– Возможно, нам удастся договориться как-то по-другому, без клятвы? – предложила я. – Клятва – вещь весьма опасная.
– По-другому? – Он переплел пальцы и задумчиво на меня посмотрел. – И во сколько вы оцениваете это самое «по-другому»?
– Это не мне оценивать, а вам.
– То есть я выплачиваю вам некоторую сумму, а вы сообщаете Рысьиной то, что я вам скажу, я вас правильно понял?
– Если она спросит, – поставила я встречное условие.
Все-таки бегать за бабушкой и рассказывать ей сказки про безупречный песцовский облик я не собиралась, пусть я и виновата в том, что этот облик пошел трещинами в глазах моей пожилой родственницы. А вот деньги я возьму, не столько потому, что они мне жизненно необходимы, сколько потому, что в противном случае Песцов меня непременно выживет или даже забудет где-нибудь в глуши. А мне этого не нужно. Как ни крути, но мисс Мэннинг на несколько месяцев – идеальное прикрытие.
Глава 2
Обещанные Песцовым сани на деле оказались возком – этакой дорожной каретой, поставленной на полозья и шустро катившейся по снегу. В возке ехали мы вчетвером: мисс Мэннинг со своей горничной, Песцов и я. Маленькие окна пропускали света не так уж и много, и внутри царил полумрак, в котором певица уже не отличалась от своего изображения на афишах и выглядела юной и красивой. Песцов распускал перед ней хвост, как будто был из рода Павлиновых, но при этом пытаясь выразительно игнорировать меня. Второе получалось у него плохо, поскольку сидел он напротив и я, вне своего желания, постоянно была у него перед глазами, а стоило ему остановить на мне взгляд, как на его лице появлялась раздосадованность. Наверняка бедолагу изнутри жгло сожаление о наспех всученных мне деньгах и он размышлял, насколько удачным окажется вложение. Не получится ли так, что я и его ограблю, и Рысьиной выложу все как есть? Поэтому он осторожничал, не позволяя себе вольностей в отношении мисс Мэннинг даже в разговоре.
В моих услугах пока не нуждались, поскольку Песцов болтал по-английски свободно. Наверное, в его гимназии был упор не на те языки, что в моей. Или его родители нанимали учителя. Или он сам настолько часто приглашал артисток из Англии, что волей-неволей выучил язык почти в совершенстве. В любом случае меня к общению не привлекали, поэтому я могла лишь прислушиваться к их беседе и смотреть через крошечное окошко на бескрайнюю белую простыню, изредка протыкавшуюся иголками деревьев. Иногда вдали чернели или зеленели заплатки – в зависимости от того, лиственные или хвойные деревья там были. Моя рысь заинтересованно принюхивалась, мечтая о прогулке по мягкому белому снегу. Но еще она и чутко прислушивалась к шумам снаружи. До сих пор не верилось, что удалось выбраться из Ильинска, оставив с носом любящую бабушку. Конечно, это была еще не победа, а лишь шажок к ней. Маленький шажок, крошечный, почти незаметный.
И свобода относительная. К мисс Мэннинг я пока привязана договором, поэтому заниматься тем, чем хочу, не могу, даже оборачиваться в ближайшее время придется только за закрытыми дверями и под кучей защит. Не дай бог, учует кто-то! Вон как Песцов подозрительно водит носом. Или это оттого, что воздух здесь уже спертый? Невыносимо хотелось выбраться наружу: в возке было душно, жарко и все пропахло тяжелыми духами мисс Мэннинг, которые здорово били по обострившемуся обонянию.
– Что-то вы, Анна Дмитриевна, приуныли, – внезапно сказал Песцов.
– Скучно, – пояснила я, недоумевая, чего ему от меня понадобилось. – Я ничем не занята, а пейзаж однообразный.
Мисс Мэннинг и ее горничная переводили взгляд с меня на Песцова. Певичка казалась удивленной. Наверняка тем, что в ее присутствии говорят не с ней, да еще и на языке, ей непонятном.
– Дмитрий, о чем вы говорите? – не выдержала она.
– Спросил у вашей переводчицы, почему ее лицо напоминает прокисшее тесто, – рассмеялся Песцов. – Она ответила, что не привыкла сидеть без дела.
– Пусть не переживает. Еще успеет охрипнуть, – успокоенно сказала мисс Мэннинг. – Не обижайте Анну, пожалуйста. Если она из-за вас уйдет, я тоже уеду, имейте в виду.
– Филиппа, только не говорите, что вы успели к ней привязаться, – удивился Песцов.
– Я не хочу остаться без переводчика посреди бескрайних снегов, – капризно сказала мисс Мэннинг. – Это вам хорошо, Дмитрий, а у меня второго облика нет.
Она величественно поправила меха на плечах, отчего я сразу почувствовала ущербность своих. Нет, мои выглядели прилично. Но только пока рядом с ними не оказывались роскошные меха мисс Мэннинг, которые никто не подвергал усиленной чистке. Следить-то за ними наверняка следили: горничная выглядела аккуратной и исполнительной и даже в дороге не сводила глаз с хозяйки – вдруг той что-то понадобится.
– Очень жаль, уверен, он был бы не менее прекрасен, чем первый, – галантно сказал Песцов, опять, к моей радости, полностью переключаясь на мисс Мэннинг. – Вы бесподобны, Филиппа. Вы были бы райской птицей.
Она благосклонно кивнула, и Песцов принялся разливаться соловьем, более не обращая на меня внимания. Меня это ни капельки не огорчило. Чем меньше мне уделяют внимания – тем меньше вероятность разоблачения. Я и без того нервно сжималась при веселом перезвоне колокольчиков на дугах проезжавших мимо саней. На машинах, видимо, на такие расстояния зимой ездить не рисковали – за всю поездку не встретилось ни одной, хотя дорога была достаточно оживлена и нам постоянно кто-то встречался.
Ехали мы долго, с остановками и чаем на постоялых дворах, поэтому в конечный пункт прибыли совсем поздно. Чувствовала я себя так, словно лично тащила возок всю дорогу. В голове звенело от непрекращающегося щебета мисс Мэннинг. Похоже, не только у меня. Песцов выглядел не таким счастливым, как в начале нашего путешествия, и потряхивал ушами, когда немного забывался, словно очень громкие звуки туда не только проникли, но и зацепились и теперь причиняли если не боль, то сильное неудобство. Что ж, искусство требует жертв. Кто сказал, что не от него?
– Ужасная дорога, – простонала мисс Мэннинг в довольно большом гостиничном холле, где к нам бросились сразу несколько служащих в униформе, подхвативших ее багаж. Свой саквояж я не выпускала из рук и не доверила бы его никому. – Не могу дождаться, когда наконец доберусь до кровати.
– Филиппа, а ужин? – не слишком настойчиво напомнил Песцов. – Нельзя ложиться спать на голодный желудок. Ваша красота пострадает.
– Закажу в номер что-нибудь, – капризно сказала мисс Мэннинг. – Я за сегодня уже насиделась. Мне нужно лечь. Лечь, закрыть глаза и поспать. Иначе завтра у меня будет жуткая мигрень.
– Дорогая, неужели мне придется ужинать в одиночестве? – с фальшивой грустью спросил Песцов.
– Почему в одиночестве? С Анной, – заявила мисс Мэннинг, довольной улыбкой отмечая вытянувшееся лицо собеседника. – И не возражайте, Дмитрий, я ей обещала, что позабочусь о ее пропитании.
Все проявления радости, возникшие на лице Песцова, когда он понял, что не увидит больше сегодня мисс Мэннинг, испарились.
– Вы собираетесь ей скормить меня? – желчно поинтересовался он. – Никогда бы не подумал, что вы меня настолько ненавидите.
Мисс Мэннинг рассмеялась красивым серебристым смехом, нежным колокольчиком раскатившимся по гостиничному холлу, и положила ручку на плечо ухажеру.
– Какой вы злюка, Дмитрий, – погрозила она пальчиком в лайковой перчатке. – Учтите, если вы будете плохо относиться к Анне, непременно об этом пожалеете.
– Только ради вас, – мрачно согласился Песцов и продолжил по-русски: – Анна Дмитриевна, скажем, через полчаса встречаемся в холле.
– Извольте говорить при мне на том языке, который я понимаю, – капризно бросила мисс Мэннинг. – Анна, что от вас хотел Дмитрий?
– Назначил мне свидание в холле через полчаса, – невозмутимо ответила я.
– Не свидание, а встречу! – оскорбленно рявкнул Песцов. – Я начинаю сомневаться в вашей способности к точному переводу.
– Вы не уточняли, – заметила я. – А я женщина одинокая, вдовая, мне нужно думать об устройстве личной жизни. Вот и думаю.
Песцова перекосило до неузнаваемости, что вызвало прямо-таки приступ веселья со стороны мисс Мэннинг.
– Анна Дмитриевна, свидание с вами мне может только в страшном сне присниться, – бросил он.
– Строго говоря, вы тоже не мечта одинокой женщины, но в моем возрасте нужно брать что дают, – философски заметила я.
Мисс Мэннинг элегантно приложила руку ко рту, борясь с желанием неприлично захохотать на весь холл. И я ее понимала, стоило только взглянуть на лицо Песцова. Конечно, плохо дразнить одного из возможных женихов, но удержаться не было никакой возможности. Рысь внутри решила, раз уж не выпускают, поиграть хоть так. Но Песцов игры не принял.
– Филиппа, уверен, Анна тоже прекрасно поест у себя в номере, благо я ей оплатил отдельный.
– Дмитрий, – угрожающе сказала мисс Мэннинг, – моя голова начинает болеть. Решайте этот вопрос с Анной. При чем тут я?
Она царственно кивнула и пошла к лестнице, оставив опешившего организатора ее турне по России переваривать приказной тон. Пожалуй, со стороны мисс Мэннинг это было ошибкой: наверняка незаменимых актрис для Песцова не было, а уж тех, кто ставил его в глупое положение, он менял даже чаще, чем в среднем по палате.
– Я понял, – прошипел он, приблизившись ко мне почти вплотную и перейдя на русский язык, – вы собираетесь меня скомпрометировать. Чтобы от моей репутации не осталось даже огрызков, когда решат, что я связался с вами.
– Ни боже мой, Дмитрий Валерьевич. Сами подумайте, могу ли я вас скомпрометировать на фоне мисс Мэннинг? Рядом с ней остальные женщины не котируются. Итак, что мы решаем? Вы оплачиваете мне ужин в номер?
– Я вам достаточно заплатил, чтобы вы оплачивали свои ужины сами.
Но на эти деньги у меня уже были вполне определенные планы, поэтому я лишь отметила:
– Боюсь, мисс Мэннинг это не понравится.
Довод был слишком веским, чтобы Песцов к нему не прислушался. Он с тоской огляделся, но, похоже, сегодня единственными дамами были мы с мисс Мэннинг, поэтому он пришел к выводу, что для его репутации лучше на виду у всех поужинать с переводчицей и показать свое к ней отношение, чем оплачивать ей ужин в номер.
– Хорошо, через полчаса в холле, – буркнул Песцов. – Но чтобы никаких намеков. Вы на себя давно в зеркало смотрели, Анна Дмитриевна, чтобы со мной флиртовать?
– Флиртовать с вами, Дмитрий Валерьевич, да вы с ума сошли? – фыркнула я.
Но дразнить его больше не стала, пошла к себе в номер. Он находился на этаж выше, чем у мисс Мэннинг, и наверняка не был таким шикарным, как у нее. Но мне и этого было предостаточно. Постоянно подпитывать изменение внешности и щит, отбивающий запахи, оказалось необычайно трудно. Мне требовалась небольшая передышка.
Я сбросила одежду и перетекла в рысь. Возможно, зря, потому что меня тут же оглушило множеством запахов, приятных и не очень. Я чихнула и немного поиграла кисточкой на декоративной подушке, чтобы хоть так удовлетворить рвущуюся наружу потребность одной из своих половин. Кисточка неожиданно оторвалась, что меня ужасно огорчило, и я подумала, что стоит на такой случай возить с собой веревочный мячик, а то кисточек в гостинице не напасешься.
В человека я вернулась с некоторым сожалением, но этого никак нельзя было избежать. Нужно было поторапливаться, чтобы успеть к сроку. Ничего, сейчас быстро поужинаю и опять останусь одна.
В холл я спустилась, чуть успокоившись и освежившись. Осанка строгая, волосы затянуты – никто не забудет, что я на работе. Как ни странно, Песцов меня уже ждал и даже встал при моем появлении, но руку не подал, не посчитал достойной спутницей, лишь сухо кивнул, показывая, что заметил.
– Вы меня необычайно злите, Анна Дмитриевна, – неожиданно почти пролаял он, когда мы уже сидели за столом и ждали заказ. – Почему?
– Вы у меня спрашиваете? – удивилась я. – Вам лучше знать. Психолог наверняка сказал бы, что я вам напоминаю что-то неприятное или, напротив, нравлюсь.
Он забавно дернул носом.
– Нравитесь? Ну у вас и самомнение, дорогая. Впрочем, будь вы лет на тридцать моложе… – Он выразительно окинул меня взглядом, в этот раз не ограничившись только осмотром лица, задержался на руках, на которых остались следы чернильных пятен. – Или на двадцать…
Задумчивость его мне не понравилась. Изменяла я только лицо, а все остальное было мое и наверняка не слишком подходило к выбранному образу, но тут уж я ничего поделать не могла, не так уж хорошо я наводила иллюзии, чтобы менять сразу все. Но руки – это не лицо. Может, я за ними хорошо ухаживала, чураясь грязной работы? Или вообще Песцов думал совсем о другом, глядя на мои руки, и не замечал их состояния? Да даже если и заметил, главное, чтобы не посчитал важным.
– А вы знаете, Анна Дмитриевна, что-то в вас есть этакое…
– Вы геронтофил, Дмитрий Валерьевич? – любезно улыбнулась я, надеясь, что уж этим определением я его пристукну так, что он надолго забудет об интересе ко мне.
– Кто? – вытаращился он.
– Тот, кто влюбляется исключительно в пожилых женщин. Испытывает, так сказать, нездоровую тягу к ним.
Руки я спрятала под стол и молила бога, чтобы официант как можно скорее принес заказ. Тогда Песцов отвлечется на еду и прекратит меня разглядывать. А то раз поглядит, два – и вся конспирация полетит коту под хвост. Или в данном случае – песцу. Конечно, он меня снабдил деньгами для экстренного бегства, но это не дает ему права лезть в мои тайны.
– Слышала бы вас сейчас мисс Мэннинг…
– Хотите сказать, что тяга к ней здоровая?
– Она не может считаться пожилой, – возмутился Песцов.
– Так и я об этом. – Я невинно похлопала глазами. – Мисс Мэннинг красивая молодая дама, а значит, вас к ней тянет совершенно нормально. Тянет же?
– Тянет, – усмехнулся Песцов, не сводя с меня внимательных глаз.
– Значит, с вами все в порядке.
Наконец появился официант с нашим заказом, и мы с Песцовым приступили к тому, зачем, собственно, сюда пришли, – к ужину. Я старалась побыстрее закончить, чтобы уйти к себе и придумать, что сделать с руками. Или теперь уже ничего делать не нужно, а то подозрений не оберешься? В расстройстве я даже доедать все не стала, пожелала Песцову приятного аппетита и встала, намереваясь уйти.
– И все-таки вы меня бесите, Анна Дмитриевна, – вместо прощания сказал Песцов. – Что-то с вами не то. Нутром чувствую, а объяснить не могу. – Он грозно нахмурился и бросил: – Постарайтесь поменьше попадаться мне на глаза. Не до ваших загадок сейчас.
Хотя хотелось вылететь из ресторана пулей, я шла неторопливо, помня, что Песцов на меня смотрит, а он и так подозревает меня невесть в чем. Бешу я его, видите ли! Он меня тоже бесит. Не потому ли, что один оборотень чует другого даже через отвод и хочет показать, кто здесь главный? Нужно держаться от него подальше, пока он не сложил два и два.
По дороге я зашла к мисс Мэннинг спросить, нужна ли я буду сегодня певице. Дверь открыла горничная и прошептала, что мисс Мэннинг утомилась и спит. Мы договорились, что утром горничная ко мне забежит и сообщит, когда хозяйка проснется, после чего я с чистой совестью поднялась к себе, заперлась, оставив ключ в замке и чуть повернув, чтобы его нельзя было вытолкнуть. Я чувствовала, что если сегодня не побуду рысью подольше, то не смогу ни отдохнуть, ни успокоиться.
Я разворошила постель, создав там уютное гнездо, насколько это можно было сделать с накрахмаленным бельем, разделась и прыгнула, в прыжке перетекая в рысь. Потянулась, подумала, не обежать ли хотя бы по периметру комнату, но полный живот тянул к матрасу, и я решила с ним согласиться.
Сон пришел сразу, и был он несколько странным. Сначала казалось, что вокруг непроницаемая темень, словно кто-то вылил бутылек самой черной туши и закрасил все в один цвет без полутонов. Затем ко мне начал приближаться свет – яркий, почти такой, как в святилище Велеса. Но не такой. Велесовское сияние было теплым, это – холодным, но сомнений в том, что в мой сон пожаловал бог, не возникло. Силуэт был уже совсем рядом, но черты были неразличимы: свет слепил даже во сне, мешая не только смотреть, но и думать. А еще он подавлял. Я казалась себе маленькой и слабой, хотелось упасть на колени и молить о прощении. Но я лишь задрала хвост, насколько позволяли его размеры, и расставила лапы пошире, чтобы уверенней на них держаться.
– Пришло время исполнить договор, – прогремело так, что волоски встали дыбом везде: от кончиков ушей до кончика хвоста.
– Какой договор?
– Ты забыла?
– Забыла, – легко согласилась я. – Вы же сами заблокировали мою память. – Почему-то я была уверена, что блок поставил именно этот бог. – Поэтому вам придется напомнить, о чем мы договаривались. И вернуть мою память. Это наверняка в договор не входило. Что я должна сделать?
– Вернуть принадлежащее мне и не принадлежащее этому миру. Произнести нужные слова над нужным предметом.
– Как я произнесу, если их не помню?
– Ты вспомнишь сразу, как возьмешь в руки, – резко сказал он. – И память к тебе тогда тоже вернется. Вся полностью и без купюр. Печать будет сорвана. Иначе нельзя.
Что-то мне подсказывало, что он лукавит. И что в нашем договоре что-то пошло не так. Я бы не согласилась занимать чужое тело, оставляя свое умирать. От перемещения души ее суть не меняется.
– Где я должна брать этот нужный предмет?
– Это знает прежняя владелица этого тела.
– У меня нет доступа к ее знаниям.
Но я и без них заподозрила, что этому типу нужен тот же артефакт, на который в последнее время претендуют все кто ни попадя. И не факт, что кто-то из них имеет на него право. Включая этого сияющего.
– У тебя есть доступ к ее телу. Этого достаточно.
Как ни странно, я начинала злиться, отчего страх почти полностью прошел.
– Достаточно для чего? Вы говорите загадками, как в старых сказках: пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что. Как выглядит то, что мне нужно взять в руки?
– Я не знаю, как оно выглядит в этом мире. Лишь вижу связь с этим телом. Ты должна исполнить договор.
– Как, по-вашему, я его исполню? – недовольно фыркнула я. – Я не знаю ни где предмет, ни как он выглядит. Более того, он остался там, откуда я уехала. Почему вам было не появиться тогда, когда я еще была в Ильинске?
– Я не мог там до тебя достать, – неохотно сказал бог. – Ты меня не слышала. Там слишком силен другой.
– Теперь слышу, но я не там.
– Значит, ты должна вернуться и исполнить, – завел он шарманку.
– Давайте договоримся, что я вернусь, как только вы четко скажете, что и где я должна взять в руки. Или через четыре года, когда я стану неподвластной клану Рысьиных. Связь же никуда не денется за это время, а вы наверняка уже столько прождали, что…
