– Признайся, ты испугалась. – Она смеется, пока сбегает вниз по лестнице с ноутбуком в руке, так что меня едва не начинает тошнить, прежде чем садится на диван рядом с родителями, чтобы мне было видно сразу всех. Однако Фиби снова наклоняется вперед и таким образом занимает большую часть зоны обзора видеокамеры. Так я могу видеть, как она подергивает бровями или закатывает глаза, пока я сообщаю родителям самую актуальную информацию. Их глаза блестят от слез, когда они узнают, что я получила стипендию. Благодаря этому они смогут оплатить крупные кредиты, а моя двоюродная бабушка Мари сможет погасить ипотеку на покупку своего дома. Только по их облегчению я вижу, насколько они переживали по этому поводу. Ради моей мечты они влезли в долги.
Мои глаза тоже горят. Семья показывает мне, что всегда есть кто-то, кто на моей стороне, к кому я могу прийти. Причина, достаточная для того, чтобы достать дневник счастья и после разговора по «Скайпу» внести в него первую за долгое время запись:
Счастье – это… когда у тебя есть кто-то, к кому ты всегда можешь вернуться и получить поддержку.
Довольная собой, я пролистываю страницы, которые заполняла со своего приезда в Уайтфилд, и зависаю то на одном, то на другом предложении.
Счастье – распознать его несмотря на то, что оно прячется между печалью и плохим настроением.
В тот день я ужасно поссорилась с Ханной из-за Воронов. Потому что она мне не доверяла и не рассказала о том, что Джош – ее тайный источник информации.
Счастье – это преодолеть то, чего боялась.
Запись по случаю Ночи Пар. Оглядываясь назад, я могу над этим только посмеяться. Потому что тогда я ничего не преодолела, скорее наоборот! В ту ночь все только начиналось!
Счастье – это… когда легкое, как перышко, прикосновение заставляет сердце биться чаще.
Когда я вспоминаю, мурашки пробегают по телу. Джош разъяснял мне функции смарт-часов, и показатель частоты сердечных сокращений чуть не взорвался, когда он шептал мне на ухо и при этом нежно проводил пальцами по моей руке. Сегодня я все еще злюсь на свое предательское сердце, которое купилось на его вранье, черт возьми. При этом в течение всего того времени он думал о другой женщине, искал другую женщину. Только из-за нее он вообще в Колледже Святого Иосифа. И несмотря на это, мой мозг настолько глуп, что именно сейчас запихивает в мое сознание его голос. Так ясно и четко, будто он рядом. Проклятье. Инстинктивно я поднимаю голову, вслушиваясь в том направлении, откуда доносится его воображаемый голос, и пристально смотрю на встроенный шкаф и стену со стороны лестничной клетки.
Ханна всю неделю советовала мне объясниться с ним, обо всем поговорить и принять его извинения. Но я слишком упертая и не способна пока признать, что дала маху, когда запала на его милую улыбку и хорошие манеры, как малолетка. Но когда-нибудь мне все же придется объясниться с ним, и я надеюсь, что к тому времени сердце не будет так быстро стучать при каждой мысли о нем.
Но сначала я, с предплечьями в мурашках, осматриваю сверху донизу стену за старым, больше не используемым камином у шкафа. Моя паранойя интерпретирует каждый шум старых стен и кряхтение деревянных конструкций как царапанье и блуждание тени, которая подкрадывается ко мне, чтобы предать меня, как и все остальные.
Глава 4
ВОСКРЕСЕНЬЕ, 29.11.
Желание убежать сразу, как только я постучала в дверь, – непреодолимо. Я стою перед темной деревянной дверью апартаментов Тайлера – назвать их комнатой общежития было бы сильным преуменьшением – и чувствую биение своего сердца вплоть до изгиба шеи. Неважно, как часто я глотаю, ком в горле остается.
– Быстро, зайди и выйди, – говорю я тихо сама себе, как и всю дорогу сюда.
Я слышу шаги с той стороны двери. Желание убежать усиливается, мой взгляд мечется в поисках какого-нибудь выхода – и останавливается на ботинках у соседней двери, которые в идеальном порядке оставлены на коврике, который совершенно точно не лежал там всегда. Квартира рядом принадлежит Джошу. С тех пор как он переехал в Особняк Львов, где также есть охрана, его телохранитель Джейс живет в ней один. Я вспоминаю вечер, когда это обстоятельство уберегло меня от того, чтобы вылететь из Воронов.
– Джош все время присматривал за тобой, – слышу я в ухе голос Ханны. Наверное, так и было. К сожалению, он не позаботился о том, чтобы при этом нечаянно не вырвать мое сердце из груди. Но у него и не было задачи присматривать за моим сердцем, только защищать меня от опасностей – при этом сам он был одной из них.
Шаги за дверью стихают, и я на мгновение подумываю развернуться и помчаться вниз по лестнице, как в детстве. Но выпускаю из себя эту глупую идею с продолжительным вдохом и направляю взгляд на то место, где скоро объявится Тайлер.
– Ты что, еще спал? – вырывается у меня вместо приветствия.
Тайлер выглядит так, будто, вырванный из своих сладких снов, ощупью добрел до двери. Его темные волосы стоят дыбом, привычная трехдневная щетина почти превратилась в окладистую бороду, а веки наполовину закрывают карие глаза. Под ними, обрамленные волосами бороды и головы, лежат темные тени, как плохо снятая тушь. Голый торс, пирсинг на правом соске пробуждает воспоминания, которых я не хочу. Я быстро поднимаю глаза.
Тайлер потирает лицо. Затем вытягивает руку и опирается о светлую дверную раму, будто не может удержаться на ногах. При этом его мускулатура танцует под загорелой кожей, притягивая мой взгляд, как магнит.
– Я пришла забрать свои вещи, – произношу я нейтральным тоном.
Тайлер разглядывает меня из-под полуопущенных век.
Пытаюсь протиснуться мимо него, но его рука молниеносно перекрывает проход, так что я наталкиваюсь на нее. Я чувствую дыхание Тайлера на коже. Его шепот ощущается как прикосновение.
– Что случилось, К.? – Он громко сглатывает. – Мы переспали, это… Если ты больше не хочешь, я пойму, но наша дружба значит для меня слишком много, чтобы я…
Я поворачиваюсь к нему, наполненная несметным числом мыслей, которыми я бы охотно дала ему отповедь. Все комом сбивается в одну искусственно звучащую конструкцию, которую я механически произношу:
– Нам не следовало этого делать. Это была ошибка.
Тайлер резко выдыхает, медленно кивает и отходит. Я иду по коридору в сторону гостиной, где меня подстерегают воспоминания о прошедших выходных. Они обрушиваются на меня, как только я вижу диван и книжную полку. Они выводят меня из равновесия, и я спотыкаюсь о собственные ноги.
– Вещи у меня в спальном комоде, – говорит Тайлер.
Я игнорирую тональность его голоса. Он звучит подавленно, что вызывает рефлекс захотеть его приободрить, но этого я не могу себе позволить.
Он быстрым шагом выходит из комнаты. Это мой шанс. Я бегу к книжной полке и торопливо провожу рукой по тесно прижатым друг к другу книжным корешкам в поисках книги, которая могла бы все доказать. Но ее там больше нет. Может, Тайлер заметил, что я…
– Ты ищешь что-то конкретное?
Удары сердца грохочут в ушах, дрожь пробегает по спине, я приподнимаю уголки рта, прежде чем обернуться. Тайлер смотрит на меня из прохода, непринужденно прислонившись к штукатурке.
– У тебя впечатляющая коллекция классической литературы, – говорю я сдавленным голосом. Может, он меня видел и на прошлой неделе и теперь знает, что я напала на его след в деле Беверли?
Тайлер отмахивается.
– Мой отец боготворит Шекспира и придерживается мнения, что в каждом хорошем британском доме должны быть все его сочинения. – Он закатывает глаза. Это его так безумно молодит, что мой желудок сжимается.
– Ханна тоже боготворит Шекспира, – бормочу я скорее самой себе, чем ему. Только благодаря ее одержимости мы с Джошем справились с одним из заданий во время стадии подбора пары. Отец Тайлера, бывший посол, тоже когда-то был Львом? Он подсунул Тайлеру классику как скромную помощь? Его позиция, возможно, указывает на это.
– Твои вещи.
Тайлер подходит ближе со связкой блестящего белого шелка на руке – мое бальное платье по эскизам Дионы вместе с сочетающимися туфлями на высоком каблуке и дамской сумочкой. Я протягиваю за ними руки, но сдерживаюсь, чтобы не начать сразу искать Книгу Ворона, предложения из которой, написанные под моим именем, записаны в мой мозг: Эта Книга – твой членский билет. Если ты его потеряешь, у тебя его украдут или он пропадет каким-либо образом, ты лишаешься всех без исключения прав Ворона.
Максимально незаметно я пытаюсь нащупать его под горой блестящей ткани и едва могу утаить облегчение, когда под пальцами чувствую натуральную кожу и тисненного на окладе ворона.
Тайлер все еще стоит вплотную ко мне, так что я могу чувствовать его тепло.
– К., – говорит он тихим голосом, полным боли.
Мне не остается ничего другого, как поднять глаза.
– Если бы я знал, что… – Его кадык поднимается и опускается. – Если бы я знал, что ночь, проведенная вместе, уничтожит все, что было между нами, я бы никогда…
Он не может это выговорить, потому что это было бы ложью. С момента нашего знакомства – которое, по мнению Ханны, не было случайным, как я всегда думала – в воздухе между нами висело напряжение, которое однажды должно было разрядиться, неважно, форсировал он его или нет. Нам нечем было оказать ему сопротивление. Сейчас это обстоятельство – идеальная отговорка для меня.
– Для начала мне нужна дистанция, – произношу я и крепко прижимаю к груди платье вместе с сумкой и Книгой Ворона.
Тайлер глотает, потом кивает и отходит.
Медленно, еле держась на ногах я иду по коридору к выходу из апартаментов, хотя все во мне кричит, чтобы я бежала отсюда, как неделю назад.
– Я скучаю по тебе, К.
В его голосе слышится что-то, что заставляет меня замереть, и я поворачиваюсь к Тайлеру. Он протягивает руку, но сжимает пальцы в кулак, как будто ему приходится вынуждать себя не удерживать меня.
Мое сердце бьется о грудную клетку. Не знаю, от страха или неопределенной связи, которая с первого момента существовала между нами. Фи точно назвала бы это химией.
Я не могу ничего сказать, не выдав себя, не начав в ответ рыдать, что это он заманил меня в западню. Мне нельзя рисковать, чтобы он не натравил на меня тех, кто прислал ему эту фотографию. Поэтому просто киваю с крепко сжатыми губами, которые удерживают слова внутри.
Как только Тайлер закрывает за мной дверь, напряжение отступает. Я опускаюсь, опираясь о прохладную стену, и глубоко дышу.
Я резко поднимаю голову, когда слышу, как дверь открывается снова. Но ручка двери Тайлера не шевелится.
– Оставь ее, – слышу я нервно звучащий голос, который кажется мне слишком знакомым. Джейс, телохранитель Джоша и сосед Тайлера. Короткая борьба, дверь снова закрывается со щелчком.
Я посылаю Джейсу немую признательность, ведь только благодаря ему мне удалось избежать встречи со вторым парнем, который горько разочаровал меня. Я перевожу дух и отхожу от стены между двумя дверьми, чтобы наконец отправиться к Ханне. Мои шаги ускоряются. Прочь отсюда. Прочь от двух типов, которые играли с моим сердцем сквернее, чем Мейсон. Которые вырвали его из моей груди и потоптались на нем. Я никогда больше не допущу подобного.
Ханна встречает меня внизу у входа в здание, а не наверху у двери в их с Алиной квартиру. Она в считаные секунды отреагировала на мое сообщение с просьбой о встрече. После того как я предложила увидеться после моего визита к Тайлеру, она чуть не свихнулась от волнения. Удивительно, что она не объявилась прямо перед общежитием Тайлера.
– Я так рада снова тебя видеть, – шепчет она и спрашивает после краткого объятия:
– Браслет и фото у тебя?
– Книги Льва там уже не было. Но, по крайней мере, мои вещи теперь у меня. – Я высоко поднимаю связку вещей, будто она могла не заметить платье, блестящее на солнце, словно бриллиант.
– Проклятье! С этой фотографией мы точно продвинулись бы дальше. – Ханна убирает за ухо свои темные волосы. – Алина, между прочим, здесь. – Она бросает взгляд на лестничную клетку за открытой деревянной дверью.
Кто-то позаботился о том, чтобы Алина вопреки своим планам приехала на семестр раньше, чтобы Ханна больше не могла оставить меня жить у себя. Поэтому предложение поселиться в Доме Воронов я в отчаянии приняла за чудо – а не за холодный расчет. Так по крайней мере утверждал Джош.
– Я хотела тебя перехватить и прогуляться с тобой. – Взглянув на поблескивающую гору одежды, она добавляет: – Но, наверное, нам стоит занести это наверх, иначе все подумают, что ты сбежавшая невеста.
Я смеюсь, но не могу отделаться от воспоминания, что в вечер бала я действительно выглядела как невеста, как и другие претендентки, которым удалось стать Воронами. Только Диона в своем наряде резко выделялась на общем фоне. Ее платье напоминало греческое одеяние и делало из нее настоящую богиню. Богиню с пламенно-розово-лиловыми волосами.
Мысль о Дионе и ее дружбе согревает меня. С бальной сумочкой в руках, в которой по-прежнему спрятана Книга Ворона, я жду у входной двери и разглядываю мерзкого жирного паука, поймавшего в зарослях плюща муху. Муха дергается и пытается вырваться, но паутина только вибрирует и запутывает ее все больше. Судьба мухи еще никогда не представлялась мне такой близкой, как в этот момент.
Паук приближается к своей жертве. Я не хочу дальше смотреть на это и вытесняю сходство с моей ситуацией. Все же, в отличие от мухи, я не знаю своего противника. Я не знаю, в чьих руках все нити, и по-прежнему отказываюсь верить в то, что все в Доме Воронов и Особняке Львов ведут двойную игру. Мы должны выманить паука из его паутины.
Всякий раз, когда я думаю о своей ситуации, во мне, помимо Тайлера, отзывается еще одно имя: Келлан, глава Львов, который получает от Луки все новости из редакции «Сплетника», если можно верить утверждению Джейса. Но не обманул ли он меня, как своего босса? Кому я действительно могу доверять?
– Эй, Кара! – Ханна щелкает пальцами перед моим носом, и ее голос звучит так, будто она уже много раз пыталась обратить на себя мое внимание. Затем она отпрыгивает с перекошенным от отвращения лицом.
– Ааааа! – вскрикивает она, дергается и что-то бормочет о монстроподобном большом пауке.
Я усмехаюсь, потому что думаю о нашем общем детстве и о том, как часто спасала свою лучшую подругу от мерзких тварей. Как ни крута Ханна, а все, что имеет больше четырех лап, пугает ее сильнее, чем намного более опасные поиски информации об исчезновении Беверли.
Чуть позже мы опускаемся со стаканами кофе на одинокую парковую скамейку в удаленном Ист-Корте. Судя по темному дереву, она уже неделями не видела солнца, и поэтому, должно быть, ее, стоящую на уединенной дорожке между газонами, игнорируют гуляющие студенты. Влага сразу проникает сквозь мои джинсы, и холод с пятой точки взбирается вверх по спине.
– Она запостила новое фото, – говорит Ханна деловым голосом, который у нее совершенно не получается изобразить. Ее нейтральное выражение лица исчезает, когда она открывает «Инстаграм» и протягивает мне телефон. На экране улыбающаяся Беверли Грей. На заднем плане многочисленные белые колонны, которые будто стоят на ее руке. Геотег – Афины, а в здании поверх руки Беверли я узнаю Парфенон.
Фото определенно не селфи. Другой рукой Беверли держит платье, которое напоминает платье Дионы с бала. Впечатление, что у Беверли фотосессия на фоне Афин. Но сильнее всего бросается в глаза браслет с мелкой бирюзой, который свободно висит на ее приподнятом запястье. Браслет, который, согласно ее профилю в «Инстаграм», был изготовлен специально для нее – и который я обнаружила в Книге Льва Тайлера.
– Если ты посмотришь внимательнее, то обнаружишь, что тени лежат неправильно, – говорит Ханна и указывает на какое-то жалкое растение у нижнего края фотографии, которое отбрасывает четкую тень, а потом – на глубокое декольте Беверли, на котором не проявляется никаких теней от головы или груди. Ее опущенная вниз рука также не отбрасывает тени.
– Это может скорректировать даже бесплатное приложение для обработки фотографий, – говорю я не слишком уверенно, безотрывно смотря на браслет.
– Я знаю, поэтому и пытаюсь связаться с ней. Она отвечает на каждый комментарий. – Ханна пролистывает вниз и показывает мне, что имеет в виду. – Зато не реагирует ни на одно сообщение в «Директ». – Ханна открывает свои сообщения, и я вижу чат с сообщениями только от нее. – Так не только у меня, но и у Джоша тоже.
От этого имени у меня колет в груди. Предательство и злость, как кислота, насквозь прожигают жилы и наивное сердце.
– Самое внятное доказательство того, что с фотографиями, возможно, что-то не так, это браслет. Таким образом, скорее всего, это ее старые снимки. Если бы у нас был браслет, мы могли бы наконец пойти с ним в полицию и не прослыть сумасшедшими.
Я сглатываю слюну. Едва ли она могла яснее выразить, что только из-за меня у нас на руках ничего нет, даже если в ее словах нет и намека на упрек, а только бесконечная печаль, которая душит меня и пробуждает стремление сделать все, чтобы немного утешить мою подругу. Я откашливаюсь и обнимаю Ханну.
– Мы выясним, что с ней произошло. И у тебя будет свой эксклюзивный разоблачительный материал, с помощью которого ты привлечешь к себе внимание каждого, кому есть что сказать в мире репортажа. Пулитцеровская премия тебе обеспечена! – Я поворачиваю ее голову, чтобы она смотрела на меня, и дарю ей самую ободряющую улыбку, на которую только способна в этот момент.
Она медленно опускает веки, мышцы челюсти напряжены. Улыбка, которую она пытается из себя выжать, жалкое подобие моей. Но неважно, как долго я на нее смотрю и пытаюсь, как раньше, проникнуть в ее мысли, я наталкиваюсь на препятствие, которое непреклонно противостоит мне.
Глава 5
ПОНЕДЕЛЬНИК, 30.11.
Колокол на часовне по ту сторону древних зданий Главного Двора оповещает о начале следующего часа. В первый раз за несколько недель я захожу в старую библиотеку, где многочисленные студенты предаются магии письменного слова. После того как меня приняли в Вороны, мне больше не нужно для поиска информации и учебы возвращаться в пахнущий кожей, чернилами и пылью читальный зал. Но когда я прохожу мимо студентов, сидящих за маленькими столиками, то ощущаю тяжесть потери. Может, это и приятно, когда тебе все приносят прямо к ногам – точнее, в Дом Воронов – но это просто не то же самое чувство.
Я медленно иду дальше, впитывая в себя впечатления. Пятна света, которые последние лучи солнца с обратной стороны сводчатых окон справа от меня наносят на старый деревянный пол и массивные темные полки. Пыль, что танцует в падающем свете и распространяет запах старых книг. Напряженная тишина, которая нарушается перелистыванием страниц.
Я подхожу к двери редакции «Сплетника». Стоит ее открыть, как из спокойного мира старой библиотеки меня затягивает в полнейший хаос. Музыка и громкие голоса оглушают меня, так что в первый момент я стою совершенно потерянная, пока какая-то студентка c всклокоченной кучерявой шевелюрой не бросает мне вслед свое «Тсс!» Я быстро захожу в помещение редакции и закрываю за собой дверь с, очевидно, хорошей звукоизоляцией.
Письменный стол, стол главного редактора, теперь явно не для одной Ханны. Когда я была здесь последний раз в начале семестра, она готовила первое издание «Сплетника» практически одна – в связи с чем я предложила ей свою помощь, хотя не собираюсь делать карьеру в СМИ. Теперь только на ее рабочем месте, расширенном за счет длинного стола, сидят еще две студентки, а из большой соседней комнаты, которой Лука Сантьяго прежде мог пользоваться один, доносится шум вечеринки. «Сплетник», совершенно очевидно, больше не испытывает недостатка в кадрах. Из-за этого мне кажется еще более дурацкой идея здесь – под носом у Луки – продолжать вести расследование, чтобы он докладывал Келлану или кому бы там ни было, насколько мы все здесь скучны.
Благодаря стипендии и дополнительным курсам в Доме Воронов у меня по факту есть еще и необходимое время на подобного рода игры. Какая ирония… Isn’t it ironic… Я напеваю про себя мелодию песни Аланис Мориссетт и мыслями явно пребываю где-то в другом месте, так что кто-то наталкивается на меня.
– О, Кара, наконец-то ты здесь! – Лука стоит передо мной, нервно теребит слишком длинные рукава светло-серой рубашки и смотрит сияющими глазами.
Если смотреть непредвзято – не держа в голове, что он шпионит на Львов, – то выглядит он хорошо. Когда он улыбается, как раз как сейчас, его зеленые глаза не кажутся слишком блеклыми на фоне загорелого лица, а блестят, как лед на солнце.
Я ищу глазами Ханну, но ее нет ни на ее месте, ни среди студентов, которых я могу видеть с той точки, где нахожусь. После того как я здороваюсь с Лукой, он проталкивает меня в соседнюю комнату, где занят каждый стул даже у самой маленькой поверхности стола. Внутри слишком тепло и спертый воздух, здесь пахнет кофе, какой-то выпечкой и чипсами, которые стоят в маленьких пиалах в центре сдвинутых столов – главной рабочей зоны.
Лука замечает, как я морщу нос, устремляется прямиком к окну позади своего стола и распахивает его. Во время моего последнего визита стол еще стоял за дверью, так что Лука всегда имел возможность хорошо шпионить. Я бормочу свое «спасибо», и он, ухмыляясь, кивает мне.
– Ты будешь сидеть рядом со мной, – объявляет он и указывает на складной стул рядом со своим креслом с мягкой обивкой и подлокотниками.
Моя попа болит от одного только взгляда на него, и я подумываю о том, чтобы вернулись времена джентльменов. Но со вздохом ставлю свою сумку у стены под окном и опускаюсь на стул. Не плюхаюсь на него, а опускаюсь, потому что не уверена, что он не сломается под моим весом. Лука, забавляясь, наблюдает за моими телодвижениями, при этом поудобнее устраиваясь в своем кресле.
Когда я убеждаюсь, что складная штуковина подо мной выдерживает, я спрашиваю Луку, который все еще ухмыляется:
