Прямо у подъезда особняка Маня почти наткнулась на высокого и лохматого человека, очень знакомого.
– Ба, – сказал человек весело, и Маня сообразила, что перед ней следователь Раневский, – Мария Алексеевна!.. А я думал, народное вече у нас возродилось!
– Возродилось, возродилось, – подтвердила Маня на ходу. – Давайте зайдём уже!
– Вот ещё здесь подпишите, ну, пожалуйста! На работе расскажу, никто не поверит!
– А мне для тёти! Она вас читает! Мне некогда, а ей делать нечего, она на пенсии уже!
– И селфи! Ну, пожалуйста!
Маня лихо расписалась ещё несколько раз, скроила несколько улыбок, забралась по пологим ступенькам и нырнула в глубь особняка.
– У-у-уф!..
Охранники стояли в дверях и смотрели на неё, вытаращив глаза.
– Вы и вправду знаменитость, Мария Алексеевна. Я как-то сразу не понял.
– Это потому, что вы книг не читаете, – огрызнулась Маня.
– Роман Андреевич, мы не знали, что делать, – виновато проговорил один из охранников, видимо старший. – Мы не ожидали.
– Да всё нормально.
– Вам нужно свисток носить, – сказал Раневский. – И свистеть в него, когда на вас люди бросаются. Чтоб охолонули.
Маня покивала.
– И часто так бывает?
Маня посмотрела на него и сказала неопределённо:
– Бывает.
– А вы зачем здесь?
Роман Сорокалетов быстро взял её под руку.
– Вдова Максима Андреевича очень просила с ней поговорить. Здесь, в офисе. Дома она находиться не может.
– Оно и понятно, – протянул следователь Раневский. – Выходит дело, все в сборе, вся компания! И вдова, и заместитель, вы ж заместитель, да? И вот… знаменитая писательница!.. Если вдове так нужно поговорить, поговорите, а я заодно ещё разок послушаю.
Маня вовсе не была уверена, что вдове захочется разговаривать с ней в присутствии следователя Раневского, и по писательской привычке всё примерять на себя она опять подумала, как ужасно случившееся и что она, Маня, совсем не знает, что бы стала делать в таком положении!
По широкой пологой лестнице с расписными вазами на нижних и на верхних ступенях они поднялись в вестибюль, светлый и просторный, окнами выходивший на старые липы в сквере.
– Максим Андреевич в том крыле сидел, – проинформировал Роман. – Нам туда.
Маня шла, втянув голову в плечи, и старательно не смотрела по сторонам. Ей казалось, что в помещении стоит гробовая тишина и люди за стеклянными перегородками как по команде поворачивают головы и провожают их глазами.
…Беда, какая беда.
За огромным старинным столом в просторной приёмной сидела девушка. Она плакала и сморкалась в бумажную салфетку. Несколько мокрых бумажных комков валялись перед ней – должно быть, плакала она уже давно.
Завидев процессию, она отвернулась, изо всех сил вытерла глаза, смахнула на пол комки и поднялась.
– Роман Андреевич, мы вас… ждём. Я не знаю, что делать, все звонят, а я… я не знаю, что отвечать!
Глаза у неё снова налились слезами. Маня почувствовала, что тоже вот-вот заплачет.
– Раневский из следственного комитета, – отрекомендовался следователь. – Вы кто? Помощница?
– Секретарь, – старательно выговорила девушка, губы у неё кривились, и лицо сильно припухло. – Помощник ещё… ещё не приходил. И, наверное, не придёт сегодня. Она… в больнице с гипертоническим кризом. Утром «Скорая» увезла, когда… стало известно про Романа Андреевича.
– Там? – Роман кивнул на двери в кабинет, и секретарша затрясла головой.
Маня собралась с силами, расправила плечи, выпрямилась, сразу оказавшись с Раневским почти одного роста, и мрачно сказала, что зайдёт одна.
– Дайте нам пять минут. – Она выразительно посмотрела на следователя. – Всё равно ничего нового я не скажу.
Раневский помолчал, а потом открыл перед ней дверь.
Кабинет был огромный и на первый взгляд совершенно пустой. В нём странно сочетались арочные окна, как в дворянском собрании, ультрасовременная мебель, как на выставке прогрессивных дизайнеров, резной книжный шкаф, как из кабинета баснописца Ивана Андреевича Крылова, и огромные фотографии машин и механизмов на стенах, как на Франкфуртской промышленной биеннале!
Двери на балкон были распахнуты, ветер шевелил лёгкие шторы.
– Женя! – позвал вошедший следом за Маней Роман. – Ты здесь?…
Маня вдруг подумала, что незнакомая ей Женя не дождалась и выбросилась в окно – просто чтобы больше не ждать!..
За тонкой шторой возник человек – тёмный силуэт.
– Я здесь.
Роман подтолкнул Маню в сторону балкона, и она пошла как под наркозом.
Балкон оказался целой террасой – с деревянным полом, диванами, креслами и барной стойкой. И цветы! Везде цветы дивной красоты.
– Здравствуйте, – пробормотала Маня в сторону женщины, сидящей на диване. – Меня зовут Маня Поливанова. Вы меня извините, я совершенно не умею выражать соболезнования…
– Не выражайте, – сказала женщина. – Присаживайтесь.
Маня плюхнулась напротив, изо всех сил стараясь не смотреть на вдову. Но не выдержала и быстро взглянула.
Женщина казалась словно стёртой ластиком: серые щеки, зеленоватые губы, глаза, подёрнутые пеленой, как у больной птицы. Только на щеках горели два алых пятна.
– Меня зовут Евгения, – сказала женщина стёртым голосом. – Можно Женя. Я жена Максима. Расскажите мне, как всё вчера было. Я и не знала, что вы должны приехать, Макс мне не говорил.
– Да мы на ходу договорились, Жень, – тихо проговорил Роман. – Я ему утром позвонил и спросил, можно ли Маня заедет иконы посмотреть.
– Я книжку собралась писать, – пробормотала Маня Поливанова, – про похищение иконы.
– Макс увлекается изображениями святого Серафима Саровского и всё о них знает. Но я не слышала, чтобы их крали! Есть знаменитая история о Казанской Божьей Матери, как раз о похищении.
– Я хотела расспросить о Серафиме.
Маня собралась с духом и посмотрела ей в лицо. Вдова улыбалась.
Должно быть, в прошлой, вчера закончившейся жизни она была красивой женщиной: статная, с округлыми плечами, длинной шеей и породистым носом. Короткие светлые волосы пострижены первоклассно – понятно было, что утром женщина не смотрела на себя в зеркало и всё же выглядела ухоженной.
Только ногти все обгрызены, и лак облупился – этот диссонанс почему-то поразил Маню.
– Я приехала к вам домой довольно рано, ну, в первой половине дня. Максим Андреевич показал мне коллекцию икон Серафима Саровского. А потом мы пошли в сад, и он принёс чай. И пригласил меня на пристань.
– Это он любит, – согласилась Женя. – Всех гостей туда таскает.
– И по дороге… всё случилось, – беспомощно выговорила Маня. – Я не знаю, как об этом вам рассказать!..
– Как всем, – перебила вдова, – так и мне. Я вас прошу. Мне нужно знать.
– Жень, там в приёмной следователь из комитета, – вмешался Роман. – Если он придёт с вопросами, ты… того… не пугайся.
– Чего же мне пугаться? – спросила Женя и опять улыбнулась. Лучше бы она не улыбалась! – Теперь-то уж точно нечего. – И перевела взгляд на Маню. – А с нашим Романом вы давно знакомы?
– С институтских времен, – сказала Маня.
– Мы из нашего политеха к ним в универ на дискотеки ходили. У нас парни, а у них девицы. В порядке культурного обмена, так сказать.
– Дружите? – Женя посмотрела на Романа, а потом снова на Маню. – Вы же такая знаменитость!
Та промолчала.
– Хорошо, – продолжала вдова, – что вы не забываете старых знакомых. Максим тоже никогда не забывает. Как вас зовут, я забыла? Людмила?
– Псевдоним Марина Покровская, а вы зовите Маней.
– Расскажите мне в подробностях про вчерашний день, Маня. Вчера ведь был выходной. Вы по выходным работаете?
– По-разному, – пробормотала Маня. – Бывает, что работаю – когда роман нужно сдавать, а у меня конь не валялся.
– Вы смешно говорите.
– Вчера утром позвонил Ромка, то есть Роман, – продолжала Маня, – и сказал, что договорился с Максимом Андреевичем и я могу подъехать.
– Ты был с ним здесь, на работе?
– Нет, – удивился Роман, – я ему позвонил. Он сказал, что минут через сорок будет дома и готов принять Марину Покровскую, если ей нужна консультация.
– Странно, – заметила вдова. – А я подумала, что вы оба были здесь, в офисе.
– Макс, может, и был, а я точно не был.
– И вы поехали, Маня? Максим был один?
– По-моему, один. В саду я никого не видела, и меня никто не встречал. Я позвонила в ворота, мне открыли, и я зашла в дом. И сразу попала в комнату с иконами. – Тут Маня вспомнила. – Да, он сказал, что никого нет, даже домоправительницы! И принёс чай. Это уже когда мы на улицу вышли.
Вдова смотрела на Маню, и взгляд у неё словно не фокусировался, расплывался.
Маня терзалась чувством вины: с ней-то, с Маней, ничего не случилось, а мужа этой женщины убили! Застрелили прямо у неё на глазах!..
– Мы выпили чаю, поговорили…
– О чём?
– О Москве и о Сочи. Ваш муж сказал, что знаменитости должны отдыхать в особняках в Сочи, а не в деревне, а я сказала, что все деловые люди должны жить на Остоженке в Москве, а не в Беловодске.
Женя опять засмеялась.
– Да, мы как-то никогда не хотели в Москву. Когда сын учился, мы регулярно приезжали, но так, по необходимости и без всякой охоты.
Маня дорого бы дала, чтобы сейчас её… отпустили. Чтоб не рассказывать дальше.
И словно её кто-то услышал. Вдруг налетел ветер – ни с того ни с сего! – разметал цветы, погнал по дощатому полу террасы сорванные молодые листочки, поднял в сквере столб пыли. Моментально потемнело, и ударил отвесный дождь. По дорожкам, прикрывая головы руками и пакетами, в разные стороны побежали люди.
– Скорей, скорей! – Роман придержал балконную дверь.
Маня вскочила в комнату и сразу стала отряхиваться, как мокрая собака. Следом вошла Женя, с её волос на ковёр падали крупные капли.
– Вот и дождь, – зачем-то сказала она.
На пороге появился следователь Раневский и спросил деловито:
– Поговорили?
Маня посмотрела на него, и Роман посмотрел, а вдова не обратила никакого внимания.
Полой рубахи Маня протёрла забрызганные стекла очков, Роман стряхнул дождевую пыль с брюк. На левой ноге, выше носка, у него был намотан свежий бинт.
Маня посмотрела на бинт, хотела было что-то спросить, но осеклась.
Женя села на диван, должно быть, на своё привычное место – наверняка у неё в кабинете мужа было «своё место»! – и позвала Маню:
– Рассказывайте дальше, пожалуйста.
Маня уселась напротив и уставилась в ковёр.
Богатый ковёр, огромный, шёлковый. Глаз не оторвать.
