Лара Дивеева "Прочитай меня"

Я охотно ему верю. Отец Егора – владелец медийной империи, в число владений которого входит несколько журналов и телеканалов. Уж кто-кто, а журналисты докопаются до правды.

– Его родители никогда тебя не примут, – добавляет Егор, не замечая, что к нашему столу приближается Королев-старший.

– Не сомневаюсь, – отвечаю беззлобно, и в этот момент отец Никиты обнимает меня за плечи и подносит мою руку к губам. Он безумно рад, что первая часть аукциона прошла без серьезных инцидентов. Пара грубых выкриков Никиты не считается, их слышали только те, кто сидит поблизости. Судя по всему, мы находимся на безопасном расстоянии от самых важных людей.

– Красавица моя, можно вас на минутку? – Подвыпивший и усталый, Королев-старший уводит меня подальше от любопытных соседей по столу.

Лицо Егора темнеет грозовой тучей, и он снова хватается за вилку.

Когда мы с Королевым-старшим остаемся наедине, я показываю в сторону дверей.

– Никита в баре, я не смогла его остановить.

Он кивает и, потирая грудь, косится в сторону бара.

– Я найду его и заставлю выпить кофе. Мне жизненно важно, чтобы Ник познакомился с мэром, а тот только что прибыл. Мы планируем важную сделку, и все зависит от властей…

– Слияние компаний? – вырывается у меня, и Королев-старший бросает недобрый взгляд через плечо, на Егора, продолжающего избивать вилкой бокал.

– Помогите мне, Аля, и я буду вам по гроб должен! Я напою Ника кофе и верну сюда, а уж вы постарайтесь, чтобы он вел себя хорошо. После аукциона, как только вас представят мэру, я сразу увезу сына домой.

Во рту горький привкус, смесь неприязни и жалости. Сейчас Королев-старший выглядит отчаявшимся подвыпившим стариком. Даже если мне удастся помочь ему сегодня, завтра Никита все испортит. В таких делах нельзя жить одним днем.

– Вы хорошо себя чувствуете? – спрашиваю взволнованно.

Он неуверенно кивает и потирает вспотевший лоб.

– Пойду найду Никиту!

– Напоите его кофе. Как только аукцион закончится и мы познакомимся с мэром, я уйду, и дальше вам придется разбираться без меня.

Поблагодарив меня, Королев-старший направляется к бару, а я – в другую сторону.

Мне нужен перерыв, несколько минут одиночества, чтобы разобраться, во что я ввязалась. Не хочу делить людей на хороших и плохих, не хочу осуждать. Вообще не хочу ничего знать о Королевых и об их проблемах, мне своих хватает.

– Пытаешься идти как Изабелла, да? – усмехается знакомый голос. – Бедрами покачиваешь? Все как она делала? – Не знаю, куда направляется Егор, но он идет рядом и смотрит с жарким осуждением. – Ты всегда хотела занять ее место. Думаешь, я не помню? Думаешь, никто не заметил, как ты закрасила кроссовки розовым фломастером, чтобы хоть чем-то походить на нее? Поздравляю, Аля, ты наконец заняла ее место, даже старика окрутила, чтобы вписаться в семью. Не ожидал от тебя такой прыти, в школе ты была бесхитростной. Только и знала, что пялилась на Королева обожающим взглядом…

У Егора еще много яда в запасе, он бы так и шел за мной до самого туалета и говорил гадости, но я резко остановилась, и он замолчал.

Он помнит, как я раскрасила кроссовки.

Старые, потрепанные, со сношенной подошвой, они пахли плесенью, как и все остальное, купленное тетей в комиссионке. Я раскрасила их розовым фломастером, и они казались мне волшебными туфельками Золушки. Когда одна из подошв отвалилась, я пришила ее толстыми нитками.

Это воспоминание слишком личное. Я не хочу им делиться.

Егор слишком многое знает и помнит, и от этого ноет внутри. Я уже знаю, что прошлое не переписать, но не хочу, чтобы оно подбиралось к поверхности. Чтобы меня тыкали в него носом.

Резко развернувшись, иду в противоположную сторону. Я напомнила Егору, каким щуплым он был в школе, а он в ответ – какой жалкой была я. Назовем это ничьей и расстанемся, пока не подрались. Королеву-старшему хватает забот и без моей драки.

Я спешу, но Егор снова появляется рядом и берет меня за руку.

– Иди куда шла, а то еще не доберешься до туалета вовремя. На таких-то каблуках немудрено, – ворчит, но его голос звучит виновато.

Я не отвечаю.

– Обещаю, я больше не скажу ни слова о школе! – добавляет он раздраженно.

Вырвавшись из его хватки, спешу в туалет.

Розовые кроссовки.

Они были моим секретом. Моим маленьким шагом к большой мечте.

Привычными движениями поправляю макияж и долго смотрю на себя в зеркало. Маленькая девочка во мне гордится тем, кем я стала, чего добилась. Бывают минуты, когда мне хочется отомстить всем и вся за каждую каплю причиненной боли. Но потом эти минуты проходят, и тогда… у меня все хорошо.

Из кабинки доносится слабое всхлипывание, словно кто-то прижимает платок ко рту, заглушая звуки. Чужих проблем мне не надо, своих по горло. Я бы развернулась и ушла, но всхлипы такие горькие, будто плачет ребенок.

Топчусь на месте, сомневаюсь. Я и так уже ввязалась в непонятно какую авантюру с Королевыми, а все потому, что хотела помочь. И в этот раз лучше не вмешиваться, пусть женщина плачет на здоровье. Что бы с ней ни приключилось.

Тянусь к дверной ручке, но в последний момент останавливаюсь.

– Вам нужна помощь? – спрашиваю на всякий случай. – Может, врача вызвать или еще кого…

– Не-е-ет, не надо, все хорошо-о-о. – Женщина пытается подавить рыдания.

Вздохнув, подхожу к кабинке.

– Психолог из меня никакой, но визажист приличный. Если вы собираетесь вернуться в зал, то я помогу вам привести себя в порядок. В школе я проплакала несколько лет подряд, и это не принесло никакой пользы. А оказалось, что получить желаемое очень просто – надо улыбаться и гордо задирать подбородок. Ну… и уменьшить задницу в полтора раза, это важный фактор.

Я не сразу понимаю, что из сказанного сработало, но женщина перестает плакать. За дверью кабинки раздается слабый смешок. Щелкает замок. Заплаканная женщина за пятьдесят открывает дверь и рассматривает меня, сидя на закрытом унитазе.

– В полтора раза?

– Ну… почти.

Она опускает взгляд на свои широкие бедра и вздыхает.

– Мне бы в два раза уменьшить.

– Если хотите знать мое мнение, то вам надо выпить шампанского и хорошо повеселиться. – Я протягиваю руку. – Вам помочь?

– Я и сама могу… – Выбравшись из кабинки, она подходит к зеркалу и с сомнением осматривает свое отекшее лицо. – Но от профессиональной помощи не откажусь, – добавляет.

– Я сбегаю за льдом, а вы пока выровняйте дыхание. Ни о чем не думайте, просто считайте глубокие вдохи-выдохи. Так быстрее восстановится цвет лица.

Когда я возвращаюсь с кубиками льда, женщина тщательно выполняет дыхательные упражнения.

– Вы в каком салоне работаете? – спрашивает требовательно. В ее голосе звучат большие деньги и привычка получать лучшее.

– Я в городе проездом.

– А… понятно. Я постоянная клиентка «Афродиты».

Кто бы сомневался!

– Я слышала, что это самый лучший салон в городе.

Женщина довольно улыбается, но радость быстро испаряется с ее лица, оставляя за собой слезную гримасу.

– Муж… всегда хотел для меня самого лучшего.

– Это замечательно.

Завернув лед в салфетки, легко касаюсь опухшей кожи под глазами, стараясь уменьшить отек.

– Раньше все было замечательно, – говорит женщина.

– М-м-м… – Порой в общении с клиентами глубокомысленное мычание – это все, что требуется.

– В каком городе вы живете? – спрашивает она, всхлипывая. Ей хочется поделиться своей бедой, но не с человеком, который потом распустит слухи. А раз я скоро уеду, то это шанс.

Я называю свой городок, и становится очевидно, что она никогда о нем не слышала. Кивнув, она косится на остальные кабинки, открытые и пустые.

– Муж и раньше был не без греха, но чтобы посадить свою… девицу за соседний стол, это… это неуважение ко мне! Все вокруг знают, что происходит, и смотрят на меня с сочувствием и пренебрежением. Это ужасно! – В ее глазах горят ревность и злоба.

После очередного «м-м-м» я подаю ей салфетку.

– Если вы хорошенько высморкаетесь, то голос не будет гнусавым.

Она следует моему совету и возвращается к рассказу о любовницах мужа.

Пока я привожу в порядок ее лицо, пользуясь тем малым, что у нас есть на двоих, узнаю всю подноготную их брака. Долгого и счастливого, если, конечно, не считать «грехи» мужа, которым нет счета. Пока жена мирилась с ними, все шло отлично, но публичное появление последней (очень молодой) любовницы поставило под угрозу практикуемую ею политику невмешательства.

К счастью, никаких советов от меня не требуется, только несколько минут времени и чуть-чуть косметики. Напоследок я подправляю ее прическу, чтобы начесанные локоны немного прикрывали лицо.

– Когда вернетесь за стол, чихните пару раз и пожалуйтесь на освежитель воздуха в туалете. Это объяснит покрасневшие глаза и лицо. И улыбайтесь. Пока не решите, что делать дальше, улыбайтесь. В школе я позволила одноклассникам пробить мою броню, и я очень об этом сожалею и до сих пор восстанавливаюсь. Держите броню!

Улыбнувшись, женщина пожимает мою руку.

– Это я должна давать вам советы, а не вы мне. Но спасибо, я постараюсь улыбаться. А вам счастливого возвращения домой… Можно узнать ваше имя?

– Аля Гончарова.

– Счастливого возвращения, Аля!

– И вам.

– Меня зовут Тамара Воинова. Навряд ли мы с вами снова встретимся, но запомните мое имя на всякий случай, мало ли что. Если когда-нибудь понадобится помощь…

Она замолкает, вспомнив, что поделилась со мной секретами. Хотя я и так могу узнать, кто она такая, найдя ее в зале.

– Вам не о чем беспокоиться, – заверяю, пожимая ее руку.

Когда возвращаюсь в зал, ни отца Никиты, ни его самого на месте нет. Старательно не замечая Егора, беру с подноса официанта десерт. Торт. С шоколадным и ванильным кремом. Ломая шоколадную корку ложечкой, сглатываю слюну. Как же давно я не ела сладкого!

– Я на женщин так не смотрю, как ты смотришь на торт, – смеется Егор, но я упорно не обращаю на него внимания. Беру холодный шоколад в рот, и в ту же секунду удовольствие выстреливает в кровь, огненными молниями разбегаясь по телу.

– Если хочешь, съешь и мой десерт, – предлагает Егор, придвигаясь ближе. – Почему ты упорно смотришь в тарелку? Ты обиделась или накладные ресницы слишком тяжелые? – потешается.

– У меня свои ресницы! – не выдерживаю, и Егор довольно смеется. Удалось пробить меня на реакцию, вот и празднует. – Отстань от меня! Вон, смотри, какой лот, картина с квадратиками.

– Она называется «Любовь к живому».

– Шутишь?

– Нет.

Приглядываюсь к огромному полотну, но, хоть убей, не вижу ничего, кроме фиолетовых квадратов. Ничего живого, это уж точно.

– Вот и купи ее, а от меня отстань!

Егор бросает ленивый взгляд на сцену и пожимает плечами.

Не собираюсь с ним общаться. Мне неприятно, что он помнит про кроссовки, да и Никиту обсуждать не хочу. Я была бы рада повидаться с Егором на вечере встречи, но не здесь. И не сейчас.

Отвернувшись, слежу за матерью Никиты. Она затягивает на плечах дорогую накидку, пухлые пальцы теребят колье. Она ощутимо взволнована и, не выдержав, направляется в сторону бара. Вот и славненько, пусть госпожа Королева подействует на сына, а я подожду.

Проходя мимо нашего столика, она бросает на меня умоляющий взгляд. Если они вскоре не вернутся, мне придется отправиться на помощь, хотя понятия не имею, что могу сделать.

– Ты раньше бывала на аукционах? – Егор не отстает от меня. Придвинувшись ближе, пытается привлечь мое внимание и завести светскую беседу. После нашей стычки он изменился, потеплел, что ли. Но это не значит, что я собираюсь с ним болтать, не после его злобных выпадов. – Аль!? Я задал вопрос. Ты раньше бывала на аукционах?

– Гм, – мычу неосознанно, следя за матерью Никиты.

– На каких? Благотворительных?

– Гм.

– А сегодня будешь участвовать в торгах?

– Гм.