Любить нельзя. Расстаться
Галина Милоградская
Кап-кап-кап. Вода раздражала, каждой каплей – напоминание о том, что он не сделал. Не сказал. Пропустил. Каждая капля последние два года пустоты: встречи с друзьями без него. Вечера с детьми – без него. Пустая постель – опять задержался на работе. Когда-то она поддерживала. Понимала. Потом пыталась понять. Потом злилась. А потом… Пришло равнодушие.
Никита растворился в работе, в чувстве долга. В этом весь он, ей бы понять раньше. Только это ничего бы не изменило. Света устала быть одна при живом муже, а для Никиты её решение о разводе как обухом по голове – он не хочет терять ни её, ни детей. Сергей погряз в семейной рутине, а тут Инна – бывшая одноклассница, яркая, живая, страстная. Искушение даже для самого верного человека.
Три семьи на грани, три непростых пути: от развода к счастью, от счастья к разводу.
Галина Милоградская
Любить нельзя. Расстаться
Глава 1
Кап-кап-кап. Противный дребезжащий звук бил по нервам. Света сидела в темноте, не в силах даже подняться и закрутить грёбаный кран на кухне. Сухими глазами всматривалась в стену напротив стола. Там стоял комод – не надо его видеть, чтобы знать, что над ним висит несколько фотографий в рамках. Никита с друзьями. Их группа в универе. Они с Никитой под лепестками цветущей яблони – свадьба. Она с Алиной на руках – первый день дома. Он с Лёвой, а Алина подобралась сзади и пытается укусить отца за ухо. Никита в костюме, стоит у двери вполоборота – она сфотографировала, когда уходил: первый день на должности генерального директора. И ещё много, много фотографий в альбомах, счастливая жизнь, которая в какой-то момент свернула не туда. Света зажмурилась, но слёз по-прежнему не было. Хроническая усталость била слабостью по мышцам.
Кап-кап-кап. Вода раздражала, каждой каплей – напоминание о том, что он не сделал. Не сказал. Пропустил. Каждая капля последние два года пустоты: встречи с друзьями без него. Вечера с детьми – без него. Пустая постель – опять задержался на работе. Когда-то она поддерживала. Понимала. Потом пыталась понять. Потом злилась. А потом… Пришло равнодушие. Никита растворился в работе, в чувстве долга. В этом весь он, ей бы понять раньше. Только это ничего бы не изменило.
Кап-кап-кап. Внутри было так пусто, что хотелось выть, да голос давно сорван. В криках, когда пыталась достучаться. В рыданиях в подушку, чтобы не услышали дети. В горьком шепоте наедине с собой. Не было ни голоса, ни сил, ни желания что-то продолжать. Она сломалась, смирилась. Закончилась. Скольжение ладони по гладкому столу – помнила, как выбирали его. Если напрячься, вспомнит весь тот день, солнечный, пропахший персиками. Только счастья не помнила. Не чувствовала.
Кап-кап-кап. Поворот ключа в замке, шелест одежды, стук – сейчас он снимает пальто, разувается. Почти бесшумные шаги – всегда умел подкрадываться незаметно. Застыл в проёме, щёлкнул выключателем. Света прищурилась, подняла воспалённые, красные глаза.
– Свет? – голос низкий, такой знакомый и теперь не вызывающий ничего. Даже злости. – Что-то случилось? Где дети?
– У мамы, – звук оцарапал пересохшее горло. Света сглотнула, подавилась комком, глядя на свои пальцы, лежащие на столешнице. Ровные, коротко стриженные ногти, покрасневшие сухие костяшки, обветренная кожа.
– Света? – Никита зазвучал настойчивей. Подошёл, остановился в паре шагов. Горько. Он больше не кладёт руку на макушку. Не обнимает крепко. Не шепчет: всё будет хорошо.
– Я хочу пожить одна, – уронила безжизненно, поднимая глаза. – Я так больше не могу.
– Почему? – только и смог спросить он, склоняя голову набок. Скрип зубов, злой выдох – даже сейчас он не проявлял особых эмоций. Сухой вопрос, почти риторический.
– Мне надо подумать, Никит. О нас с тобой.
– Света. – Первая эмоция – удивление – сменилась страхом. Она чувствовала его и молила, чтобы ничего больше не говорил. Потому что тогда не сможет – сломается. Наговорит обидного, резкого. Того, что думает, о том, кем он по сути не является. Не для других. Для неё.
– Пожалуйста, – выдохнула тихо. – Дай мне время.
– Хорошо. – Он смирился. Посмотрел не читаемо: фирменный взгляд, ни одной эмоции. – Я соберу вещи.
– Никита, – впервые за весь разговор она растерялась. – Это твой дом. Я поживу в старой квартире.
– Это наш дом, – отрезал Никита. – Уйду я. – Вздохнул: – Не спорь.
И больше ни слова. Обошёл её, по коридору в спальню. Слабо заскрипела дверь, царапая по нервам, вынуждая вжать голову в плечи. Света порывисто выдохнула, от напряжения свело шею.
Никита прикрыл дверь, прислонился к ней. По лицу рукой судорожно, глаза накрыть, стиснуть крепко. Больно. Упустил, не удержал, потерял. Осознание ударило наотмашь – знал. Ждал с тоскливой обречённостью, не в силах остановить. Не в силах замедлить. Шёл домой, думая лишь об одном – как скажет, что через две недели передаст Алексею пост генерального. Как скажет, что всё исправит. Как скажет, что через месяц они поедут всей семьёй в Испанию, потому что так долго не были вместе.
Работа отняла так много и ничего не дала взамен. Он думал, справится, вместо этого как всегда всё испортил. Позволил отобрать у себя счастье, лишил себя самых дорогих людей. Света. Дочь. Сын. Столько тепла ему одному, незаслуженно. Знал, что когда-то это закончится, не думал только, что так быстро. Глупо надеялся успеть, сохранить, спасти.
Когда давал обещание отцу Алексея не думал, что всё так обернётся. Возглавить строительную фирму, сохранить, сберечь, приумножить: Никита привык платить добром за добро, а Александр Владимирович в своё время заменил ему отца, разве можно отказаться? И Света поддерживала, радовалась, знала – иначе он не может. Даже у безграничного терпения есть свои границы…
Он понимал Свету, как можно на неё злиться? Не смог стать тем мужем, что ей нужен. Думал, будет лучше, но только испортил ей жизнь. Ей, Алине, Лёве. Воздух сухой, горький, Никита задыхался, пытаясь привести дыхание в норму, заставить сердце биться. Движения механические: достать чемодан, лежащий на верхней полке – сколько лет назад его не доставал? Положить несколько смен белья, носков, пару комплектов повседневной одежды. Не смотреть внутрь шкафа не получалось, взгляд против воли по её платьям, кончиками пальцев погладить тонкую ткань. Когда она в последний раз их надевала? Когда он вообще в последний раз видел её в чём-то, помимо больничной формы и домашнего?
Никита проскользнул в ванную, стараясь не шуметь, будто в доме поселился смертельно больной человек. Собрал бритвенные принадлежности, зубную щётку, шампунь. Не мог вспомнить, остались ли в старой квартире полотенца – мысли отвлекали, простые, о незначительном. Только не обводить взглядом ванную, не думать о том, что он уходит из дома. Из дома, в котором несколько недолгих лет был так оглушительно счастлив.
Вернулся в спальню, застыл перед кроватью. На тумбочке с его стороны – блокнот с заметками. Даже дома он с ним не расставался. Теперь не пригодится. С её стороны пустая кружка, блистер с таблетками, забытая резинка. Горло распухло, сердце пульсировало прямо в гортани. Никита решительно застегнул чемодан, вытащил ручку и вышел, не оглядываясь. Света сидела там же, в той же позе. Даже не повернулась. Хрупкая сгорбленная фигурка с поблекшим, тусклым хвостом некогда роскошных каштановых волос. И в этом тоже была его вина: в том, что давно перестал говорить, как она прекрасна.
– Свет, – голос хриплым карканьем протолкнулся из горла, – что мы скажем детям?
– Я сама с ними поговорю, – она по-прежнему смотрела прямо перед собой. – Позже. – Всё же решилась, подняла на него глаза, сглотнула. И от этого звука, от того, как на её глазах вскипают предатели-слёзы у него подкосились колени. Но Никита стоял, держась из последних сил. Эмоции хлестали обжигающими плетями, вспарывая корку, которой успел обрасти за эти годы. Обещал защитить, обещал любить, обещал, обещал, обещал… Рука сама потянулась к её плечу, замерла на полпути. Он успел заметить горькую насмешку, потянул сухой воздух сквозь приоткрытые губы.
– Прости, – прошелестел еле слышно. Света вздрогнула, как от удара, резко обхватила себя за плечи, прикрыла глаза. Никита знал, что должен уйти, но не мог, не сказав главного. На выдохе: – Я люблю тебя.
Она сжалась сильнее, и Никита отпрянул, физически чувствуя, как рвутся натянутые между ними нити. Кивнул в пустоту, развернулся и вышел. Чемодан оглушительно грохотал по паркету, дребезжа по нервам. Поворот ключа, тихо-тихо прикрылась дверь. И пустота. Ушёл. Света сползла со стула, легла на пол, притягивая колени к груди. Скривила рот, беззвучно, сухо заплакала. Кап-кап-кап. Задребезжало, разбиваясь, сердце, осколками наружу с каждым выдохом.
Никита посмотрел на пустую комнату, поставил чемодан у двери и прошёл несколько шагов, прежде чем рухнуть на колени и затрястись. Терять всегда больно и всегда неожиданно. Терять по собственной вине больно вдвойне. Но сейчас ему не было больно – он чувствовал, что умирает. Что сердце, которое научилось любить и надеяться, разорвалось несколько минут назад, и их он провёл на чистом упрямстве. На привычке собирать себя по частям, когда небо обрушивается на голову. Больше не соберётся. Больше просто нет смысла.
Есть. Несколько глубоких, судорожных вдохов, пелена перед глазами, расплывающаяся кухня, светлое пятно от фонаря за окном. Есть дети, которых он не может оставить. Не имеет права. И есть надежда ещё увидеть Свету счастливой.
Глава 2
Ночь тянулась бесконечно. Две постели, два одиноких человека, добровольно загнавших себя в отчаяние. Самая красивая пара, по словам друзей. Самая счастливая семья, по шепоту завистников. Самая романтичная история любви. Оба думали об одном, думали и не находили ответ: почему они всё испортили?
Никита лежал на спине без движения. Только разулся, даже раздеваться не стал. Чемодан валялся где-то в гостиной, в голове – пустота с робкими проблесками солнечного света. Воспоминания, от которых не скрыться, как ни пытайся. Потерянное счастье, что теперь не подлежит восстановлению.
– Ты опоздал, – она улыбается, прикрывает ладонью глаза, щурясь от солнечных бликов, искрящихся на поверхности реки.
– Правда? Прости. Одна настойчивая старушка затянула меня в магазин, сказала, если не куплю у неё ничего, она разорится.
– И ты, конечно, помог ей, – скептично говорит Света, пытаясь разозлиться. Не получается. Они встречаются три месяца, а она до сих пор тает, когда слышит нелепые оправдания. Стоит только ему улыбнуться и прищурить тёмно-серые, грифельные глаза.
– Лучик, ты меня обижаешь! Я всегда помогаю милым старушкам! – Никита – сама невинность. Берёт её за руку и вдруг вкладывает в неё маленькую бархатную коробочку. – Если бы я не купил это, она точно пошла бы по миру.
– Что это? – голос Светы дрожит, глаза бегают от коробочки к его лицу и обратно.
– Доказательство того, что я никогда не вру, – всё ещё слегка обиженно говорит Никита, но тут же улыбается – эту улыбку она узнает, даже если его губы не дрогнут: она всегда отражается в его грифельных глазах. Он осторожно открывает крышку и ждёт, настороженно наблюдая за её реакцией.
– Никита, – шепчет Света, касаясь платинового ободка с квадратным изумрудом посередине. – Это… это что?
– Хм, – он смущённо трёт шею, – полагаю, это кольцо.
– Я вижу, что это кольцо. Что это?.. – Она поднимает сверкающий взгляд и тут же падает в его – серьёзный. Не отводя от неё глаз, он достаёт кольцо и надевает на безымянный палец.
– Ты согласна? – только и может выдавить он, пожалуй, впервые в жизни волнуясь настолько, что не может подобрать слова.
Несколько секунд Света смотрит на него, задыхаясь от счастья. А потом, не обращая внимания на прохожих, идущих через мост, бросается ему на шею.
Света не знала, сколько прошло времени. Судя по ощущениям, уже глубокая ночь, а утром опять в больницу. Нехотя встала, шаркая ногами, побрела в ванную. Несколько минут смотрела на стакан, в котором стоит одинокая зубная щётка. Моргнула. В ушах снова собственный смех, рука сама потянулась к фарфоровой вазочке, в которой лежит обручальное кольцо – сняла его несколько дней назад, когда приняла окончательное решение. В отличие от помолвочного это простое, гладкое. Только внутри выгравировано: Я всегда буду рядом. Буквы крохотные, тонкая, действительно ювелирная работа. Это была его клятва, которую он дал только ей. Её звучала: Я всегда в тебя верю. Света провела по буквам кончиком пальца. Качнула головой и бросила кольцо обратно в вазочку. Они не сдержали своих обещаний. Оба.
Прислонившись к зеркалу лбом, Света стиснула зубы и глухо замычала. Больно. Сердце болело, словно она вживую оторвала от него огромный кусок. Глубоко вздохнув, она выпрямилась и посмотрела на своё отражение. Тусклая. Когда-то яркой была, улыбчивой, а сейчас потускнела. Всего тридцать три, а кажется, что все восемьдесят: некогда бывшие блестящими, пшеничные волосы стали блеклыми. Зелёные глаза как будто помутнели, и губы стали блеклой тонкой ниточкой. В этом тоже виноват Никита, или она сама перестала заботиться о себе, растворившись в семье и работе?..
Никита отвык просыпаться здесь, но давно привык просыпаться один. И понимание этого тонким лезвием в сердце. Он бы хотел до конца не верить, что это происходит на самом деле. Хотел бы, но не получалось. Слишком хорошо знает Свету. Помнит просьбы и слёзы, помнит свои обещания, которые ни разу не сдержал.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/galina-milogradskaya-18071428/lubit-nelzya-rasstatsya/?lfrom=174836202) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
