Он почесывал затылок и покусывал губы.
– В общем, ты попала в автокатастрофу, и у тебя… у тебя нарушение…
– Я попала куда?
– Происшествие на дороге.
– Прои… Почему я не помню? И почему, почему мои руки и ноги целы? – она посмотрела на руки, которые казались ей чужими – они были слишком взрослыми для нее. Будто ей пришили руки ее собственной мамы. Не могут у девочки быть такие руки…
Отец посмотрел на врача.
– У вас амнезия, – сказал врач. – Вы не помните автокатастрофы и последствий и не помните, как вас лечили. Поэтому вы в больнице под нашим наблюдением. Мы проводим тесты, анализы, пытаемся вернуть вам память.
– И сколько я уже тут? – Катя посмотрела сначала на врача, потом на отца.
Папа набрал воздуха в легкие и сказал:
– Около года.
У Кати брови подскочили вверх. Ей как будто залепили пощечину. Она открыла рот, но смогла только выдавить шипящий звук.
Отец взял ее за руку.
– Мне очень жаль, милая.
– Что? – медленно выговорила Катя. – Целый год? – она говорила очень тихо, ее глаза бегали по полу, будто пытались найти там какие-то ответы. – Боже мой! Господи! Так что я… я… пропустила целый год в школе? А как же мне теперь догонять? А как же мои друзья?
– Милая моя, я с тобой. Я тебя не брошу, вместе мы справимся, – сказал отец.
Он сел к ней на кровать и обнял ее.
– Я что… Просто лежала тут целый год? И… И теперь мне надо учиться с младшими? Как будто двоечница какая-то?
– Ну… – протянул отец. – Все не совсем так.
Катя посмотрела отцу в глаза.
Тот отвел взгляд.
– Мне жаль тебе такое сообщать, но тебе было 27 лет, когда ты попала в автокатастрофу…
У нее открылся рот, и она буквально не могла закрыть его обратно, ей не хватало воздуха.
– Не может быть, – прошептала она.
Папа кивнул и поджал губы.
– А… А….
Катя сама не знала, что хотела сказать. Она посмотрела сначала на свои руки, потом на ноги.
– Тут есть зеркало? – спросила она.
Папа достал из кармана маленькое зеркало, будто заранее знал, что она его попросит.
Катя посмотрела на себя, и невыразимый ужас ошпарил ее изнутри. В следующую секунду она разрыдалась и упала на кровать, лицом в подушку.
Отец погладил ее по спине.
Врач посмотрел на часы и сказал, что вернется через десять минут.
Когда Катя немного успокоилась, вернулся врач. Он будто знал, сколько нужно ей времени, чтобы проплакаться. Врач сел на стул и кивнул отцу Кати.
– Доча, звездочка моя, – сказал папа. – Мне нужно тебе еще рассказать кое-что очень неприятное.
– Что уж может быть хуже, – сказала Катя, вытирая слезы белым рукавом.
– Я бы предпочел такое не говорить, но иначе нельзя. Мы очень долго думали с Алексеем Вадимовичем и…
– А кто такой Алексей Вадимович? – спросила Катя.
– Ой, простите, пожалуйста, – сказал врач, – каждый раз забываю. Алексей Вадимович Рыбкин – это я, ваш лечащий врач.
– Катя, – сказала Катя.
– Очень приятно, – улыбнулся он.
– Так вот, – продолжил папа, – мы думали, стоит ли тебе такое рассказывать, все как есть, или лучше делать вид, что ничего серьезного не произошло. Но за год, что ты здесь, мы поняли, что так дальше продолжаться не может.
– Что не может продолжаться? – спросила Катя осторожно.
Папа сжал Катину руку и почувствовал, как она дрожит.
– Мы не можем притворяться, что все нормально. Потому что ничего не нормально, – сказал папа, и по его щеке покатилась слеза.
– Да что ненормально? – спросила Катя. – Папочка, скажи.
– Дело в том, что…
– Мама умерла? – внезапно спросила Катя и сама вздрогнула от этих слов.
Отец отрицательно помотал головой.
– Нет, с мамой все в порядке, – соврал он, помня о разговоре с врачом, когда они решили, что начинать надо с самого малого. – Мама сейчас на работе, у нее не получилось отпроситься, но она обязательно к тебе приедет, чуть позже. Тут другое дело… Просто… Пожалуйста, Алексей Вадимович, расскажите вы. Я не могу…
Губы отца дрожали. Он едва успевал глотать слезы.
– Вы попали в автокатастрофу, – сказал врач ровным голосом. – Вас привезли в больницу в коме. Когда вы очнулись, вы забыли последние несколько лет жизни. После тестов и анализов у вас диагностировали ретроградную амнезию. О похожих случаях писал Оливер Сакс. Память возвращает вас назад в одно и то же время, сколько бы лет ни прошло. Все, что было после, вы забываете.
Катя слушала все это с нарастающим ужасом. Колючий и острый холод побежал от пяток и кончиков пальцев до самого сердца.
– Последние события хранятся двадцать четыре часа, а потом стираются, и вы возвращаетесь в тот далекий день, когда вам было пятнадцать лет, вы учились в школе в десятом классе.
– И что, разве ничего нельзя сделать? – спросила Катя.
– Мы проводим тесты, энцефалограммы, сканирования. Хорошая новость в том, что у вас нет обширных повреждений мозга. Плохая в том, что мы пока не знаем, как это лечить. Описанные случаи ретроградной амнезии не дают ответов. Люди либо живут так до конца жизни, либо у них память восстанавливается сама собой. И это дает нам некоторую надежду.
Алексей Вадимович замолчал.
Катя плакала. Отец обнимал ее.
– Я оставлю вас на некоторое время, – сказал Алексей Вадимович. – Мне нужно посетить еще нескольких пациентов. Потом я вернусь.
Он вышел из палаты.
– Вот почему ты такой старенький, – сказала Катя. – А я уж испугалась, вдруг ты чем-нибудь заболел.
– Со мной все хорошо, – сказал папа. – Я не болею, просто очень за тебя переживаю.
– А мама? Как мама?
– С ней все хорошо. Она придет, и ты все у нее сама спросишь.
– Как так получилось? Как я попала в аварию?
– Ты с мужем поехала на рок-концерт. Вечером мы с тобой пообщались по телефону, а через несколько часов мне позвонили из больницы. Как мне рассказали в дорожной службе, водитель такси, на котором вы ехали, не справился с управлением и вылетел на встречку. Это было уже после концерта, судя по времени, около десяти часов вечера. Вы попали под колеса грузовика. Тебя выбросило на обочину, где тебя нашли прохожие. Ты чудом выжила. Мы с мамой сразу приехали в больницу и просидели в коридоре около реанимации всю ночь. Мне было так страшно, я очень боялся, что ты не выживешь. И мама боялась за тебя очень. Но все обошлось. По крайней мере, ты жива.
Когда отец говорил о матери, он становился подозрительно тихим и запинался.
– Папа, а я что, была замужем?
– Да, милая, – сказал он и горько улыбнулся.
– А как его звали? Мужа моего? Я его знаю? Ну, в смысле, я его знаю – да, но… я знала его раньше?
– Он вроде бы учился в параллели с тобой, Саша Бортников.
У нее дрогнуло сердце.
– Господи, – простонала Катя. – Мое сердце не выдержит.
Она снова заплакала.
– Прости, милая, я не хотел тебе это рассказывать. Но ты каждый раз меня уговариваешь… И каждый раз ты плачешь.
– И сколько раз ты уже все это мне рассказывал?
Отец пожал плечами.
– Много. Я уже сбился со счета.
– Бедненький, – сказала Катя. – И как ты все это выдерживаешь?
– Ты ведь моя доча. Моя любимая звездочка.
Она обняла его крепко-крепко, так, чтобы передать всю свою горечь, и любовь, и тоску, и нежность.
Тут вошел Алексей Вадимович.
– Ну как вы? – спросил он. – Готовы?
– К чему? – спросила Катя.
– Необходимо заполнить кое-какие тесты на эмоциональную реакцию, – сказал врач. – Это поможет нам в следующий раз более мягко преподнести вам неприятные новости. А еще… Михаил Витальевич?
– Мы кое-что придумали, – сказал папа. – Мы будем делать видеозаписи, где ты будешь рассказывать о том, что с тобой произошло.
– Нам кажется, – сказал Алексей Вадимович, – что если ты будешь слышать историю про амнезию от себя, то тебе будет проще переживать эту трагедию снова. Мы надеемся, что если ты увидишь себя говорящей об этом, то это даст тебе некий сигнал о том, что ты это уже пережила. Это не исключает сильных эмоций, которые ты будешь испытывать, но нам кажется, что это лучший выход, чем если тебе то же самое будет говорить отец.
Отец кивнул. Катя сжала его руку.
– Плюс ко всему, – сказал папа, – жизнь не заканчивается, и у тебя еще впереди много событий, которые стоит сохранить. Ты будешь хозяйка своего прошлого, ты будешь уверена, что оно действительно было, потому что услышишь это от себя. Ведь доверять словам других людей порой так сложно, даже если это твои самые близкие люди. Пусть это будет твой видеодневник, и ключик от него будет только у тебя. Ну что, попробуем?
3
Двадцатисемилетняя Катя сидела на стуле. Позади нее была белая стена и незашторенное окно. За окном от ветра слегка покачивалась ветка, усыпанная листьями. Девушка зажала между коленей кулаки и трясла одной ступней, будто в такт неслышной ритмичной музыке. Она волновалась. Сначала она смотрела прямо в камеру, но взгляд ее был рассеянным, потом куда-то за пределы экрана, а затем потупилась в пол. Она набрала полную грудь воздуха, подняла голову и сказала:
– Привет.
Она одной рукой помахала в экран. На лице промелькнула грустная улыбка. Под глазами она заметила мешки. Нос слегка покраснел и припух. Видно было, что Катя плакала перед съемками.
– Я – это ты, – сказала Катя с экрана. – Точнее, ты – это я. А это видеодневник, где я буду рассказывать, что со мной происходит… А происходит со мной…
Она закрыла лицо руками.
– Господи, что? Что? – шептала Катя в настоящем. – Я ничего не понимаю… Кто эта женщина в телевизоре? Неужели это… нет-нет-нет-нет, не может быть....
Катя на экране опустила руки. По щекам размазались слезы, лицо пошло красными пятнами.
– Сегодня я проснулась в палате, и я очень перепугалась, потому что…
Экран внезапно потух. И свет под потолком тоже.
Катя с шумом втянула воздух. Последние несколько секунд она смотрела в экран совершенно загипнотизированная, позабыв, что надо дышать. Но когда экран снова превратился в черный прямоугольник, ее отпустило. Она чуть не попалась на какую-то уловку, как муха, угодившая в паутину. Говорят, пауки умеют гипнотизировать жертв перед тем, как сожрать. Возможно, то же самое хотели сделать и с ней. Просто Кате повезло, что внезапно потух свет во всем доме.
