Да, я это понимал.
Дядя Нельсон повесил возле моей двери ящик для заявок на ремонт.
– Если вдруг ты заиграешься в школу и кому-то понадобишься, – пояснил он, закатив глаза.
Кроме того, на случай неожиданностей у всех жильцов был номер моего мобильного. Но ящик пустовал, а телефон молчал.
Я приготовил замороженный ужин и пока ел, ожидая наступления ночи, что-то смотрел в телефоне. Около семи вечера внизу громко хлопнула дверь. Дочки Марианн Грир с визгом и хохотом носились по квартире, пока она готовила ужин.
Они заслужили дом как у Баррера. Теплый и безопасный, с шоколадным печеньем, испеченным в приличной духовке, а не принесенным живущим наверху чудаком.
«Они справляются как могут».
Я принял душ и, натянув майку и трусы, улегся на комковатый, пахнущий старой мочой матрас в спальне. И попытался хоть как-то справиться.
* * *
На следующий день я устранил отвратительный засор в туалете квартиры 2С. А потом передо мной замаячили остаток дня и ночь; бесконечное количество часов, которые нечем было заполнить. Меня охватило знакомое чувство пустоты. И я вдруг вспомнил о Хижине. Конечно, если Миллер не придет, я все еще буду один. Но лучше уж такое одиночество. Оно как-то чище.
Я зашел в мини-маркет, чтобы купить жидкость для розжига и пиво. Стоявший за прилавком молодой парень даже не спросил у меня документы. Вероятно, помогли татуировки, хотя я и так не выглядел на восемнадцать. Я даже не ощущал себя на свой возраст. Когда отец взял ту бейсбольную биту, он начисто выбил из меня детство.
Миллер появился в Хижине через час после меня. В руках у него был потрепанный футляр для гитары. Он сел на небольшой валун перед костром и положил футляр на колени.
– Я обнаружил ее в руках у Чета, – пояснил он в ответ на мой взгляд. – Теперь придется всюду носить с собой. Сюда. В школу. Чертов засранец.
Я вспыхнул при мысли о том, что отморозок – хахаль его мамы возился с этой гитарой. Я вспомнил слова Шайло: Миллеру нужны руки, чтобы играть. И суметь чего-то добиться. Сам-то я мало на что годился. Никаких талантов или особых навыков. Но Миллер был чертовски умен и тщательно раздумывал, прежде чем что-то сказать. Я чуть не попросил его сыграть, но вместо этого протянул пиво.
Несколько минут мы пили молча, а потом я заметил, что он, как и Шайло, разглядывал мои татуировки. Вот только с ее стороны было нечто большее, чем просто любопытство. Я ощущал это кожей, на которую устремлялся взгляд ее карих глаз, замечал в чуть приоткрытых губах…
«Прекрати».
Я отбросил мысли о Шайло и рассказал Миллеру свою историю. В произносимых мной словах ощущался вкус крови. Но Хижина была тем местом, где можно оставаться собой, пусть даже совсем ненормальным.
И все же я ожидал, что Миллер посчитает меня психом и больше не захочет общаться. Но он лишь молча принял мои слова. Да и что он мог сказать? Он не сумел бы изменить произошедшего. И сам я был не в силах ничего поделать. Шанс остановить отца упущен, и возвратить его уже нельзя.
Когда я, собрав побольше дров, вернулся обратно к костру, Миллер возился с гитарой.
– Давно пора, – проговорил я.
– Я не часто играю для других.
– Почему нет?
– Не знаю. Да ты и не захочешь слушать то дерьмо, что я написал.
Я бросил свежие дрова на тлеющие остатки зажженного ранее костра.
– Откуда ты, черт возьми, знаешь?
– Какую музыку ты слушаешь?
– Тяжелую. «Melvins». «Tool».
– Да, а играю я вовсе не это. По большей части я писал песни для девушки.
– Девушка. – Я открыл очередную бутылку пива и протянул ему. – Сейчас мне по-настоящему жаль, что ты не можешь напиться.
– Аминь, – проговорил он, и мы чокнулись бутылками с пивом. Из-за диабета Миллер мог выпить максимум две.
– Что за история? – спросил я.
– Ты просто назовешь меня слюнтяем, посоветуешь трахнуть другую девчонку и смириться с этим.
– Ага, все может быть.
Он рассмеялся, но потом тяжело вздохнул.
– Это попросту безнадежно. Она богатая и совершенная, а я бедный ублюдок, у которого не работает поджелудочная железа.
Я фыркнул от смеха.
– Ее зовут Вайолет, – продолжил Миллер, не отрывая взгляда от огня. – Когда мне было тринадцать, я обмочился и потерял сознание на ее заднем дворе. А когда очнулся в больнице, увидел, что она сидела рядом и выглядела неважно. Она плакала из-за меня. Потому что беспокоилась, понимаешь?
Я не понимал. У меня никогда не было девушки, которая бы проливала надо мной слезы. Я даже представить себе этого не мог.
– В тот миг я понял, что она создана для меня. Навсегда. – В голосе Миллера появилась горечь. – И в тот же день мы поклялись на крови, что останемся друзьями. Идея Вайолет. – Он стянул шапку и провел рукой по каштановым волосам. – Как-то так.
– Ага. Тебе определенно нужно трахнуть другую девчонку и смириться с этим.
Мне не хотелось лезть в его дела, ведь и он не вмешивался в мои. Но я помнил, сколько раз мама собиралась забрать меня и убраться от отца ко всем чертям. И все же она этого не сделала. А потом, в один прекрасный день, стало уже слишком поздно.
– Нет, это полная чушь, – произнес я. – Ты должен ей сказать.
Миллер нахмурился.
– Она одержима мыслью о том, чтобы мы были друзьями. И думает, что, если попытаемся стать чем-то большим, это нас погубит.
– И что? Все равно скажи ей.
– Не могу. Она прибьет меня, и ничто уже не будет как прежде. Хотя, по-моему, все и так полетело к чертям.
– Тогда не говори с ней, – посоветовал я. – Просто… ну, не знаю. Поцелуй ее.
В мыслях тут же возникли идеальные губы Шайло. Я сделал глоток пива, чтобы смыть во рту ее воображаемый вкус.
– Ни за что, – проговорил Миллер.
– Да почему нет, черт возьми?
Он сделал кислое лицо.
– Ну, для начала, эти дурацкие границы. Она недвусмысленно сообщила мне о своих чувствах. Друзья. И я должен это уважать.
Я фыркнул и допил пиво.
– Но что я могу поделать? – с несчастным видом спросил Миллер. – Я же говорил, мы поклялись на крови.
– Когда были детьми. Она хоть подозревает, что нравится тебе?
– Я бы так не сказал.
– И где она сейчас?
– Не знаю. – Миллер пнул лежавший у ног песок. – Сегодня будет вечеринка. Она придет туда.
– Так иди на вечеринку и поговори с ней.
– Я просто сказал…
– Ты должен бороться, парень, – проговорил я. Практически прокричал.
Словно из ниоткуда пришло видение: окровавленная мама неподвижно лежала на кухонном полу. А я полз по заляпанному кровью линолеуму, чтобы ей помочь. Вот только я опоздал.
– Сражайся, – продолжил я, – потому что, в противном случае, будет слишком поздно. А это означает лишь чертову смерть.
Миллер потрясенно уставился на меня. Я отвернулся и заставил разжаться стиснутые в кулаки руки. Я ждал, что он велит мне вместе с безумными речами убираться ко всем чертям.
Но он этого не сделал.
– Я нужен ей в качестве друга, – произнес он через минуту. – Она нуждается… во мне.
– Значит, ты как вьючный мул. Тащишь все ее дерьмо и пытаешься облегчить ей жизнь, потому что заботишься о ней. А как же ты сам?
Миллер попытался что-то сказать, но потом замолчал. О чем-то задумался. Наконец он убрал гитару обратно в футляр и встал.
– Хочешь пойти со мной? – спросил он. – Ну, вероятно, там будет кучка пьяных качков, играющих в пив-понг[7 - Пив-понг – игра, цель которой попасть шариком для пинг-понга в кружки с пивом, стоящие на половине стола соперника. Тот, в чью кружку попали, выпивает ее.] под дерьмовую музыку.
– Я пойду, – проговорил я, забрасывая огонь песком. – Я же сказал, что прикрою тебя.
– Почему?
Я пристально уставился на него. После всего, что Миллер обо мне узнал, он все еще спрашивал, почему я взял на себя труд общаться с ним.
– Ты не бесишь меня до чертиков, – резко ответил я. – Этого достаточно?
Он усмехнулся.
– Вполне.
Чтобы Миллер не увидел моего лица, я быстро отвернулся и подхватил свою куртку.
* * *
Вечеринка оказалась именно такой, как предсказывал Миллер. Ченс Блейлок, центральный игрок футбольной команды, в начале каждого года приглашал к себе половину школы. Пьяные футболисты играли на кухне в пив-понг, а в каждом уголке огромного дома слышались доносившиеся из динамиков звуки популярных песен. Мы протиснулись сквозь толпу танцующих, Миллер в темноте высматривал лицо Вайолет.
Я вдруг понял, что осматриваю толпу в поисках знакомого лица.
«Отстань от нее».
Мы выбрались во внутренний дворик, где висели фонари. Толпа поредела; собравшиеся, сгрудившись в небольшие группы, пили и болтали у бассейна.
– Я ее не вижу, – проговорил Миллер, присаживаясь на край шезлонга. – Это была дурацкая идея.
Я заметил промелькнувшее в кухне красное платье и кивнул в ту сторону.
– Там.
Миллер взглянул, и при виде Вайолет лицо его смягчилось. Я опустил глаза. Мне казалось неправильным вторгаться в нечто настолько личное. Или незнакомое.
Он тяжело вздохнул.
– Ну, была не была. Присмотришь за гитарой?
– Ага.
Миллер направился в кухню, а я огляделся вокруг в поисках пива. У бассейна стояло ведро со льдом, среди белых кубиков виднелись зеленые горлышки бутылок. Я подхватил футляр Миллера и направился туда, но пьяно спотыкающийся парень меня опередил. Он взял пиво, а потом заморгал, тупо глядя на меня.
– Ни фига себе… Ты вышибала? – Он загоготал прямо мне в лицо. – Эй, смотрите! Блейлок нанял вышибалу.
– Отвали.
– Не, серьезно, – невнятно проговорил парень. – Ты сбежал из тюрьмы или что? Я слышал…
Я выдернул у него из рук бутылку пива и оттолкнул парня. Резко вскинув руки вверх, он упал навзничь… прямо в бассейн. Когда парень, отплевываясь, вынырнул на поверхность, собравшиеся во внутреннем дворике засмеялись.
– Чувак… Какого хрена?
Я отсалютовал ему бутылкой пива и, не обращая внимания на доносившиеся вслед проклятия, направился обратно к шезлонгу. Через несколько минут изнутри раздались приветственные возгласы, а потом вернулся Миллер. Он выглядел так, словно кто-то помочился в его тарелку с хлопьями.
– Ну что?
– Я вел себя как ревнивый придурок, оскорбил ее. И теперь она собирается участвовать в этой дурацкой игре с чуланом, где гребаный Ривер Уитмор будет ее целовать. А может… и не только.
– Значит, все прошло удачно. – Он хмуро посмотрел на меня, и я пояснил: – Вечер еще не закончился. Тоже сыграй в эту игру.
Миллер фыркнул.
