175
Тимофеев А. Ходасевич // Руль. 1908. 23 апреля.
176
Ахматова А. А. Листки из дневника // Собрание сочинений: В 6 т. М., 2001. Т. 5. С. 131.
177
Погорелова Б. Валерий Брюсов и его окружение // Воспоминания о Серебряном веке. С. 38.
178
Шагинян М. Собрание сочинений: В 9 т. Т. 1. С. 251.
179
И именно там и тогда написано стихотворение “Домовому” (1819), откуда Ходасевичем взято название книги “Счастливый домик” – книги, в которую вошли в том числе его стихи конца 1900-х годов.
180
Ходасевич В. Графиня Е. П. Ростопчина. Ее жизнь и лирика // СС-4. Т. 2. С. 38.
181
Ходасевич В. Андрей Белый. С. 52.
182
Ходасевич А. И. Воспоминания о В. Ф. Ходасевиче. С. 409.
183
Там же. С. 394.
184
185
Будучи близким другом Бориса Зайцева, Муратов с 1906 года активно участвовал в культурной жизни Москвы, много писал в “Перевале”, входил в редакцию “Литературно-художественной недели”. В 1908-м Муратов впервые посетил Италию и влюбился в эту страну. Его “Образы Италии” (1911–1912) стали важным культурным событием: это было не просто новое открытие ренессансной культуры человеком эпохи модернизма, начинавшим со статей про Сезанна, Мане, с “Мира искусства”; книга Муратова – образец того благородно-уравновешенного миросозерцания, которое в 1910-е годы пришло на смену расхлябанной “гражданственности” и декадентской экзальтации и могло стать – но, увы, не стало – основой для гармоничного развития страны. Муратов был замечательным специалистом и по древнерусской иконописи. Кроме того, он писал стилизованные новеллы и пьесы (есть у него и роман – “Эгерия”), политические статьи и даже работы по военной теории (в 1904–1905 годах он проходил действительную армейскую службу, а в дни Первой мировой был офицером-артиллеристом). В памяти современников он остался как законченный пример “русского европейца”, идеалистически настроенного, но не лишенного практической жилки, и притом наделенного безупречным вкусом. Жизнь его была довольно богата событиями, и ему еще не раз приходилось пересекаться с Ходасевичем – и в Москве в дни “военного коммунизма”, и позднее в эмиграции. Евгения Пагануцци, как будто сошедшая с полотна художника эпохи Кватроченто, своей внешностью и грацией вполне соответствовала идеалам Муратова. Но брак их – в легкомысленно-богемной московской обстановке конца 1900-х – оказался непрочным.
186
Ходасевич В. Муни. С. 77.
187
Исследователи не соглашаются с этой оценкой, указывая, что Валерий Брюсов никогда своего антисемитизма публично не проявлял. В самом деле, он покровительствовал молодым поэтам еврейского происхождения (Бенедикту Лившицу, Илье Эренбургу), переводил Хаима Нахмана Бялика, написал посредственные, но благородные стихи на осуждение Дрейфуса и несколько более искреннее и прочувствованное стихотворение “Еврейские девушки”. Но при этом он вполне мог быть сторонником “сегрегации” в семейно-брачных делах. Вообще, ни в одном вопросе публичное и приватное поведение русского интеллигента начала XX века так не разнились, как в еврейском. Самый яркий пример – Александр Куприн, из-под пера которого вышли и “Гамбринус”, и проникнутое почти погромными чувствами письмо Ф. Д. Батюшкову. Об интенсивности антисемитских настроений Александра Блока стало известно лишь после публикации его личного дневника.
188
Цит. по: Андреева И. Неуловимое созданье: [О Е. В. Муратовой]: Встречи. Воспоминания. Письма. М., 2000. С. 121.
189
Цит. по: Андреева И. Неуловимое созданье. С. 160.
190
Там же. С. 159.
191
Там же. С. 160.
192
Киссин С. Легкое бремя. С. 222.
193
Киссин С. Легкое бремя. С. 222.
194
Улица Гарибальди (ит.)
195
Великолепная Генуя (ит.).
196
Цит. по: Андреева И. Неуловимое созданье. С. 166–167.
197
Там же. С. 168.
198
Цит. по: Андреева И. Неуловимое созданье. С. 171.
199
