Теперь у каждого своя жизнь. Живут в одном городе, но видятся редко, в основном у матери дома. Однако связь жива, я чувствую её прямо сейчас. Нерушимые узы семьи.
И вот… Данила привёл в семью невесту.
С чего бы им радоваться? В школе я встречалась с другим парнем, а теперь, когда Данила обрёл популярность и деньги – опа и невеста! Да ещё которая не может толком ответить на вопросы о свадебных приготовлениях.
«Свадебное платье? Э-э-э… да, обязательно будет платье»
«Мы поженимся скоро, но не очень»
«Дети – это замечательно»
Проклинаю себя за косноязычие. Ещё бы сказала: «Дети – цветы жизни», меня бы вообще во двор выкинули.
Я хочу сделать Данилу счастливым. Мне с ним хорошо, пусть так продолжается и дальше. Но мне страшно двигаться с такой оглушающей скоростью. Что-то пугает меня, удерживает, и я не могу признаться в этом Даниле. Мои сомнения пробуждают в нём тьму, а я люблю его свет, его нежность.
Но мне не скрыть мои сомнения от родных Данилы – людей, любовь которых безусловна.
Иван сидит напротив меня – успешный, избалованный удачей. Он пошёл по стопам отца, занимается финансовым учётом. Умный парень, уверенный в себе и привлекательный. Каштановые волосы в идеальном порядке, лицо гладко выбрито. Признаюсь честно: я поглядывала на Ивана в одиннадцатом классе, да и в десятом тоже.
Именно он за ужином отпускает большую часть шуток. При этом подмигивает мне, всячески флиртует, провоцирует. Вроде веселится, а глаза прищурены. Взгляд цепляется за меня, за каждый жест. Он меня проверяет. На уроках обществознания Иван сидел за соседей партой и таскал мои карандаши. Именно он удерживал Даню, когда тот пытался броситься ко мне на сцене во время памятного спектакля. И вдруг сюрприз – я невеста его брата. Хоть и сводного, но всё равно родного. В этой семье тепло и любовь заметны с первого взгляда.
Иван подливает мне вино. Когда он флиртует со мной, обнимает за плечи или берёт за руку, я ловлю на себе взгляд Данилы. Он следит за нами, но не вмешивается. Почему? Мне нужна его помощь. Я держусь вежливо, не флиртую с Иваном, но и оттолкнуть не могу. Морщусь под взглядом Данилы и запиваю неловкость вином. С каждым глотком обещаю себе остановиться, но после очередного вопроса о свадьбе снова подхватываю бокал. Жадно глотаю, чтобы затопить волнение.
Почему нельзя просто быть вместе и не вгонять чувства в официальные рамки? Зачем спешить? Зачем вмешивать родных в наши отношения?
– В детстве Даня говорил, что женится на воспитательнице детского сада, – улыбается Анна Степановна. – От них, дескать, очень хорошо пахнет.
– Точно, говорил, помню, – смеётся Данила. – От них пахло творожной запеканкой.
Вся семья поворачивается и смотрит на меня.
Это происходит на самом деле? Они что, собираются меня нюхать?
– Ника, а ты хорошо готовишь? – интересуется будущая свекровь.
Данила молчит. Почему он молчит?!
– Я люблю готовить, – отвечаю ровным тоном.
– Даня похудел. – В голосе Анны Степановны обвинение.
Данила демонстративно ощупывает свой живот и закатывает глаза.
– Я похудел от любви! – заявляет трагичным тоном.
Иван давится смехом.
– Как ты посмел похудеть?! – заявляет громогласно. – Ника, у тебя неблагодарный жених. Уж я бы не похудел на твоей пище, – подмигивает и выразительно дёргает бровями.
Я выдаю в ответ кислую улыбку.
– Что Даня ест у тебя дома? – допрашивает Анна Степановна, не обращая внимания на клоунаду сыновей.
Я толкаю жениха локтем.
– Ответь, Дань!
Он давится вином, откашливается и смотрит на меня с упрёком.
– Я что, обращаю внимание на еду? Я же творческий человек, и ты это знаешь. Я ем то, что ты ставишь на стол.
Блин…
Анна Степановна смотрит на меня взглядом прокурора. Ага, понятно, мои грехи безмерны: я готовлю так плохо, что жених не замечает вкуса, а потом худеет.
Неужели Данила не понимает, как мне тяжело?
– Ника, а ты любишь музыку Дани? – вдруг спрашивает Иван, и меня настигает эпическое головокружение. Комната вертится вокруг, ладони становятся ледяными, а тошнота берёт за горло.
Я не хочу лгать этим людям. Не хочу, чтобы наши с Данилой отношения менялись. Со временем мы разберёмся, любовь это или нет. Сами разберёмся. Не хочу штампов, допросов, осуждения и пытливых взглядов.
Не хочу лгать, но и нарываться на осуждение его родных неприятно. Особенно потому, что Данила совсем меня не поддерживает. Бросил меня на растерзание его семьи.
– Данила очень талантлив, – отвечаю твёрдо.
Иван смеётся. Запрокинув голову, хлопая себя по коленям, он чему-то безумно радуется.
Анна Степановна оценивает меня ничего не выражающим взглядом.
Алексей, второй брат, скучающе смотрит в окно. Нарочито меня игнорирует. Когда мы вошли в дом и Данила объявил о помолвке, его родные застыли, уставившись на меня в шоке. Я не хотела появляться как снег в июле, но Данила настоял. Сказал, что хочет произвести эффект.
У него получилось.
Алексей первым пришёл в себя от шока. Поздравил нас, хотя и натужно, ради приличия. А уж как глянул на меня, вспомнить страшно. «Я тебе не верю!» – крикнул его взгляд. Поставил печать: «Отказать».
Они с Иваном не похожи. Алексей ниже ростом, но намного шире в плечах. Черты лица грубые, неправильные, и привлекательным его не назовёшь. Про себя он рассказывать не стал. Алексей и в школе был неразговорчив, да и посещал её редко. Занимался вольной борьбой и часто уезжал на соревнования. Возвращался с медалями и кубками, стал мастером спорта. Помню, как одноклассник распустил мерзкий слух о Даниле. Алексей взял беднягу за плечи, приподнял над землёй, сказал пару слов и отбросил в сторону. Без усилий. Такие как он не волнуются о мнении окружающих. Они формируют свои суждения и придерживаются их до конца.
Вот и сегодня он посмотрел на меня, не поверил в мои чувства, осудил и отвернулся.
Оба брата Дани мне не верят. Иван флиртует, проверяет меня, чтобы защитить Даню. Алексей же смотрит в окно и только изредка делает глоток пива, морщась, словно пьёт хлорку. Он мне просто не верит – и всё. Не пускает в семью.
Я смеюсь и шучу, но внутри металлической струной натянулась тревога.
Интересно, какие испытания мне придётся пройти, чтобы заслужить их доверие? Сорок лет счастливого брака?
Чтобы развеселить мать перед операцией, братья вырядились в ковбойские костюмы. В детстве они порушили полдвора, играя в ковбоев, и теперь решили воскресить прошлое на радость маме. По просьбе Данилы я купила ему ковбойский костюм, самый забавный из возможных. Он всё надел, даже шейный платок и шпоры, и красуется в них весь вечер. Только ремень не подошёл, слишком массивный на его узких бёдрах.
Увидев костюмы, Анна Степановна смеялась до икоты, особенно когда её великовозрастные сыновья прыгали по гостиной с криками «И-хо!». Я тоже хохотала до слёз. Заводилами, конечно же, были Даня с Иваном.
– Давайте последний тост! – говорит Анна Степановна. – За семью.
– За семью! – вторят сыновья и тянутся к матери. В этот раз меня не придавили, но и не включили в узкий круг. Я сижу с бокалом в руке и молчу.
– Ника, шла бы ты спать, деточка, на тебе лица нет от усталости. А шутники пусть убирают со стола, – улыбается Анна Степановна.
Я читаю между строк: мать хочет остаться наедине со своими мальчиками.
Я не обижаюсь, непритворно зеваю и желаю всем спокойной ночи.
Пока остальные собирают со стола грязные тарелки, Данила настигает меня у дверей и, притворно рыча, сжимает в объятиях.
– Эй, ты чего рычишь?! – смеясь, бросаю взгляд на остальных. Обниматься под гнётом трёх осуждающих взглядов не хочется.
Анна Степановна следит за нами с каменным лицом.
– Я р-р-рычу, потому что не обещаю тебе спокойной ночи. Готовься, я поднимусь следом! – хохочет Данила, не замечая их реакции.
Выходя из гостиной, я вижу, как он подхватил смущённую мать на руки и кружит с ней по комнате. Завтра рано утром сыновья отвезут её в больницу. Операция плановая, но у Анны Степановны проблемы со здоровьем, поэтому врачи боятся осложнений. Данила заранее сдал кровь, так как в городе дефицит, а у них с матерью редкая группа.
– Завтра будешь пить мою кровинушку! – напевает он, танцуя с матерью на руках.
– Прямо-таки пить! Будто я вампирша какая-то, – смеётся она.
– Да хоть и вампирша, зато самая любимая.
Анна Степановна притворно ворчит и поглядывает на меня светящимся синим взглядом, совсем как у сына.
«Вот видишь, Ника, мой мальчик любит меня, а не тебя», – говорят её глаза.
Я уважаю её материнскую нужду, поэтому киваю, добровольно оставляя ей первенство, и иду к тёмной лестнице.
Резники купили этот дом как дачу, но перестроили, утеплили, провели воду и отопление. Теперь Анна Степановна живёт здесь круглый год. Дом огромен, особенно прихожая, да и в гостиной можно устраивать вечеринки человек на двадцать. Лестница делает несколько поворотов, нависая над прихожей. Снаружи деревенская ночь, словно занавесь из чёрной ткани, только редкие звёзды нарисованы на ней серебристыми кляксами.
Щёлкаю выключателем в прихожей, но света нет. Не хочу звать Данилу, поэтому крадусь в темноте. Я безумно устала и выпила слишком много вина. В арочном окне над лестницей видна луна, и я иду на её свет, осторожно нащупывая ступени.
Снизу доносятся голоса, звон посуды. Анна Степановна смеётся. Алексей спрашивает про доставку продуктов, бывают ли перебои из-за снега. Данила напевает рекламный мотив, и его мать подхватывает мелодию.
Моя новая семья.
Я невеста.
Невесть откуда взявшаяся, невесть как заарканившая любимого сына Анны Степановны.
Невесть какая невеста.
Звёзды очень яркие, нарисуешь – никто не поверит. Словно с обычной ночью повозился неумелый любитель фотошопа. Кладу ладонь на холодное стекло, зная, что останется отпечаток. Окно наполовину занавешено, и я останавливаюсь в полосе скудного лунного света, глядя на звёзды.
За спиной раздаются поспешные шаги, и я улыбаюсь.
Данила.
Быстро же он справился! Небось выдал пару пошлых шуток, и мать выгнала его к невесте. Пусть не надеется, сегодняшняя ночь будет невинной. В старом деревянном доме слышен каждый шаг, и я не хочу, чтобы члены его семьи стали свидетелями нашей близости.
Данила подходит со спины и прижимается ко мне. Сильные руки обвивают талию, и я откидываюсь на его грудь. Прищурившись, смотрю на звёзды, пытаюсь поймать ракурс, в котором они покажутся реальными. От выпитого вина и усталости в голове лёгкое приятное покачивание.
– Тебя уже отпустили? Я думала, Анна Степановна захочет посекретничать. – Я прислушиваюсь к звону посуды на кухне. В гостиной хлопает дверь. – Посмотри, какие звёзды!
Данила целует меня в затылок, прижимается ближе, и в животе разливается предвкушающее тепло. Нет уж, я не собираюсь заниматься любовью в доме его матери.
– И не надейся, – шепчу. – Хочешь, чтобы нас застукали?
Его руки пробегаются по телу, задевая грудь. Сказывается выпитое вино, неожиданно крепкое, и я позволяю себе расслабиться и насладиться лаской. Данила прижимается плотнее, руки исследуют моё тело. Резко втянув воздух, он подталкивает меня к подоконнику, и звон вазы о стену кажется неожиданно громким.
– Тихо, а то нас услышат, – шепчу, улыбаясь.
Данила наклоняет меня вперёд, ласкает моё тело.
Завожу руку назад, но он не позволяет прикоснуться к его лицу. Отодвигает меня в сторону, за занавесь, где совсем темно.
Прикрыв глаза, наслаждаюсь. Сегодня Данила другой – настойчивей, грубее. Наверное, потому что нас могут застать в любой момент, и его это заводит.
Может, нам и удастся, только если очень тихо, пока все внизу… ведь наша спальня на третьем этаже. Я устала бояться мнения его родных. Их первое впечатление обо мне, как невесте, и так хуже некуда.
Данила вжимается бёдрами в мою спину.
– От тебя пахнет салатом оливье, – посмеиваюсь. – Запах брутального мужчины.
Когда любишь человека, говоришь всякие глупости, которые приходят в голову. Потому что доверяешь ему как себе и не сдерживаешь порывы.
Данила ласкает мою грудь, его бёдра до боли вжимаются в мою спину. Возбуждённое дыхание пропитывает мои волосы теплом. Я пытаюсь повернуться к нему лицом, но он не позволяет. С силой сжимает руки.
Что-то не так.
Не знаю, откуда появляется эта мысль, но она, как разверзнувшаяся под ногами пропасть. Как ледяные кубики за шиворот рубашки.
Что-то не так.
Может, дело в затянувшемся молчании? Обычно Данила как ураган, вечно в движении, полон шуток и музыки. Даже во время секса иногда напевает мелодию. А сейчас молчит, не сказал ни слова. Почему он не позволяет мне обернуться?
