Коловрат. Судьба
Алексей Живой
Коловрат #3
Обескровив дружину князя Юрия в сражении на реке Воронеж, полчища хана Батыя стремительно продвигаются к Рязани. Вторжение началось. Уже рыщут передовые отряды татар по землям княжества. Осажден Пронск, горят Белгород с Ижеславлем. Вокруг самой Рязани все туже сжимается кольцо окружения.
В последний момент князь Юрий отправляет за помощью в Чернигов посольство во главе со своим братом Ингварем. С ним едет и боярин Коловрат с небольшой дружиною и тайным наказом. Слишком уж много подозрений вызывает Ингварь, сам желающий стать властителем княжества.
Нависшая над Рязанью угроза не пугает остальных князей Руси, занятых своими распрями. Все выжидают. И только Кондрат Зарубин, дух которого перенесся в тело Коловрата из двадцатого века, знает, что это начало татарского нашествия. Очень скоро вся Русь заполыхает в огне.
Воевода уверен – без подмоги Рязань обречена. Он уже предпринял много тайных шагов, чтобы город продержался дольше. И Рязань стоит под ударами полчищ Батя, словно ее защищают бессмертные. Случайно в руки к Коловрату попадает древняя тайна, способная изменить ход истории. Судьба Рязани теперь в его руках.
Алексей Живой
Коловрат. Судьба
Глава первая
Посольство
С утра подморозило. Осторожно ступая по неглубокому снегу, ломкая корочка которого предательски похрустывала под ногами, Евпатий с Ратишей медленно пробирались между стволами вековых сосен, озираясь от каждого шороха. Позади них также тихо кралась дюжина ратников с арбалетами в руках. Больше людей для этой вылазки в окрестности Пронска воевода решил не брать.
– Коней оставим здесь, на опушке, – приказал Евпатий Ратише, спрыгивая на снег, когда они приблизились к Пронску на расстояние нескольких верст, – дальше нельзя, услышать могут. Пусть двое приглядят за ними. Быстро сходим, поглядим, что к чему, и назад. А то Ингварь и так занервничал.
Понятливый Ратиша молча кивнул. И вскоре отряд разведчиков во главе с рязанским воеводой направился в сторону близкого уже города.
Князь Ингварь, возглавлявший посольство в Чернигов, остался далеко в тылу. В лагере, что раскинулся в чаще зимнего леса, под охраной полутора тысяч всадников. Ходили слухи, что татары уже обложили Пронск со всех сторон и вот-вот пойдут на приступ. От воеводы Ореха давно не было вестей, а Ингварь хотел знать, что происходит в городе, – ведь Пронск был его вотчиной. Поначалу князь сам вознамерился ехать к Пронску. И рязанскому воеводе стоило больших трудов уговорить Ингваря схорониться пока с отрядом в лесу.
– Твоя жизнь, княже, вдвое ценнее сейчас, – увещевал Коловрат Ингваря, выдыхая морозный воздух в бороду. – Незачем тебе рисковать. Рязань помощи скорой ждет. Если мы с посольством быстро обернемся, да еще с подмогой придем, то и Пронск, глядишь, устоит. А что вокруг него деется, я сам скоро разузнаю. Возьму дюжину бойцов и быстро, без шума, схожу туда-обратно. Да тебе потом все подробно обскажу.
Коловрат помедлил, поймав настороженный взгляд стоявшего чуть поодаль Тишило, – тысяцкого и правой руки Ингваря, которого недавно обошел в борьбе за место воеводы Рязани. Недобро смотрел на него тысяцкий. Исподлобья. Пряжка с золотым петухом тускло поблескивала на багровом плаще Тишило, вызывая у Евпатия неприятные воспоминания о странной смерти Евпраксии с младенцем. Слишком уж много загадок в ней было.
– Ну, а если что со мной самим приключится… – закончил воевода, обменявшись взглядами с Тишило, – то это ведь беда меньшая будет. Ты, княже, дорогу до Чернигова и без меня найдешь. А Тишило мое место займет. Он у тебя воин отменный.
– Ладно, – нехотя согласился Ингварь, запахиваясь в плащ, – будь по-твоему. Иди один, только возвращайся быстрее. Нам сейчас каждый день дорог.
– Я мигом, княже, – кивнул Коловрат.
Князь с Тишило отошли к шатрам, расставленным для ночевки в самой чаще леса, а Евпатий подозвал Ратишу, велев тому быстро отобрать дюжину верных людей.
Когда все было готово, а облаченный в доспех воевода запрыгнул на коня, рядом показался Лютобор. Это был отменный воин, тысяцкий, верой и правдой давно служивший не только рязанскому князю, но и самому боярину.
– Остаешься за старшего в лагере, охрана князя на тебе, покуда я не вернусь, – приказал Коловрат. А чуть свесившись с седла, шепнул: – И присмотри за Тишило. Ежели задумает весточку кому послать – перехвати. Только тихо.
– Будет исполнено в лучшем виде, – кивнул Лютобор, – не беспокойся, Евпатий Львович, я свое дело знаю.
Распрямившись в седле, Коловрат наподдал коню по округлым бокам и пустился во главе отряда вскачь по неглубокому снегу.
Вскоре разведчики без приключений приблизились к самому краю густого леса, плотной стеной окружавшего Пронск, и затаились, слившись со стволами деревьев. На каждом поверх доспехов была накинута серо-черная дерюга из мешковины, делавшая это воинство менее заметным. На дворе хоть и стояла зима, только ранняя, да и выдалась она теплее обычного в этом году. Морозы перемежались оттепелями. То скует, то разведет. Оттого снегу в лесу было немного и деревья черными истуканами стояли сплошной стеной. А кое-где даже виднелась земля, разрытая оголодавшими кабанами.
Дальше начиналось чистое поле, выходить в которое боярин не намеревался. Пока что никаких татарских разъездов им не попадалось, хотя следы от копыт наметанный глаз Коловрата отметил уже не раз. Значит, шныряли они по округе, только вот где лагерем встали – было неизвестно. В любом случае нужно было держать ухо востро.
Затаив дыхание, воевода прижался к широченному стволу сосны и чуть пригнул заиндевелую ветку, оглядывая раскинувшееся перед ним поле. На дальнем конце белой равнины в морозном утреннем тумане виднелись зыбкие силуэты башен Пронска. Опустив взгляд пониже, боярин вздрогнул. От неожиданности ветка вырвалась из рук. Воевода совладал с собой и снова отогнул ветку вниз.
Буквально в сотне шагов, спиной к лесу, выстроился отряд конницы. Наметанный глаз воеводы насчитал примерно три сотни человек. На каждом был длинный пластинчатый доспех, укрывавший даже ноги до колен подобием бронеюбки. Развернувшись к строю лицом, сидел на коне и что-то горланил низкорослый военачальник. Лошади осторожно переступали с ноги на ногу, пофыркивали, размахивая хвостами. В утренней тишине не только резкий голос командира, но даже эти, едва различимые звуки, достигли ушей рязанского воеводы.
– Татаре… – пробормотал Коловрат, вглядываясь пристальнее. – Вот и свиделись.
Чуть поодаль за полем наблюдал Ратиша, также отогнув ветку сосны.
– Смотри, Евпатий Львович, – проговорил он вполголоса, – вон там, левее, у дальней кромки леса.
Коловрат перевел взгляд в указанном направлении и заметил гонца, скакавшего по дороге, что стелилась едва заметно посередь поля. Приглядевшись, боярин обнаружил вдали островерхие маковки походных шатров, усеявших всю оконечность равнины. В лучах медленно восходящего солнца туман над лагерем почти рассеялся, и теперь Евпатий мог видеть многочисленные дымы от костров, на которых готовилась пища.
– Ну вот, – пробормотал довольный увиденным воевода, повернувшись к Ратише. – Значит, приступа еще не было. Пронск не взят. И даже где лагерь татарский стоит, теперь знаем.
Воевода умолк на мгновение, словно решая что-то для себя. Даже чуть сдвинул в задумчивости на затылок островерхий шлем с кованым золоченым наносником и зрением[1 - Зрение – элемент шлема в виде пластины с прорезями для глаз.], что закрывало сразу глаза и нос. Шею Евпатия прикрывала кольчуга-бармица, сплетенная из мелких колец и прочно прикрепленная к основанию шлема.
Некоторое время Коловрат мысленно спорил сам с собой, но потом махнул рукой и с сомнением произнес:
– Увидели довольно. Можно и назад к Ингварю возвращаться. Только вот надо бы…
– Ты о чем толкуешь, Евпатий Львович? – недопонял Ратиша, стряхнув сосульки с бороды, намерзшие от дыхания.
– Дорога эта, что в лагерь ведет, больно мне знакомая. Ежели по ней в лесок углубиться, то аккурат будет другой лагерь. Захара, моего приказчика, – развивал мысль воевода, привалившись спиной к сосне и вернув шлем обратно на лоб, – он там ополчение мужицкое собирать должен был вместе с сотниками Еремеем да Белояром. Только вестей от Захара нет с самого татарского нападения. Проверить бы, живы ли они вообще. Отсель рукой подать.
– Это верно, Евпатий Львович, недалече отсель и проверить бы надобно, – подтвердил Ратиша, бросив взгляд на поле, по которому сновали гонцы. – Только разумею я, что татары всю округу прошерстили давно. Если и жив твой Захар, то ушел со своим крестьянским войском в глубину леса и там схоронился. А ежели не успел… и бой принял, то уж кости их давно в сырой земле лежат, занесенные снегом.
– Типун тебе на язык, – отмахнулся воевода, затем обернулся, отогнул ветку и снова посмотрел на татарское войско. – Захар, конечно, не военачальник, но и не дурак. Помнишь, как хитро все дело с лагерем организовал? Не подкопаешься. А Еремей с Белояром, что при нем, сотники не из последних. Чую, живы они. Но проверять сейчас не резон, тут ты прав. Искать начнем – на татар точно нарвемся. На обратном пути разве что.
Воевода еще некоторое время молча наблюдал за полем. В этот момент до него долетела резкая команда. Татарский военачальник махнул плеткой. Конница, долгое время стоявшая недвижимо, вдруг сорвалась со своего места и направилась в сторону лагеря. Только стук копыт по замерзшей земле донесся до слуха разведчиков.
– Уходят, – произнес Коловрат и, посмотрев на Ратишу сквозь прорези своего шлема, добавил: – И мы пойдем, пожалуй. Все, что надо, видели.
Но, едва успел Евпатий развернуться и сделать шаг в сторону чащи леса, как раздался свист, и тотчас в сосну, в двух вершках от его головы, с чавканьем вонзилась стрела. Коловрат бросился вниз. Упал в ложбинку меж деревьев, сдернул с плеча арбалет. В то же мгновение новая стрела вонзилась в сосну, туда, где еще пару вздохов назад была его грудь.
Стряхнув снег с лица и осторожно приподняв голову, воевода пригляделся. Ратиша и остальные попрятались за деревья. Первым под обстрел нападавших попал сам Коловрат, но, к счастью, воевода рязанский пока был цел и невредим. Вокруг тоже никто не стонал, хотя теперь стрелы свистели повсюду.
«Нарвались все-таки на татар. – пронеслось в голове у Евпатия. – И куда только дозорные смотрели? Ладно, потом дознаюсь и казню, если будет кого. А сейчас надо выбираться».
– Все живы? – крикнул Коловрат, снова чуть приподнимая голову.
– Вроде все, Евпатий Львович, – ответил ему Ратиша, приникший со снаряженным самострелом к большой сосне в пяти шагах, – никто не жаловался покудова.
– Ну, тогда в атаку, соколы, – зычно крикнул Коловрат, приподымаясь с арбалетом наперевес. – И чтоб ни один живым не ушел. Вперед, за мной!
Воевода первым побежал в лес, ловко перескакивая через небольшие сугробы между соснами и елками. Следом за ним, словно лешие из-под земли, повылазили бойцы в «маскхалатах» из мешковины и бросились в атаку за воеводой.
Коловрат успел пробежать десять шагов и резко пригнуться, заметив едва уловимое движение между елками, когда новая стрела со звоном отскочила от его шлема. Евпатию опять повезло. Но на этот раз Коловрат хорошо разглядел стрелявшего и место его схрона. Воевода резко присел на колено, спустив курок. Арбалетный болт[2 - Болт – так называли стрелу для арбалета.] пролетел положенное расстояние, шагах в двадцати, и пробил коричневый кожаный панцирь, надетый на низкорослого татарина в меховой шапке. Татарин вдохнул короткую стрелу всей грудью, харкнул кровью и больше не выдохнул. Его жизнь на этом закончилась. А мертвое тело, выронив изогнутый лук, повалилось в сугроб.
Перезарядить арбалет Евпатий не успел. Но второго татарина, который неожиданно вырос перед ним и замахнулся саблей для смертельного удара, сразил Ратиша, бежавший следом. Болт пробил татарскому воину шею. Тот рухнул лицом в снег прямо под ноги Коловрату, все еще крепко сжимая саблю.
Тотчас в стороне воевода услышал еще два сдавленных крика, слившихся воедино. Там почти одновременно отдали богу души два человека, но кто из них русский, а кто татарин, пока было не разобрать.
Выхватив меч, Ратиша осторожно направился в обход большой заснеженной елки, позади которой воевода заметил движение. Отбросив арбалет, Евпатий тоже вынул свой клинок и двинулся вперед. Сделав несколько шагов, он неожиданно оказался лицом к лицу со здоровенным татарином, яростно вращавшим саблей. В другой руке тот держал круглый щит. Воин был одного с ним роста, но зато вдвое шире в плечах.
Коловрат успел рассмотреть позади него небольшую поляну, на которой стояли оседланные кони, и еще одного татарина, державшего их под уздцы. Был ли там еще кто-нибудь, Евпатий так и не узнал. В следующее мгновение на голову ему обрушился сильнейший удар сабли. Отразив его, Коловрат поневоле сделал шаг вправо, потом назад и перешел к обороне. Татарин в кожаном доспехе, усиленном на груди и плечах пластинами, так мощно напирал, что воевода был вынужден долго кружить возле него, уклоняясь от ударов, а затем вообще отступить с поляны в глубину леса.
– А ты неплохо саблей машешь, – похвалил его Евпатий, отбивая очередной удар, срубивший по дороге несколько веток и едва не лишивший его головы, – просто багатур. Где так научился? Я думал, вы только из луков стрелять мастера.
Татарин что-то яростно прорычал в ответ и удвоил силу натиска. Он был на удивление так хорош, что Евпатий только выжидал и присматривался, не понимая пока, как его взять. Отбиваясь, Коловрат отступал по ложбине между двух елей в чащу леса, где снег был глубже, и крутил головой по сторонам, чтобы не пропустить нападения сбоку или с тыла. Куда делся Ратиша и остальные, он не видел, лишь слышал звон клинков, раздававшийся то тут, то там за деревьями. На первый взгляд татар здесь было не много. Но в любой момент к ним могла прибыть помощь из лагеря. И тогда – верный конец.
– Пора заканчивать, – сплюнул под ноги багатуру Коловрат, – тороплюсь я.
Но, высмотрев наконец слабые места в обороне противника и вознамерившись поразить его одним точным ударом, рязанский воевода вдруг оступился. Зацепившись за корягу, лежавшую под снегом, Евпатий рухнул навзничь в сугроб возле поломанной ветром сосны. К счастью, меч в руке он держал крепко.
Широкое лицо татарина осветилось звериной радостью. Багатур уже вознес саблю к морозному небу, едва видневшемуся между кронами черных деревьев, и собирался обрушить всю свою мощь на распластавшегося перед ним русича. Но тот вдруг быстро перекатился вбок. Оказавшись на коленях, Евпатий молниеносно выкинул руку с клинком и угодил острием по ноге татарина, рассекая связки и сухожилия. Кровь брызнула на снег. Багатур взвыл, припав на левое колено. Его удар прошел мимо. А воевода в приступе ярости всадил свой клинок татарину прямо в бок, с треском распоров кожаный доспех.
На мгновение оба застыли, сидя на коленях друг против друга.
– Ты сильный боец, – заявил на прощанье воевода, встретившись со взглядом умиравшего багатура, – чуть жизни меня не лишил. Но я…
В этот момент татарин, казалось, испускавший последний вздох, вдруг вскинул окровавленные руки, из последних сил вцепившись рязанскому воеводе в горло. У Евпатия потемнело в глазах. Задыхаясь, он резко выдернул меч из раны и еще раз вонзил клинок багатуру в живот, провернув. Железная хватка на шее ослабла, татарин опустил руки в снег. А Коловрат все сидел на коленях и, тяжело дыша, продолжал смотреть в глаза своему поединщику. До тех пор, пока взгляд татарина не остекленел.
– …я вас в гости не звал, – закончил воевода, отталкивая от себя мертвеца и вставая во весь рост.
– Берегись, Евпатий Льво… – тотчас услышал Коловрат окрик кого-то из своих ратников одновременно со свистом летящего топора и едва успел нырнуть в снег у поломанной сосны.
Топор со звоном воткнулся в мерзлый ствол всего в нескольких вершках от его головы.
«И доспех бы не спас», – подумал Евпатий, уже несколько раз за сегодняшнее утро попрощавшийся с жизнью. Коловрат чуть повернул шею, чтобы узнать, кого ему теперь благодарить за спасение. В это мгновение он услышал отдаленный щелчок, а затем приглушенный стон татарина, словившего стрелу в спину. Харкнув кровью, метатель топора упал лицом в снег и затих.
– Живой, Евпатий Львович? – осведомился с другого конца заснеженной ложбины ратник как ни в чем не бывало.
– Есть маленько, – произнес Коловрат, вставая и настороженно осматриваясь по сторонам. – Ты, Михайло?
– Я, – отзывался словоохотливый ратник, снова заряжая самострел.
– Благодарствую, – ответил воевода, подбирая меч и выдирая ноги из глубокого снега.
– Сочтемся, – подмигнул воеводе Михайло.
К тому моменту, когда Коловрат оказался на поляне, где татары держали своих коней, бой уже закончился. Приблизившись, воевода заметил, как Ратиша выдернул кинжал из спины мертвого татарина на дальнем краю поляны. Аккуратно вытерев лезвие о снег, он засунул его за голенище высокого сапога.
– Всех закончили? – осведомился воевода.
– Всех, – кивнул Ратиша, – было их тут аккурат два десятка. Хорошо, что мы самострелы прихватили, а то больно шустрые татаре оказались на саблях драться. Могли бы не совладать.
– Это верно, шустрые, – не стал спорить воевода, вспомнив своего поединщика. – Хорошо, что только на разъезд нарвались. Не видал, гонца послать не успели?
– Этот вот, что лошадей стерег, – рассказал Ратиша, указав на мертвеца под ногами, – когда понял, что дело плохо, сам вскочил на коня и утечь пытался. Да я его отговорил. А был ли кто раньше, не ведаю.
– Ясно, – кивнул воевода, осмотрев поляну и взглядом пересчитывая собравшихся ратников, – значит, надо уходить отсюда подобру-поздорову, пока подмога из лагеря к ним не подоспела. Из наших погиб кто?
– Митяй и Неулыба нынче в покойниках, – нахмурился Ратиша, – увезем с собой и похороним по-божески в лесу. Еще трое по мелочи, кто подрезан, кто стрелой оцарапан – жить будут. Ты-то как, Евпатий Львович? Видал, мощный татарин на тебя попер. Он до этого Митяя и приговорил.
– Справился, – ответил Коловрат, убирая меч в ножны, и посмотрел на своего спасителя, стоявшего чуть поодаль со снаряженным самострелом, – а со вторым вот Михайло подмогнул.
Забрав арбалеты и положив убитых на носилки, наспех сделанные из веток, ратники двинулись в чащу леса. На обратном пути отряд рязанского воеводы больше никого не встретил. Благополучно добравшись до своей стоянки с лошадьми, воины вскочили на коней и спустя короткое время были уже в лагере Ингваря.
– Молодец, Евпатий, – едко заметил Тишило, сидевший в шатре во время рассказа рядом с князем, – сходил на разведку без шума. Теперь татары точно знают, что мы здесь.
Коловрат пропустил мимо ушей замечания тысяцкого. Он уже выслушал доклад Лютобора и знал, что никаких гонцов тот не посылал, а потому не стал портить и так натянутые отношения. Даже изобразил напускное смирение.
– Выступаем немедля, – приказал Ингварь, едва дослушав рассказ воеводы, – покуда вослед не послали погоню. Недосуг нам сегодня воевать, в Чернигов поспешать надо.
