Оказавшись снаружи, мы с Хартом поворачиваем налево. Идем в тишине, и несколько мгновений все кажется почти нормальным. Мне нравится знакомое шарканье шлепанцев по дощатому настилу. Этот звук у меня ассоциируется с летом, с Ла-Кашеттом.
Городок состоит примерно из двух дюжин маленьких домиков на сваях, соединенных между собой деревянной пешеходной дорожкой, приподнятой над землей. Все в этом городе построено таким образом, чтобы наводнения, приливы и речной ил протекали под нами. Мы находимся и не на воде, и не на земле. Когда происходит отлив, в распоряжении города появляется несколько ярдов суши. Хотя это с натяжкой можно назвать сушей. Когда прилив, то сложно понять, где заканчивается река и начинается город.
Прямо сейчас идет прилив, и вода под нашими ногами медленно прибывает. Я щурю глаза из-за слепящего света, отражающегося от реки, и из-за яркой белой краски. Весь город каждую весну покрывается краской. Красится каждый квадратный дюйм: все постройки, дощатый настил, даже причал. Все одинакового ярко-белого цвета. Вероятно, живя всю жизнь бок о бок с грязью и илом, местные жители жаждут чистоты.
«Мистическая Роза» расположена прямо в центре города, напротив речного причала, а дом Харта и Элоры находится ниже по реке. Он самый последний. В четверти мили и в целых пяти минутах ходьбы. На всех постройках в городе есть таблички над парадным крыльцом или написанные краской на окнах буквы, рекламирующие полный спектр эзотерических услуг. Тут все – от спиритических сеансов, гаданий по ладони до регрессии прошлой жизни[6 - Регрессия прошлой жизни – псевдонаучная техника использования гипноза для обнаружения воспоминаний людей о прошлых жизнях или реинкарнациях.]. Есть даже одна дама, утверждающая, что может контактировать с духами ваших умерших домашних питомцев и они – за номинальную плату, конечно, – передадут ей свои сообщения на великолепном английском.
Табличка, которая свисает с фасада маленького домика, где живут Элора и Харт, сделана из фанеры, вырезанной в форме сердца. Она выкрашена в ярко-красный цвет, с затейливыми золотыми буквами: «ЛЮБОВНОЕ ЯСНОВИДЕНИЕ. МИСС КАССИОПЕЯ, СОВЕТНИЦА В СЕРДЕЧНЫХ ДЕЛАХ»
Если вы принесете матери Харта что-то, принадлежащее вашему бойфренду, жене или жениху, она может сказать, любят ли они вас по-настоящему. Я миллион раз видела, как она это делает, и всегда безошибочно. Люди со всей страны присылают ей предметы по почте. Карандаш подружки или запонку мужа. Их гостиная обклеена приглашениями на свадьбу от счастливых клиентов. Я не сомневаюсь в ее таланте, но на самом деле ее зовут Бекки, не Кассиопея. В Ла-Кашетте граница между реальным и вымышленным становится размытой.
Дощатый настил заканчивается сразу за их домом, и именно туда направляемся мы с Хартом. Там, в речном иле ржавеет старая понтонная лодка, принесенная каким-то ураганом. Отец Элоры, Лео, приковал лодку цепью, чтобы ее не унесло при следующем наводнении, так она и осталась. Наверное, он надеялся когда-нибудь починить ее, но так и не решился. В то лето, когда нам было по семь лет, мы провозгласили ее местом своих постоянных сборищ. И с тех пор она стала нашей.
Лодка была нашим пиратским судном. Мать Евы сшила нам для нее флаг с черепом и скрещенными костями. Следующим летом лодка превратилась в космический корабль. А став старше, мы приходили сюда, чтобы украдкой выкурить сигарету или выпить по очереди банку пива. Большинство из нас первый раз там поцеловались. А некоторые – и того больше. Элора потеряла там свою девственность с Кейсом в то лето, когда нам было пятнадцать.
Харт спрыгивает на нос лодки. Высота не очень большая, примерно четыре-пять футов от настила, но мои ноги не такие длинные, как у него, поэтому я спускаюсь к нему по шаткой деревянной лестнице.
– Эй, Печенька, – поддразнивает он. – Ты живешь в Литл-Роке[7 - Литл-Рок – административный центр штата Арканзас, США. Слово «little» в английском языке означает «маленький».], потому что низкого роста? Или это совпадение? – Я закатываю глаза. Старая шутка, притом глупая, но сейчас я радуюсь ей. Харт смеется надо мной. Мне всегда нравились его морщинки в уголках глаз, когда он улыбается, и я радуюсь, что вижу старого доброго Харта, пусть даже эта вспышка радости длится только секунду.
Мы сидим вместе на одной из потрескавшихся скамеек. Навес у лодки давно отсутствует, и я рада, что нахожусь в тени единственного кипариса, который растет из темной воды в нескольких футах от нас. Я скидываю шлепанцы и притягиваю колени к груди.
– Ты видел Уилли Нельсона в этом году? – спрашиваю я.
Харт кивает.
– Вижу его буквально каждый день. По-прежнему здоровый, как баржа, и страшный, как смертный грех.
Уилли появился три или четыре года назад. Чудовищный аллигатор. В длину, вероятно, футов тринадцать. Местные наверняка пристрелили бы его на мясо, но туристы любят фотографировать Уилли. Когда река полноводная, он исчезает в глубине байу, а вскоре, когда вода начинает уходить, приползает в пруд. И так год за годом, потому что пруд никогда не высыхает. Однажды Лео застукал, что мы бросаем крокодилу хот-доги, и пригрозил вышибить дух из всех, включая Уилли. Мы существуем в состоянии осторожного перемирия. Уилли живет в своей части илистого пруда, а мы – в нашей.
Харт наклоняется и подбирает старый гвоздь, ржавеющий на дне лодки. Он швыряет его в сторону, где обычно обитает аллигатор, и я слышу, как гвоздь звонко шлепается в воду. Мы наблюдаем, как по поверхности начинает идти рябь, а в течение нескольких минут становится так тихо, что злое жужжание водяных насекомых кажется почти оглушительным.
Вскоре Харт вдыхает полной грудью.
– Мы охотились за фифолетом[8 - Яркий свет на болоте, который по легенде дезориентирует тех, кто пытается за ним следовать.]. Как делали в детстве, помнишь?
Я киваю. Все мы выросли, слушая рассказы о проказливых блуждающих огоньках, появляющихся в байу. Странные, жутковатые шарики колеблющегося голубого газа. Легенды каджунов[9 - Каджу?ны – своеобразная по культуре и происхождению субэтническая группа, представленная преимущественно в южной части штата Луизиана.] гласят, что, если ты достаточно храбр, чтобы следовать за фифолетом, они приведут тебя к пиратскому сокровищу контрабандиста Жана Лафита. Но часто фифолет балуется, уводя людей все дальше и дальше от безопасного места, пока они не исчезают в болотах.
Я вздрагиваю, потому что ощущаю старый страх, но Харт легонько подталкивает меня.
– Это ведь только легенда, Грейси.
– Да, – соглашаюсь я. Но эти легенды всегда меня пугали.
– Была вторая суббота месяца, поэтому все взрослые отправились вверх по реке в Кинтер на розыгрыш лотереи. И было совершенно нечем заняться. Это была идея Элоры. Она хотела пойти на охоту за фифолетом. – Он пожимает плечами. – Ну, мы и пошли.
Я жду, пока Харт вытащит из кармана рубашки потрепанную пачку сигарет. Вытряхивает одну и прикуривает ее прежде, чем продолжить:
– В ту ночь было очень темно. Луну заслоняли плотные облака. Мы не увидели никаких огней. Даже ничего не услышали. Это было жутковато. Такая зловещая тишина.
Я снова вздрагиваю, представляя себе эту картину. Здесь, на суше, в дневное время бывает так тихо, что услышишь, как падает капля. Но байу никогда не бывает тихим по ночам. Какофония звуков от насекомых, лягушек, сов и ревущих аллигаторов. Иногда так шумно, что ты не можешь заснуть даже в доме, со всеми закрытыми окнами и жужжащим кондиционером.
– У нас было немного пива, мы его выпили. Но Ева запаниковала и захотела домой. А Кейс решил играть в салки с фонариком. – Харт делает паузу, глубоко затягивается, выпускает дым и стряхивает пепел за борт лодки. – Но никто не хотел играть, нас это больше не увлекало. Кейс был злой, захмелевший. Ты же знаешь, каким он бывает. Он не хотел идти домой.
У Кейса самые красивые волосы, какие я когда-либо видела, глубокого темно-рыжего цвета. И характер под стать им. Бо?льшую часть времени с ним все нормально, но он может стать агрессивным, как водяной щитомордник, когда выпьет. У них с Элорой отношения с тех пор, как нам исполнилось двенадцать лет. Она время от времени встречается и с другими парнями, но у нее никогда не было настоящего бойфренда, кроме Кейса. «Не то, чтобы это любовь, – сказала мне Элора однажды. – Не то, чтобы с прицелом на будущее. Просто поразвлечься».
Харт докуривает и гасит сигарету.
– Ну мы и согласились. Играли у протоки Лайл. Потом настала очередь Мэки водить, и он очень быстро всех нашел. Всех, кроме Элоры.
– Что вы делали? – спрашиваю я.
– Кричали, что все закончилось и она может выходить. Но Элора не появилась. Мы решили, что она не могла уйти далеко, поэтому стали ее искать. – Харт проводит рукой по своим влажным от пота кудрям. – Неожиданно, буквально ни с того ни с сего начался шторм. Однако мы все равно остались. Искали несколько часов под чертовым ливнем.
Мне становится плохо при воспоминании о видении, в котором я увидела Элору, когда небо раскалывается и обрушивается ливень. Точь-в-точь как описывает Харт.
– Я оставил остальных искать у протоки, где Элора исчезла. Пришел домой и вывез квадроцикл. Ездил везде, где только можно. Проехал даже до острова Келлера. Вымок до нитки, вымазался в грязи и весь был покусан мошкарой.
– Нет. – Я качаю головой и подавляю поднимающуюся во мне панику. – Элора туда не пошла бы. Она боится того места.
Все мы его боимся. Элора ни за что туда не отправилась бы. Тем более в темноте. Тем более одна.
Ни в коем случае.
Только не на остров Келлера.
– Я знаю, – кивает он, – но, Грейси, куда-то же она должна была пойти!
Я крепче прижимаю колени к груди, вспоминая, как раньше Харт высмеивал нас с Элорой. Дразнил, что за нами придет Демпси Фонтено. Он опять вытряхивает из пачки сигарету и закуривает, затягивается и медленно выдыхает, а потом продолжает:
– После полуночи, когда все вернулись с лотереи, мужчины отправились искать Элору. Аэролодки и охотничьи собаки, мотовездеходы, поисковые прожектора. Кричали ее имя до самого утра, пока не охрипли. И абсолютно ничего. Ни одного чертова признака.
Он задирает край своей футболки, чтобы промокнуть вспотевший лоб, но толку от этого мало. Майка уже насквозь мокрая. Я плавлюсь в шортах и шлепанцах, не представляю, каково Харту в джинсах и ботинках. Он никогда не носит шорты, только когда мы плаваем.
– Вот такая история, – вздыхает он. – На следующий день рано утром Лео позвонил шерифу. Очень скоро полиция прочесала на лодках всю реку. Поисковые группы обшаривали байу. Двести волонтеров прочесали дюйм за дюймом то место, где Элора пропала. Точно, как по телевизору. – Харт опять подносит к губам сигарету. Затягивается, задерживает дым, а потом выпускает его. – Бесполезно.
Взгляд Харта устремлен куда-то вдаль, поэтому я пользуюсь случаем не торопясь рассмотреть его. Рассмотреть по-настоящему: его темные спутанные кудри, загорелую кожу, острые скулы, выгоревшие джинсы и старую серую футболку, туго обтягивающую широкие плечи.
В Харте есть то, что Лапочка называет харизмой, а под ней она понимает сексуальную привлекательность. И она не ошибается. Харт такой даже сейчас, когда на нем отразилась тяжесть последних нескольких месяцев.
Раньше, когда мы были младше, я думала, что мы можем стать больше чем просто друзьями. Харт даже поцеловал меня однажды, когда нам было тринадцать лет. Элора так об этом и не узнала, но она бы точно разозлилась. Это – наш единственный секрет от нее. Наш поцелуй ни к чему не привел, но порой я борюсь с желанием протянуть руку и зарыться пальцами в его прекрасные кудри.
И я чертовски отчаянно борюсь с этим сейчас. Я хочу этого так отчаянно, что ощущаю зуд в руках.
– Ты ее чувствуешь? – спрашиваю я.
Харт проводит рукой по щетине, затем делает еще одну затяжку. Только на сей раз его рука дрожит. Так сильно, что я беспокоюсь, что он может уронить сигарету на колени и обжечься.
– Да. – Следует долгий, наполненный дымом выдох. – Я чувствую ее все время, Грейси. В том-то и дело. Я чувствую ее каждую минуту каждого проклятого дня.
– Что именно ты чувствуешь?
– Страх, – отвечает он. – Ничего, кроме страха.
– Я тоже ее ощущаю.
Неожиданно Харт роняет сигарету, и она приземляется ему на колени, как я и предполагала. Но не обжигает его.
– Господи, – бормочет он и скидывает сигарету на дно лодки, затаптывая каблуком ботинка. – Боже мой, Грейси…
Я не собиралась рассказывать Харту о странных видениях, которые у меня возникают. У меня никогда не было дара. И я не хотела его иметь.
Я не хочу этого и сейчас.
– Что ты чувствуешь? – спрашивает он.
– То, что ты сказал. Ничего, кроме страха.
* * *
Беги и прячься.
Прячься, беги.
Я сосчитаю до десяти.
Пригнись и молись.
Я найду все равно.
Я найду и убью.
Я злодей Фонтено.
3
Мы с Хартом подскакиваем от неожиданности, когда раздается громкий рев парохода. Сегодня последняя суббота мая, нас ожидает трехдневный уикенд[10 - Последний понедельник мая в США – День поминовения, посвященный памяти американских военнослужащих, погибших во всех войнах и вооруженных конфликтах.]. Идеальная погода. Жарко, но не удушающе, как будет в следующие несколько недель. Местные должны заработать сегодня хорошие деньги.
Помимо управления магазином «Мистическая Роза» и гаданий, Лапочка часто действует как агент других эзотериков и ясновидцев города. За комиссионное вознаграждение, конечно. Туристы-однодневки сходят с пароходика и сразу направляются в ее магазин, намереваясь купить бутылку холодной воды и, может, открытку. Лапочка предлагает им услуги прорицателей: гадания на любовь, очистка энергии, общение с умершими питомцами. Все что угодно! Возникает толкотня, поэтому я знаю, что она рада во время горячего сезона моей помощи.
На другом конце пруда Уилли Нельсон выполз из жидкой грязи и греется на солнышке в высокой траве, словно ему абсолютно плевать на туристов. Как и на их деньги. Мне кажется, что Харт наблюдает за аллигатором с некой завистью. Он трет мыском ботинка ржавое пятно на корпусе лодки, а затем поворачивается и смотрит на меня.
– Объясни мне, что с тобой происходит, Грейси? – В голосе его слышится настороженность, и беспокойство отражается в его ореховых глазах. И теперь я сожалею, что вообще упомянула об этом.
– Не знаю, – пожимаю я плечами. – Ничего.
– Сны? – уточняет он, но я качаю головой.
– Нет, я плохо сплю.
– Тогда… как… это проявляется? Какие-то видения?
– Не совсем. Это просто… вспышки. Понимаешь? – Это звучит дико. Или, по крайней мере, звучало бы так в Литл-Роке. А в Ла-Кашетте это считается нормальным разговором. – Словно я вижу фрагменты той ночи, вижу то, что видела она. Думаю то, что думала Элора, и чувствую ее эмоции. Но я ничего не понимаю, все перемешано и беспорядочно.
Харт выковыривает грязь из-под ногтей, локти покоятся на коленях.
– Но эти вспышки… Ты полагаешь, они относятся к Элоре?
– Да.
– Что ты видишь? Конкретно? – Его голос спокоен. Но я на это не ведусь. – Или чувствуешь? – Челюсти Харта крепко сжаты, на скулах заиграли желваки.
Он явно боится. Меня. Того, что я знаю. Того, что собираюсь ему сказать. А я не хочу такой власти. Никогда не хотела.
Только не над Хартом.
Да и не над кем другим.
– Я не уверена, – признаюсь я. – Темнота. И вода. Буря. Внезапный дождь. – Следующую фразу я заставляю себя произнести. – По-моему, Элора от кого-то убегает. – Я слышу, как Харт резко втягивает в себя воздух, и ненавижу себя за то, что это из-за меня. – Я просто чувствую тот самый страх, про который ты сказал. Ужасный страх, от которого задыхаешься.
Харт берет меня за руку. Пальцы Харта жесткие и мозолистые.
– Да, – кивает он. – Мне тоже.
– Но я все равно надеюсь, что Элора жива.
– Грейси…
– Нет, послушай! Во всех этих видениях, или вспышках, или как их там, она всегда жива. Элора испугана, дезориентирована, возможно, ранена. Но она всегда жива! Я не вижу, чтобы Элора… – Я не могу выговорить это слово, но Харт заканчивает за меня:
– Ты никогда не видишь, чтобы она умирала.
Сверху, с дощатой дорожки, доносятся голоса и шаги, и мы с Хартом отстраняемся друг от друга. Он отпускает мою руку, а я вытираю потную ладонь о шорты. Это могут быть туристы, разыскивающие Уилли Нельсона.
Однако это не туристы.
Это остальные Летние Дети, они нашли нас и спускаются по приставной лестнице один за другим, как цирковые акробаты из-под купола.
Серафина.
Лисандр.
Мэки.
Евангелина.
