Я увидел, как вырастает на моих глазах (как дерево из семечка в научно-популярных телефильмах) член Марко, отклонившись в сторону «Кароль», как подсолнечник к солнцу.
В спальне Изабель лежала на спине, отбросив простыни, прикрыв глаза рукой. В их дешевом HLM[15 - Специальные дома для малоимущих.] для бедных было так тепло, что время от времени они открывали окна. Груди, выкормившие рыжую девочку, свалились в стороны. Отверстие удовольствий было прикрыто клоком черных волос. Я лег на нее. Из салона доносились шепоты Марко и «Кароль», потом шепоты перешли в равномерный скрип дивана.
Марко явился в спальню вместе с первым серым светом утра в щели затворенного окна. Я дремал, прижавшись к мягкому заду Изабель.
– Какие вы красивые, ребята! – воскликнул Марко. – Вы выглядите потрясающе!
Изабель пошевелилась.
– И ты красивый, Марко… – сказал я, открыв один глаз.
– Я не люблю цвет моей кожи, – серьезно заметил он, – альбиносная какая-то… Маленькая, – он наклонился к Изабель, – тебе было хорошо?
– Да, очень хорошо… – прошептала она. – А тебе?
– Не очень. Девочка оказалась слабенькой. Уснула с моим членом в ней… – Марко положил руку жене на живот, погладил его, съехал ниже и взъерошил, раздвинув, шерсть на отверстии. – О, красная! – с уважением произнес он. Во всех его восклицаниях и разглядываниях была определенная невинная искренность. – Эдвард, маленькая, покажите мне, как вы это делаете?!
– Уймись, – сказала она тихо. – Ложись спать…
– Ну пожалуйста, маленькая…
Она потерлась коленом о простыню, и зад ее под моим животом вздрогнул. Следуя сигналу, вздрогнул и мой член.
– Эдвард! – воскликнул Марко, заметив. – Ты хочешь ее… Вы друг друга хотите!
Со вздохом, надвинув на лицо подушку, латиноамериканочка съехала на спину. Раздвинула ноги. Я, приняв ее движение за приглашение, закинул на нее ногу.
– Нет, не так… – прошептал он. – Мне не будет видно. Маленькая, прими другую позу, пожалуйста, стань как собачка…
– Марко!
Но он уже переворачивал ее, ставил на колени. Она сгребла одеяло и сунула в него голову, отставила зад.
– Можно? – сказал он и коснулся моего члена. – Я хочу сам ввести тебя в нее… – Ведомый рукою мужа, член мой, раздвинув латиноамериканские сизо-черные волосы, вошел в отверстие, которое, согласно строгим стандартам прошлых времен, должно принадлежать исключительно ему. Добрый, он делился со мной.
Она плакала, дрожа приближалась к оргазму (Марко только что прервал меня, чтобы, кончив в жену, – до этого он мастурбировал, глядя на нас у края постели, – уступить мне место), когда за моей спиной, от двери, капризный голосок прохныкал:
– Что вы тут делаете без меня?!
– Возвращайся немедленно в свою спальню! – закричал отец. Сняв руку с живота жены, сквозь который прощупывал мой член, вскочил с колен.
– Я хочу быть с вами! – истерично заверещала Эммануэль.
– Дура! Тебе рано! Есть вещи, которые могут делать только взрослые…
– А-ааааааа! – зарычала, подняв высоко зад, мама Изабель и разрыдалась, резко опустив зад к матрацу.
Все стихло. Хлопнула входная дверь. Это, не выдержав наших страстей, сбежала от нас «Кароль».
Новый год я праздновал в окружении семьи. У меня в студии, по причине наличия камина. За праздничным столом. Рыжеволосая дочка принесла мне подарки. В камине пылал огонь. Марко, в черном свитере, склонив голову так, что чуб спал ему на глаза, сидя на стуле, неумело наигрывал на гитаре. От электрической плиты, где Изабель готовила пирог, доносились запахи корицы и кардамона…
К лету чудно сложившаяся семья, увы, развалилась. Причинами послужили зависть, высокомерие, эгоизм – и мой собственный, и других членов семьи, включая нашего ребенка. То есть, как видите, вовсе не секс, сплотивший нас. Однако некоторое время жизнь наша была великолепна.
Падение Мишеля Бертье
В войну он был начальником отдела разведки при де Голле, в начале пятидесятых вышел в отставку и так как всегда имел наклонности к литературе, то решил развить именно эту сторону своей натуры. И вот уже около сорока лет «шэр колонэль» существует в качестве писателя, критика и журналиста.
Я шел к нему в буржуазный дом в седьмом аррондисмане, дабы лично преподнести ему новую книгу. Раз в год он приглашал меня и уделял мне час-полтора из запасов своего, уменьшающегося куда быстрее, чем мое, времени. И граммов сто из запасов своего лучшего виски. В самые первые годы моей жизни в Париже мы встречались чаще. Очевидно, я был ему более интересен или же он еще не ценил свое время на вес золота, ныне же я шел на традиционную ежегодную, или, точнее сказать, ежекнижную, встречу.
Я вынул листок записной книжки (я имею привычку брать с собой лишь нужный мне лист, не таская всей книжки) и, следуя ему, набрал код. На щитке загорелась зеленая точка, и я, с трудом отведя массивную дверь всем своим весом, вошел внутрь. Собственно, подумал я, он мог бы со мною и не встречаться. Даже я видел уже в мире достаточно персонажей, и повторение многих из них начинает меня раздражать. Но, кажется, я ему всегда нравился. Вначале заинтересовал его моей первой книгой, затем второй, и так как он, очевидно, находил во мне все еще не известные ему черты… В холле его дома было тепло и чисто и хорошо пахло парфюмом, может быть, это были специальные духи для холла, как существует, например, туалетная вода для автомобилей и туалетов классных отелей? Или же это запах жидкости для чистки ковровой дорожки, ею устлана лестница? Я вошел в лифт и осмотрел себя в зеркале. Пригладил волосы рукой. Прикрыл дверь и нажал на кнопку шестого этажа. Его книги (я прочел одну и перелистал еще одну) оставили меня равнодушными. Я понял, что он, несмотря на войну, никогда по-настоящему не разозлился. Он был ок, писатель, но таких писателей в наше время много. Он принадлежал к племени здравомыслящих добрых дядь, их сочинения повествуют о торжестве вялого добра над таким же вялым и неэнергичным злом. Мне было непонятно, как он смог сохраниться таким хорошим в грязи войны. Я, даже в грязи мирного времени, пересекши три страны, сделался твердо и уверенно нехорошим, война, я думаю, сделала бы меня монстром. Его сочинения в точности соответствовали его внешнему облику дядюшки-профессора. Седовласый, пухленький, розовый лик с несколькими подбородками, одетый в хорошие шерстяные костюмы, всегда с отлично подобранным галстуком, склонный к добропорядочному консерватизму в одежде, Мишель Бертье предстал мне из автобиографической книги о своем детстве добропорядочным семилетним мальчиком. Другом еврейских польских мальчиков того времени. В коротких штанишках, однако уже тогда не расист, он защищал слабых, возвышал свой детский голосок, протестуя против насмешек и издевательств над плохо говорящим по-французски сыном польского беженца.
На лестничной площадке шестого я привычно свернул налево. Подняв руку к звонку, я подумал, а почему я общаюсь с ним ежегодно, в чем причина? Я надеюсь, что он опять напишет хвалебную статью о моей книге? Перевалив за 65 лет, Мишель Бертье, как это принято во Франции, автоматически сделался известным писателем. Французский писатель получает блага и известность за выслугу лет, подобно моему папе в Советской армии (там проблема решена бесстыдно: чем больше лет прослужил офицер, тем большее жалованье он получает…). Статья известного Мишеля Бертье о моей книге мне не помешает. Однако я уже перешел из разряда дебютантов в профессионалы, и мне не приходится ждать каждую статью с замиранием сердца, я уверен в себе, и желающие написать о моей книге всегда находятся. Зачем же я иду к нему? А, вот, я понял… У меня вспышка интереса к нему. Лишь год назад я узнал, что Мишель Бертье был офицером разведки. Это обстоятельство его биографии возвысило его в моих глазах необыкновенно. За пухлым улыбчивым мсье писателем я видел теперь всегда спектр молодого человека в униформе, и ради этого молодого офицера я простил Бертье его упитанные мидл-классовые книги.
Я позвонил. Возник и стал, усиливаясь, приближаться шум шагов. Не мужских, но женских. Жена Бертье, норвежка, сухая, высокая женщина, шла открывать дверь. Многочисленные замки защелкали, отворяясь.
– Бонжур, мадам!
– Бонжур, мсье Лимонов, коман сова, проходите! Мишеля еще нет, но он скоро будет.
Завешанная картинами и картинками прихожая. Особый запах музея, приятный, запах давно высохших красок, старых рам и благородного, скрипучего, но ухоженного паркета. Я позавидовал запаху. Я тоже чистое животное, но когда пещера небольшая, и в ней обитают двое, и вторая половина (красивая и своенравная) много курит, то запах есть. И запах еды присутствует, и сырости, и… Я имею то, что я имею… Если книгам его и жене-норвежке я не завидовал, то запах квартиры Бертье нравился мне больше, чем запах моей.
Церемония снимания бушлата, затем передвижения по коридору (несколько белых дверей прикрыты) в гостиную. В гостиной еще картины, но уже основные богатства: несколько хороших сюрреалистов, пара латиноамериканских известных художников (их я ценю меньше) и даже одна большая работа человека, которого я знал в свое время в Москве, не бесталанная, но все же находящаяся скорее в пределах этнографии, чем искусства. Ни один стул не сдвинут со времени моего прошлого визита. Сейчас она мне покажет, куда мне сесть, и предложит выпить. Покажет на диван, на ближнюю секцию его, а выпить я возьму «Шивас Ригал». Точно, именно на ближнюю секцию дивана указала ее подсохшая рука в благородных кольцах. Садитесь.
Из хулиганства я сел не на диван, но в «его» кресло. Она с удивлением взглянула на меня, но прошла к бару. Отворила створку.
– «Шивас Ригал»?
Интересно, каким методом она пользуется для запоминания… Записывает? Я уверен, что семья Бертье общается еще с по меньшей мере несколькими сотнями индивидуумов. Дух противоречия шепнул над ухом: попробуй взять водку!
– Водка стрэйт, если можно…
Она чуть вздрогнула спиной, но налила мне водки. Я терпеть не могу водку, и, отхлебнув полглотка, я мысленно выругал свой собственный дух противоречия, неуместно разыгравшийся сегодня.
– Как вы переживаете холода? – спросила она, усаживаясь в другое кресло и закуривая. – Насколько я помню, вы живете в мансарде в третьем? Надеюсь, у вас не очень холодно?
«Вот такими трюками, – подумал я, – Бонапарт завоевывал сердца солдат. "Шивас Ригал", место жительства».
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=68047780&lfrom=174836202) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Сноски
1
К себе (франц.). – Здесь и далее примечания автора.
2
«Тысяча листьев» (франц.).
3
«А сейчас кто кого!» (франц.)
4
«Меня зовут Эдуард» (франц.).
5
Электрообогреватель (франц.).
6
Комнаты для служанок (франц.) – обыкновенно помещаются на самом верхнем этаже, под крышей.
7
«Заткнись! Блядь!» (франц.)
8
Здесь в значении: у издательства «Рамзэй» (франц.).
9
Паштет (франц.).
10
Тушенка (франц.).
11
