купленного в магазине на углу, приободряли. Навещать тетю Эмилию по средам – в свой выходной в кафе – наименьшее, что Виктория могла сделать после случившегося.
В ту ночь, когда Таггер ворвался в дом, девочка позвонила двоюродной бабушке, умоляя о помощи. Тетя Эмилия примчалась в считаные минуты (она жила всего в трех кварталах) и нашла племянницу на диване, без сознания и всю в крови. Увидев последствия жуткой бойни, Эмилия сумела быстро взять себя в руки. Она оберегала Викторию, когда журналисты предлагали большие деньги за интервью и фотографии перепуганной девочки, чтобы разместить их на первых полосах газет. Ни одного реала не взяла у этих стервятников. Все месяцы, которые девочка провела в больнице, тетя была рядом с ней, а потом забрала ее домой и заботилась о племяннице. Эмилии пришлось продать школу, чтобы не остаться совсем без денег. Здание стало бешено популярным, а позже было перепродано и превращено в одну из евангельских церквей – Универсальную церковь Царства Божьего. А дом, где все произошло, не могли продать много лет, пока кто-то из соседей не купил его по смехотворной цене.
В 2014 году произошел несчастный случай. Поливая в гостиной растения на подоконнике, Эмилия отвлеклась, запнулась об ковер и упала, сломав шейку бедра. Вернувшись с работы, Виктория нашла тетю без сознания и сразу вызвала «Скорую». После сложной операции врач сообщил, что Эмилии какое-то время придется пользоваться костылями. Если ей станет лучше, через несколько месяцев она сможет перейти на трость, но уже никогда не будет ходить как раньше. Виктория была очень близка к тому, чтобы лишиться двоюродной бабушки. Она вдруг столкнулась со страшной перспективой остаться в этом мире совершенно одной.
Виктория пораньше взяла отпуск, чтобы ухаживать дома за тетей. Скоро обеим стало ясно: девушке нужно вернуться на работу, иначе она потеряет ее. Эмилия сама решила перебраться в дом престарелых. Поначалу такая идея показалась Виктории бредовой, но это было вполне закономерно: тетя Эмилия заботилась о ней всю свою жизнь, теперь Виктория должна отплатить ей тем же.
Девушка очень плохо перенесла ее переезд в дом престарелых в районе Катете. Она чувствовала себя брошенной и перестала ходить к психиатру. А без присмотра доктора Карлоса и тети стала все больше и больше пить – и на работе, и по ночам в барах района Лапа, – пока однажды не очнулась на тротуаре под палящим полуденным солнцем; у нее был солнечный ожог, и ломило все тело. Прохожие думали, что она бездомная. Ее доставили прямиком в больницу с солнечным ударом и обезвоживанием. Едва Виктория выписалась, как снова принялась за старое.
Прошло уже несколько лет, но она до сих пор считала неправильным, что тете приходилось жить в таком душном месте: с узкими коридорами, резким запахом одеколона, ток-шоу с утра до ночи по маленькому телевизору и безвкусным супом на ужин. К тому же ее беспокоили все эти старики-маразматики, которые стонали в своих комнатушках или выкрикивали всякий бред. Но жизнь вообще несправедлива; Виктория поняла это слишком рано.
Когда тетя Эмилия закончила трапезу, Виктория встала со стула, прилегла рядом и прижалась к ней, обнимая иссохшее тельце, как подушку. Эти минуты близости между ними значили очень много для девушки. Она ни с кем никогда так не сближалась. Ей нравилась кожа на руках двоюродной бабушки – тонкая, почти прозрачная, с выступающими фиолетовыми венами. Спина тети Эмилии была усыпана пигментными пятнами. Старушка пользовалась слуховым аппаратом, который пыталась спрятать в тонких серебристых волосах.
– Ты изменилась, – улыбнулась бабушка.
– Я? Нет… – Виктория отвернулась и уткнулась лицом в ее колени, вдыхая аромат: тетя Эмилия надушилась после ванны.
– Ты с кем-то познакомилась? – полюбопытствовала старушка. Она оставалась такой же проницательной, как и прежде, и сразу перешла к делу.
– Да. Кажется, у меня появился новый друг.
– Симпатичный?
– Просто писатель, который после обеда сидит в нашем кафе и пишет.
– Он пригласил тебя на свидание?
– Мы вместе выпили колу.
– Похоже, он тебе понравился.
– Ты говорила то же самое про Арроза.
Тетя Эмилия победоносно приподняла брови:
– Сейчас все по-другому. Ты не краснела, когда рассказывала об Аррозе.
Виктория не знала, что ответить. Двоюродная бабушка словно читала ее мысли.
– Просто удивительно, как ты похожа на отца, – продолжила тетя Эмилия. – Мауро был таким же. Молчаливым, загадочным. Мы тоже его о таком спрашивали, а он никогда не отвечал.
По правде говоря, Виктория почти не помнила родителей и брата. Когда все произошло, она была слишком маленькая. По словам доктора Макса, то, что ее мозг воздвиг защитные стены, вполне нормальная реакция. За все эти годы из бесед с тетей Эмилией девушка по крохам собирала сведения о своей наследственности: она скрещивала руки на груди, как брат, у нее были манеры и взгляд отца, улыбка и голос матери. Виктория воссоздавала свою семью, словно человек, читающий книгу и воображающий персонажей. Она узнала, что брат был фанатом «Звездных войн» и коллекционировал футболки разных команд. Отец был застенчивым, сдержанным и ни с кем не встречался до того, как познакомился с матерью Виктории. Мать была жизнерадостной, разговорчивой и требовательной к ученикам на уроках алгебры. Столько всяких историй…
В комнате тети напротив кровати, на деревянном стеллаже рядом с несколькими маленькими статуэтками святых, Библией и снимками самих Эмилии и Виктории разных лет стояла общая семейная фотография. Ее сделали в парке города Посус-ди-Калдас. Семья Виктории ездила туда на Пасху вместе с Эмилией. Девятилетний Эрик единственный на снимке не улыбался. Он злился, потому что родители отказались купить ему то, что он хотел. Виктория, счастливая малышка, уцепилась за ноги Мауро, а Сандра стояла рядом, красивая, с длинными волосами, улыбкой на лице и гордой учительской осанкой. Девушка замечала явное сходство между собой и матерью: те же светлые глаза, тот же тонкий рот и маленький носик. Только она ощущала себя ухудшенной мужеподобной копией Сандры.
– Меня никто не интересует, – закрыла тему Виктория.
– Не вижу в этом ничего дурного, – мягко ответила тетя Эмилия. – Я каждый день молюсь, чтобы ты встретила хорошего человека.
Будучи ревностной католичкой, старушка целые дни проводила в молитвах, за чтением Библии или просмотром записей месс по телевизору. Виктория покачала головой и улыбнулась. Ей в самом деле понравился этот писатель, и она действительно время от времени ловила себя на фантазиях о нем. Но кто захочет связать жизнь с таким безнадежным человеком, как она? Виктория предпочитала оставаться незамужней. Так безопаснее.
Она ушла из дома престарелых незадолго до полудня, собираясь дочитать «Коралину» Нила Геймана и смотреть фильмы весь остаток дня. Сегодня в кинотеатре день дешевых сеансов; к тому же она покупала билеты за полцены по удостоверению, которое подделал для нее Арроз. Потраченные на кино деньги она компенсирует тем, что в это время не будет включать дома кондиционер.
Виктория шла к метро, когда в кармане завибрировал мобильник. Она была уверена, что это Арроз – он много раз названивал последнее время, – но, к ее удивлению, это оказался Белино, или попросту Бели, хозяин кафе «Моура». Он не имел привычки звонить ей, тем более в выходной. Девушка сразу ответила.
С сильным португальским акцентом Бели объяснил, что у Эллен, другой официантки, возникли какие-то семейные проблемы и ей потребовался отгул. Кафе и так битком, а в обеденное время станет еще хуже. Они с Марго не справятся, и он хотел, чтобы она приехала как можно быстрее и подменила коллегу. Скрепя сердце Виктория согласилась: она не могла бросить его в беде. Бели был коренастым мужчиной с суровым выражением лица, грубоватый, но Виктория знала его уже много лет, и он приходился хорошим другом тети Эмилии – и, возможно, в прошлом не только другом. Под внешней вспыльчивостью она видела мягкую сторону старика. Кроме того, он предложил ей эту работу, когда девушка была совершенно разбита, ходила с мешками под глазами и постоянной головной болью от выпитого. Она перед ним в неоплатном долгу.
Виктория села в переполненный поезд, направлявшийся в северную часть города. Все эти люди, звуки, запахи и потные тела напоминали ей ад. Она шла по улице Ассемблея, держась поближе к обочине и избегая забитого народом тротуара. Подняв голову, увидела большую вертикальную вывеску кафе «Моура». Едва она вошла, как к ней направился Бели. Его лоб вспотел, а под мышками были отчетливо видны влажные круги. Он протянул ей фартук.
– Ездила в дом престарелых?
Виктория кивнула.
– Как она сегодня?
– Болтает, как всегда.
Бели часто навещал ее двоюродную бабушку, но они никогда это не обсуждали. Кафе уже было битком набито: оба этажа наполнились тихим гулом голосов и звяканьем тарелок. Аромат жареных кофейных зерен перебивал все остальные запахи. Направляясь к кассе, Виктория старалась не смотреть на стол, за которым обычно сидел Джордж. Она знала, что не найдет его там, – его не было и вчера в ее смену, но сама мысль о нем заставила ее оглянуться. К удивлению, Джордж оказался на месте.
Он снял наушники, облокотился на клавиатуру ноутбука и помахал ей рукой. Виктория почувствовала пробежавшую по спине дрожь и быстро отвернулась, будто не заметила его. У стойки она спросила Марго, не нужно ли ей что-нибудь, а затем помогла выложить на горячую тарелку ломтики панини[23 - Панини – итальянский вариант сэндвича.].
– Двенадцатый столик. – Марго добавила на поднос капучино.
Черт. Это же столик Джорджа.
Виктория застыла как вкопанная, не зная, что делать.
– Отнесешь это, дорогая?
Виктория не могла отказать. Со вздохом поправила бант в волосах, надеясь, что он не слишком перекосился, и взяла поднос. Так глупо с ее стороны соглашаться на свидание с посетителем… Теперь она не избавится от него при всем желании. Виктория подошла к столику, опустив глаза и пытаясь унять дрожь в руках. Если бы только на стене висело зеркало…
Она поставила чашку рядом с ноутбуком, избегая смотреть Джорджу в глаза.
– Рад видеть тебя сегодня, – сказал он.
– Не желаете сахар, сеньор?
Джордж вздохнул:
– В чем дело? Что-то случилось?
– Сахар? – повторила она.
– Я сделал что-то не так? Поговори со мной.
– Не могу. Я занята.
Он откинулся на спинку стула:
– Вчера произошло кое-что… Я хотел прийти сюда, но…
– Ничего страшного, – соврала Виктория.
– У меня появилась работа в Сан-Паулу. Мне нужно ехать туда на следующей неделе, но в пятницу я свободен. И очень хотел бы с тобой встретиться. Ничего такого… Можем просто посидеть и понаблюдать за людьми на улице, пойти в книжный магазин или…
– Нет.
– Ты не сможешь в пятницу?
Виктории хотелось сказать «смогу» – разумеется, она сможет, – но девушка злилась, что он не появился в кафе накануне. Джордж воспользовался ее колебанием, чтобы вручить салфетку с номером телефона. Виктория огляделась, быстро скомкала салфетку, пока никто не заметил, и отошла, надеясь, что писатель больше ни о чем не попросит. Весь день она не смотрела в его сторону, а Джордж громко печатал без остановки, словно провоцируя ее. Виктория слышала непрекращающееся «тук-тук-тук» по клавиатуре. Как ему только удавалось сосредоточиться?.. Виктория рассчитала его лишь в конце дня.
– Значит, в пятницу? – уточнил Джордж, оставляя на столе щедрые чаевые.
– Девять, восемь-восемь-девять-три, один-четыре-три-шесть. Позвони, – продиктовала Виктория и ушла. За стойкой она мысленно сосчитала до тридцати, пытаясь унять бешено колотящееся сердце.
Когда девушка оглянулась через плечо, Джордж уже ушел. Она что, спятила, давать ему свой номер? Неужели он так быстро запомнил его? Или его застали врасплох? Лучше не знать. В глубине души она понимала – доктор Макс прав. Чем меньше она контролирует себя, тем больше у нее свободы. И это хорошо. Прежняя Виктория ни за что не сообщила бы мужчине свой номер.
Люди встречаются с другими людьми вечером по пятницам – это нормально. К тому же Джордж и вправду мог стать просто другом. Да уж, ирония судьбы – и вместе с тем такая банальность… Нельзя делать из всего проблему. Психиатр и тетя Эмилия гордились бы ее поступком. Виктория вдруг ощутила, как ее переполняет сочувствие ко всему миру. Она даже была готова простить Арроза: он просто еще один парень, воспитанный в духе «нет ничего плохого в том, чтобы поцеловать женщину против ее воли». Он, конечно, уже усвоил урок. Наверное, пора ответить на его сообщения.
Оранжевое небо окутывало административные здания в центре Рио. Виктория решила присесть на скамейку на улице Лаврадио и полюбоваться садившимся солнцем за конусом кафедрального костела. Домой она добралась почти в восемь. По пути ее не смущали даже бары на углу улицы, битком набитые выпивающими после работы. В подъезде она столкнулась с Джексоном – соседом-проституткой. Его «точкой» была скамейка возле «Старбакса» в Синеландии. Судя по количеству вылитого на него лосьона после бритья, он направлялся на работу.
Виктория медленно поднялась по лестнице, опираясь на перила и рассеянно вспоминая подробности того момента, когда она продиктовала свой номер Джорджу: негромкие разговоры вокруг, выражение его округлившихся глаз, недоеденный круассан на столе. Прошла по коридору, ища ключи в боковом кармане рюкзачка. Но в нескольких шагах от двери замерла: дверь была явно взломана, а дверная ручка валялась внизу на коврике. «Черт, в квартиру вломился вор», – была ее первая мысль. Кражи со взломом в ее районе случались все чаще и чаще.
Девушка осторожно и совершенно бесшумно открыла дверь. Гостиная в идеальном порядке. Виктория огляделась по сторонам: стулья на местах, мягкие игрушки – на полках, рядом с приключенческими и научно-фантастическими книгами. Ноутбук, самая ценная вещь в квартире, по-прежнему лежал на диване. На кухне вроде тоже ничего не пропало. Виктория взяла самый острый нож из ящика стола и направилась к раздвижной двери, ведущей в спальню. Она была закрыта, как ее и оставили. Девушка на цыпочках прошла вперед и вошла в комнату, готовая ко всему. Если она закричит, соседи должны ее услышать. Но она не закричала. На стене над кроватью черной краской из баллончика были выведены огромные буквы:
ХОЧЕШЬ ПОИГРАТЬ?
У нее подкосились ноги, и Виктория рухнула навзничь. Ее вырвало прямо на одежду. Теплая вонючая жижа, стекавшая по блузке, не давала отключиться. Он все еще здесь, в комнате? Лежа на полу, Виктория изогнулась, чтобы поправить протез и сесть на корточки. Отодвинула нож и уперлась руками в пол, пытаясь подняться. У нее кружилась голова, волосы прилипли ко рту и потным щекам. Она попробовала встать, но локти подломились, и Виктория снова всей тяжестью рухнула на пол грудью и животом. Подползла к кровати, словно тонущий человек, и привалилась к матрасу, уцепившись за простыню. Ей удалось приподняться на несколько дюймов, опираясь на протез.
Она окинула комнату затуманенным взглядом, но, похоже, там никто не прятался. Может, в шкафу? Тут Виктория заметила на кровати, между подушками, в нескольких сантиметрах от себя что-то черное, похожее на большой кусок угля. У нее екнуло сердце: Абу. Она потянулась к плюшевому мишке и прижала к груди; ее трясущиеся руки испачкались в еще свежей черной краске.
* * *
Виктория отреагировала иначе, чем я думал. Делая этот ход, я рассчитывал, что она потеряет контроль над собой, почувствует себя беззащитной и сразу бросится ко мне за помощью. Она этого не сделала. С одной стороны, я разочарован. С другой – горжусь ею. Мне нравятся трудности. Нравится, что она превзошла мои ожидания. Это еще больше будоражит.
Наконец-то процесс пошел. Нельзя торопить события. Я ждал двадцать лет, все тщательно подготовил – и не собираюсь все испортить. Беру телефон и набираю ее номер. Не жду, что она ответит. Но важно, чтобы Виктория знала: я рядом, я забочусь о ней, она может на меня рассчитывать.
Все это часть моего плана.
5
Единственный источник света – уличный фонарь на углу; его лучи проникают через наглухо закрытое створчатое окно гостиной. Свернувшись калачиком на диване, Виктория уставилась на защитные устройства, установленные сегодня на ее дверь. Ей пришлось до дна опустошить банковский счет, чтобы оплатить полный комплект: пять замков трех разных марок. Помимо тройного, с никелированной цепочкой, позволяющей приоткрывать дверь, ей поставили два усиленных замка системы «Тетра» – один на уровне глаз, другой у пола – и два безопасных засова. Двойной слой пузырчатой пленки под входным ковриком должен был предупредить о чьем-то нежелательном визите. Теперь Виктория чувствовала себя чуть спокойнее. Она предпочла бы дверь со стальными пластинами, но такая стоила целое состояние. Все утро четверга ушло на мытье стены в спальне и отстирывание Абу в раковине. Она так старалась, что порвала его шерстку, и маленькие пенопластовые шарики выкатились наружу. Пришлось собирать их по одному и зашивать медвежонка. Еще она купила банку белой краски и перекрасила стену; сильный запах не выветрился даже к пятнице. Виктория посмотрела на кухонные часы, чувствуя: сейчас что-то произойдет. Было девять вечера.
Звуки с улицы с каждой минутой становились все громче. Вечера в районе Лапа всегда оживленные. Толпы людей из самых разных слоев собирались в барах, возле уличных ларьков с сэндвичами и коктейлями «Кайпиринья», на музыкальных площадках с самбой, регги или форро[24 - Форро – бразильский парный танец.], в караоке-барах и бильярдных. Со своего места девушка могла одновременно следить за дверью и окном. Она не спала почти двое суток; веки стали свинцовыми, голова отупела. Время от времени Виктория все же задремывала на диване, прижимая к себе Абу, ставшего блекло-серым после тщательной стирки. Но почти сразу просыпалась в холодном поту от слишком красочных кошмаров: топор, пробивающий деревянную дверь, как в «Сиянии»[25 - «Сияние» – кинематографический триллер-хоррор С. Кубрика по одноименному роману С. Кинга.]. У нее затекла спина, и постоянно подмывало опустошить целую бутылку водки, чтобы притупить боль. К счастью, Виктория не держала дома алкоголь с тех пор, как бросила пить. Она успела доесть остатки фруктов, хлеба и йогурта в холодильнике, а за день до этого поджарила последний кусочек куриного филе. Придется в выходные пойти в супермаркет и сделать огромное усилие, чтобы не прихватить с собой бутылку. На столе посреди комнаты на расстоянии вытянутой руки лежал кухонный нож, а рядом с ним – швейцарский армейский перочинный нож. Мобильник тоже был там, с полностью заряженной батареей – на случай, если понадобится позвать на помощь.
Вчера днем ей много раз звонил Бели. Наверное, беспокоился, что она не появилась на работе без предупреждения. Доктор Макс оставил несколько сообщений, потому что Виктория пропустила сеансы в четверг и пятницу. Арроз продолжал названивать без остановки, оставляя длинные голосовые сообщения, которые она не удосужилась прослушать. В полдень в четверг звонили с неизвестного номера, оказавшегося в итоге телефоном, нацарапанным Джорджем на салфетке. Может, хочет назначить свидание… После случившегося сама идея встречаться с посторонним человеком казалась абсурдной. Да и вообще с кем бы то ни было. Хотелось замуроваться и отгородиться от всего мира. Только это не выход.
Окно – путь отхода, если злоумышленник вернется. Будь это приличный дом вроде тех, где живут богатые люди в южных районах Рио, то в холле и на лестничной клетке стояли бы камеры, и Виктория смогла бы выяснить, кто вошел и разукрасил стену. Она подумывала расспросить соседей, не видели ли они постороннего, но это пустая трата времени. В дом постоянно входила и выходила куча народу. Тот же Джексон всегда водил клиентов к себе. Иногда из-за стенки до нее долетали стоны, и, когда ей это надоедало, она включала музыку в наушниках.
