– Нет, – решительно выдохнул я, – я хотел бы разминуться с этой психопаткой. Но все ваши планы побега просто не выдерживают ни малейшей критики…
– Знаете, Моррисон, – нахмурился Миллер, – критикуя, вы должны что-то предлагать…
Я тяжело вздохнул и похромал к ангару, поддерживаемый круглым, невысоким, но коренастым Миллером.
Первый бронеход оказался не подключен к общей электросети, и его люки нужно было вскрывать вручную.
Второй был частично разобран и явно на ремонте: торчали жилы шнуров из вскрытых технических люков.
Вот только с третьего выскочила веревочная лестница, стоило дернуть рубильник под кожухом его «колена».
Миллер полез первым, а я пытался не отставать, цепляясь немеющими пальцами за веревочные ступени и ощущая головокружение.
Забравшись в кабину, Миллер щелкнул тумблерами питания, и кабина озарилась бледно-желтым светом.
Узкий бронированный триплекс подсветился специальными артефактными лампами.
Миллер подал мне руку и буквально втащил меня внутрь, я сел в кресло первого пилота и повернул ключ зажигания на пульте, тут же загудел дизель-генератор.
– Моррисон, долбаните по воротам из автоматической пушки, иначе мы не выйдем… – Младший комиссар смотрел на меня сурово. – Знаете, как тут управлять огнем?
– Знаю, – кивнул я, – лучше займитесь пушками сами, а я попробую рулить…
– Как скажете. – Миллер, усевшись в кресло стрелка, взялся за джойстики автоматических пушек, и на пульте загорелись индикаторные лампы контроля.
«Гром» был оснащен двумя курсовыми пулеметами Шварца и двумя же скорострельными пушками ГР-15[3 - ГР-15 – скорострельная пушка системы Грязнова – Рихтера, калибр 15 мм.] «Танцор». Плюс – две подвесных ракеты «Шило», Р-21.
Кабина завибрировала, раздался рокот дизеля и запах выхлопа. Затем с металлическим лязгом бронированная кабина расправила суставчатые ноги, и в триплексе экрана показался фрагмент потолка. Включился автоматический гироскоп, замигали лампы на пульте, и кабина наклонилась на пятнадцать градусов ниже горизонта.
Над триплексом в откидном светоотражающем козырьке торчала черно-белая фотография какой-то роскошной блондинки с почти черными губами.
Я бросил ее под сиденье, чтоб не отвлекала, после чего вставил ноги в механические педали и плавно потянул рычаг правого ступохода на себя, и «нога» бронехода поднялась по малой дуге, глухо стукнув о каменный пол. Сработал размыкатель, и коробка передач заворчала и хрустнула: кабина подалась вперед. Я развернул носовой фонарь с артефактным «координатором», и следующий шаг потянул педалями машину к высоким выходным воротам ангара.
Я вспомнил, как это – слиться с телом стальной машины, и чуть поболтал рычаги, пробуя их на люфт. Затем ступнями чуть прижал механические педали, и они разблокировались. Слегка крутанув ими влево-вправо, почувствовал, как стальная машина, рыча дизелями и электроприводами, тут же повторила движения. Педали двигались в меру туго, но в целом без серьезных усилий.
Прямо на центральном пульте светился зеленоватый квадрат экрана тактического визора, на котором желтел крестик прицела – это не только для стрельбы, это общее направление движения. Ну, уж стрелять из автоматических пушек и трех «шварцев» я бы точно не смог – и так еле-еле вспоминаю управление. Для того и есть место стрелка…
Немного подергавшись, как припадочный, создав нам с Миллером неслабую «морскую» качку, бронеход постепенно начал слушаться моих команд и потихоньку вышел к воротам.
Генрих дернул выгнутый рычаг, и в недрах машины раздался лязг и гудение привода: в наши орудия вошли снарядные ленты из контейнеров боеукладки.
Я поглядел на артефактный экран, и в глазах моих расцвели зеленые пятна, в этот момент раздался грохот, и яркая вспышка ослепила триплекс: Миллер послал одну из двух ракет в ворота.
Я повернул голову к стрелку и сделал недовольное лицо.
– А зачем нам ракеты? – невозмутимо ответил Миллер, увидев мое лицо. – Нам вполне хватит стрелковки…
Я ничего не ответил и снова переключил внимание на управление машиной.
Сначала на экране были густые клубы дыма, но дым резко вылетал наружу, и наконец в рваных краях разбитых ворот забрезжил серый свет дождливого дня.
И тут сквозь негромкий гул мотора и лязг механики я услышал тихий треск выстрелов и глухой звон пуль о броню: тут же я включил подсветку задней призмы, и оптический луч отразился на светоотражающем козырьке над триплексом. В бледном радужном мареве входа в ангар бегали маленькие темно-зеленые фигурки «аквалангистов». Один из них устанавливал на металлическую треногу свой диковинный «фен», только размером поболее. Оружие явно артефактное, я это еще в комнате ощутил…
– Кажется, у нас проблемы, мистер Моррисон, – ровным голосом произнес младший комиссар, – разверните-ка эту бандуру на сто восемьдесят, если вам не трудно…
Я стиснул зубы и, пока еще Миллер говорил, провернул педальный привод и начал давить на рычаги, но машина не послушалась, а снова нелепо дернулась. К резкому и красивому развороту я был просто не готов: «Гром» опять пошатнулся, и яркая змеистая голубая молния врезалась в каменную стену ангара. Хоть изображение было в радужных разводах из-за давно не чищенной стеклянной призмы, но ослепительная вспышка и черные точки каменного крошева были видны…
– Моррисон, вы нас угробите, – тем же ровным голосом, но с некоторой ноткой напряженности произнес Миллер, – сосредоточьтесь, наконец! А я их размажу…
Часть его слов потонула в гулких металлических ударах щебня о броню.
Единственное, что я успел попробовать, это согнуть «ноги» бронехода и каким-то чудом развернуть станину кабины педалями, вслед за этим гироскоп автоматически потянул в ту же сторону бронекапсулу башни с навесным стрелковым комплексом.
Миллер, не дожидаясь окончания поворота, вдавил гашетку, и ангар озарился яркими вспышками выстрелов: машину затрясло, и раздался чуть приглушенный броней треск очереди из автоматической пушки.
Теперь изображение входа в ангар проецировалось на визор через триплексы, и видно было гораздо лучше.
Фигурки зеленых «лягушек» разлетелись в стороны, а тренога с большим «феном» перевернулась. В тусклом свете проема ворот сверкали искры рикошетов – Миллер свирепствовал, используя те немногие углы поворота турелей для качественного уничтожения людей. Вот никогда бы не подумал, что он не кабинетный интриган, а суровый военспец. Ну, максимум опытный разведчик-аналитик.
– Моррисон! – Его голос поднялся на четверть тона. – А вы можете пятиться назад и смотреть на вход? Дело в том, что эти твари…
Я уже заметил, что некоторые «водолазы» мечутся по ангару вокруг местных бронеходов.
– Вот не надо было ракету тратить, – сквозь зубы прошипел я и начал разворот станины.
Пришлось отключить автоматическую синхронизацию, дабы привести башню в противоестественное положение, и машина взвыла, а я снова начал чувствовать, что теряю управление.
– Моррисон! Можно полегче?! – Миллер клацнул зубами: прямо под левым ступоходом разорвалась граната.
– Так садитесь тогда в кресло пилота! – не выдержал я.
– Нет, Заг, – он неожиданно назвал меня по имени, наверное, нервничал, – у вас это выходит лучше, чем у меня. Работайте!
Я буквально вывихнул себе мозг, пока до меня дошло, как развернуть бронеход задом, да так, чтоб триплекс оставался в контакте с входом в ангар. Не пилот же я танков! К тому же шагающих! Они в основном в меня стреляли!
Генрих был молодцом: несколько раз лязгала механическая система боеукладки, пока он поливал ангар из спаренных «шварцев» и из «Танцоров».
К сожалению, несмотря на наши усилия, четвертый бронеход ожил, а «аквалангисты» стали прибывать.
Я прилип к светоотражающему козырьку, пытаясь пятиться к развороченным створкам ангара наружу. Я надеялся, что хуже всего нашим противникам от рикошетов, так как башня качалась знатно. Вот за это я больше и доверял танкам на гусеничном ходу, а эти артефактные машины, невзирая на свою мощь и технические преимущества, требовали куда как большей квалификации и опыта.
К сожалению, вылезти и протереть призму заднего вида у меня не было никакой возможности.
Захваченный врагами бронеход попытался резко развернуть башню, но в то же время запутался в своих «ногах» и покачнулся.
Именно в этот момент Миллер послал в него второе «шило» и промахнулся, оно врезалось в стену за боевой машиной.
Но зато ударная волна накренила танк, и он рухнул на пол, скребя ступоходами каменную кладку, видно, их пилот был совсем не лучше, чем я. Или же просто не успел взять под полный контроль управление.
Мои же «эксперименты» от разворота принесли не лучшие плоды: бронеход покачнулся, и раздался громкий скрип и скрежет, я красиво вписался в стену возле развороченных ворот.
– Да чтоб вам Купол разодрало, – выругался я, крепко сжав рычаги управления.
В целом получилось, что два бронехода будто отпрыгнули друг от друга… а я сильно стукнулся головой (хвала богам) о спинку сиденья…
– Моррисон! – Тут уж Миллер рявкнул. – Внимательнее!!!
Я опять стиснул зубы и помотал черепушкой: в глазах потемнело на пару секунд, затем, вцепившись в рычаги, я вдруг почувствовал себя «хозяином положения» – мне показалось, что кабина башни стала немного прозрачной, только я не слышал о такой особенности средних бронеходов. Арты, что ли, тут стоят особые? Да я вроде ничего и не активировал…
«Гром» со скрежетом выпрямился и продолжил пятиться назад, а я вертел вокруг головой, но было ощущение, что именно то место, в которое я смотрел, было прозрачным в прямом смысле слова.
Мне некогда было размышлять об этой артефактной дребедени, но это весьма меня ободрило.
Я видел, как паук: не знаю, как это объяснить – я видел вокруг… Одновременно и мечущиеся фигуры, и как они пытались поднять треногу, и попытки соседнего танка «встать», и дыру в воротах, в которую я пятился этим «скворечником на ножках».
От этого моя голова слегка закружилась, но я начал сосредотачивать взгляд на конкретных направлениях и пришел в себя.
Почти прямо, почти без качки я пятил машину назад, ориентируясь на некое светло-серое пятно на своем затылке.
Миллер сосредоточенно сопел: я скорее не слышал, а видел его раздувающиеся ноздри и щеки боковым удивительным зрением.
Двое недобитых «водолазов» короткими перебежками тащили черную треногу и крупный «фен», прикрываясь застывшими бронеходами.
В этот момент справа, из тумана клубящегося дыма появился шатающийся силуэт «Грома» наших противников: все же поднялся!
И как только я увидел его, не знаю почему – мне захотелось спрятаться, словно нашкодившему мальчишке с полными карманами яблок при виде сторожа с двустволкой, заряженной пакетиками с солью.
Миллер успел только смешно хрюкнуть, так как кабина пошла вниз на сгибающихся «коленях», и одновременно у меня получился разворот на правом ступоходе на сто двадцать градусов.
Тут же правый борт кабины врага полыхнул ракетным всполохом маршевых двигателей, и дымный шлейф в считаные мгновения протянулся над нашей кабиной…
– Отлично, Заг! – Голос стрелка оставался без интонаций, но имя и повышенная нота все же выдали эмоции младшего комиссара. – Дальше задом! Как можно дальше! Не разворачивайтесь!
Миллер был прав: наш бронеход встанет под прямым углом к воротам и мы сможем контролировать выход.
По лицу текли горячие капли пота, и я слегка дергал головой, дабы они не попадали в глаза. Наконец-то я почувствовал машину, не сказать, что как свое тело, нет – просто перестал думать перед своими действиями.
Где-то далеко полыхнул разрыв ракеты, и все застыло.
Черная копоть лежала на рваных краях ворот. Мы были уже снаружи, а враги внутри.
Вдруг по крыше кабины заколотила пулеметная очередь, и я почувствовал себя внутри колокола на колокольне церкви Зодиака: на пульте лежали наушники пилота, но я не мог отпустить руки от управления, потому машинально задрал кабину вверх и увидел темную тушу четырехмоторного дирижабля, утыканного антеннами, с надписью: «Голконда».
Миллер тут же вдавил гашетку «Танцора», и цепочка трассирующих снарядов смертельной новогодней гирляндой устремилась в серое небо к туше небесного «кита».
Ошибся я насчет отсутствия вооружения на дирижабле: после пулеметных «укусов» в двадцати метрах на границе проселочной дороги, упирающейся в раздолбанные ворота, полыхнула яркая вспышка, и несколько деревьев из ближайшей рощи подпрыгнули над землей черными спичками…
На «Голконде» тоже есть ракетные установки! Как я их не заметил? Наверное, они встроены в гондолу…
Но ведь на гражданских дирижаблях запрещена установка оружия! Потому-то оно и замаскированно, это же дирижабль Шпигелей.
Хорошо, что наш бронеход отличался каким-то странным артом, скорее всего, Рака-Парвиза, позволяющим видеть мне сквозь кабину, а не только смотреть в визор и на козырек… Это нам так повезло? Или модель модернизированная?
Из дыры ворот показалась хищно сплюснутая кабина вражеского «Грома», и вылетело черное облачко выхлопа.
Я перевел взгляд с дирижабля и продолжил отступать, ломая молодые деревца возле древней кладки стены.
– Заг! – Вот сейчас Миллер взвизгнул, будто пес, которому на хвост наступили. – Бежим отсюда быстро! Назад!!!
Я резко выполнил команду, снова слегка присев и развернув кабину в сторону невысокой поросли вдоль леса. Продолжая валить средние деревца, наш бронеход, словно подстреленный заяц, понесся по прямой: и это было очень приятно – управление упростилось.
Я даже подумать успел, как это мы убежим от ракет, но думать было совсем некогда, потому в бою и необходим опытный командир…
Неожиданно серый пейзаж осеннего леса озарился яркими красками, и раздался приглушенный, но очень гулкий грохот, и застучали по броне осколки, камни и Хиус еще знает что от взрыва.
Я смог на мгновение покоситься в затылочную область, и сердце мое подпрыгнуло: буквально перед удаляющимися воротами быстро, в дыму и пламени приземлялся пылающий дирижабль, и его еще не охваченный пламенем вытянутый нос стремительно падал на кабину бронехода…
Надпись на пылающем баллоне уже читалась как «…нда», неотвратимо приближаясь.
Как-то рефлекторно я дернул педали ступнями вверх, и скорость переключилась: «Гром» взревел двигателями сильнее, и мы буквально снесли часть дубовой рощи, едва не споткнувшись о вековые деревья, которые вспыхнули прямо у нас за спиной, а по броне снова загудело. Наверное, это стальные направляющие оболочки дирижабля, лишившись сгоревшей полужесткой основы, распрямились и ударили, заставив наш БШС пошатнуться на скорости.
Машину накренило влево, и я всеми своими конечностями впился в рычаги и педали управления, но все равно бы упал, если бы не крона высокого дуба, которая слегка отпружинила наш крен перед тем, как надломиться.
– Мы его сбили! Моррисон! Сбили! – Миллер не скрывал торжества и самодовольства в голосе.
Я бы на его месте вообще прыгал от восторга: сбить дирижабль автоматической пушкой это крупное везение, так как современная гелиевая смесь это вам не водород начала века, он не поджигается так легко. Правда, некоторые «умники» использовали метан и для подъема баллона и для работы двигателей. То ли дело было в этом, то ли Миллеру посчастливилось попасть в боевую часть или в топливные баки? Может, они просто не ожидали от нас такой быстрой реакции и пристреливались по первой ракете?..
Да и плевать! Самая неприятная воздушная машина, из которой со мной разговаривал Зеро, сыпались мертвяки с ружьями и «водолазы» Оливии, перестала существовать! Фауд Заступник!
Я старался не поддаваться ликованию, огибая крутые отроги и каменистые расселины, поросшие чахлым кустарником.
Пару раз я едва не свалил бронеход в овраг, и приходилось, как припадочному, дергаться в кресле пилота, бешено прокручивая педали. «Гром» резво подпрыгивал, извергая из двигателей короткую реактивную струю из дополнительных баков. Они не дали бы нам взлететь, как ракете, но немного протягивали дугу прыжка.
В кабине был сущий ад: все двигатели работали в боевом режиме, а, как известно, это крайне недолгий ресурс машины. Кабина потихоньку наполнялась выхлопами, становилось все жарче и удушливее.
Сзади еще что-то взрывалось, ярко вспыхивало и полыхало, а я продолжал выжимать из машины последние «соки», двигаясь наугад в наступающих сумерках…
Через какое-то время взвыла предупреждающая сирена, и бронеход, неожиданно потеряв управление, начал крениться набок…
– Этого следовало ожидать. – Миллер смотрел на меня своими водянисто-серыми глазами с опухшими веками без ресниц.
Тихо потрескивал остывающий металл, а в кабине горел красный фонарь, словно мы были у витрины публичного дома, точнее, в самой витрине. Было душно и пахло соляркой.
– Тогда валим отсюда… – Я тяжело вздохнул, вытерев пот со лба.
Некоторое время мы сидели молча, пальцы тряслись и у меня, и у Генриха.
