Борис Конофальский "Рейд. Оазисы. «Выход»"

– Ну и перед приведением, он, как у них водится, начал скулить: не убивай, давай, мол, я тебе информацию выдам.

– Угу, – комиссар слушал уполномоченного.

– В общем, они, Сорокин со своим подельником, гоняли винтовки с патронами на юг, даргам. Но оружие было не их, они были только доставщиками.

– А кто же был заказчиком?

– Это дело тёмное, сначала был один какой-то тип, некто Кроха…, – продолжая слушать Андрея Николаевича, начальник Отдела Дознания взял уже исписанный лист бумаги и начал что-то мелко писать в углу. – … но этот Кроха куда-то делся, и его заменил некто Керим. Теперь он говорил Сороке, где брать товар и куда его отвозить.

– Угу, – продолжал писать Поживанов и, не отрывая глаз от бумаги, спрашивал: – Ещё какие-нибудь вводные по этому Кериму будут?

– Нет, но вот по оплате будут.

– По оплате? – Сергей Сергеевич поднял на Горохова глаза.

– Да, всегда зарплату за дело Сорока получал у некой Алевтины, в Серове. Она там содержит заведение «Прохлада».

– Серов? Край карты, – заметил комиссар, продолжая записывать слова уполномоченного.

– У тебя там никого нет?

– Есть, – ответил Поживанов, но, как водится, кто там у него есть, уточнять не стал. Информация конфиденциальная. – Дам ему запрос на эту Алевтину, он выдаст предварительную информацию. Но сам понимаешь, это всё будет небыстро.

– Отлично, – сказал Горохов, принимая чашку кофе от секретаря.

– Ты раньше времени-то не радуйся, – сказал Сергей Сергеевич, тоже беря чашку с подноса. Он постучал левой рукой по толстой папке, что лежала на столе. – Видишь?

– Много дел? – догадался Андрей Николаевич.

– Сорок два текущих дела, с твоим будет сорок три, и это при моих весьма ограниченных ресурсах.

Горохов знал, что у комиссара очень мало людей – и непосредственно в отделе, и так называемых неофициальных сотрудников, – чтобы всерьёз контролировать огромную территорию в сорок тысяч квадратных километров, по которой разбросано почти двести оазисов. Но вопросы поставки оружия дикарям всегда были в приоритете. Так что Поживанову придётся этим делом заняться.

– Ну, моё дело довести до тебя информацию, – сказал Горохов, отпивая кофе. О, это было очень приятно. Жаль вот только, что пил он его сейчас, уставший с дороги, много суток не мывшийся, небритый и голодный. После глотка сладкого кофе он сделал большую затяжку и сказал: – Живут же люди!

А комиссар поглядел на него и произнес:

– Амосов всё-таки уходит.

– Доконала его болезнь? – догадался уполномоченный. Амосов был одним из комиссаров, Начальником Оперативного Отдела; он многие годы боролся с последствиями тяжёлых солнечных ожогов, полученных на одном из заданий много лет назад, и, как следствие, почти неизлечимой проказы.

– Доконала, – кивнул комиссар и продолжил. – Терехов будет рекомендован в ЧК.

Терехов был замом Амосова и как никто другой знал общую оперативную обстановку на юг от Березняков. Горохов согласно кивнул. Именно Терехов обеспечивал оперативную и техническую поддержку всех уполномоченных или сотрудников Следственного Отдела, когда те работали в «поле». Это был грамотный человек.

– А тебя, – продолжал Поживанов, допивая кофе, – будем двигать в его замы.

– Меня? – удивился уполномоченный.

– Тебя, – сказал Сергей Сергеевич. – Есть мнение, что ты уже примелькался. Физиономия твоя уже по всему югу известна. Да и по количеству исполненных приговоров ты в первых рядах. А если брать значимость приговоров, так ты безусловно первый.

– В Оперативном Отделе и свои специалисты есть.

– Повторяю для нерасслышавших, твоя личность уже известна на обоих берегах реки. Андрюша, ты примелькался, и эта фуражечка твоя, и легенда твоя инженерная у всех на слуху, мне уже с мест передавали твоё описание. Тебя знают. И при твоём появлении будут сразу разбегаться, и это ещё полбеды, а то ведь будут стрелять без предупреждения. Так что всё, решение принято, безопасность превыше всего, и Бушмелёв будет выдвигать твою кандидатуру в замы Терехову, я это дело поддержу. Думаю, что и другие возражать не станут, ты у всех на слуху. Особенно после дела в Полазне.

Это было неожиданно… И приятно. Хотя у Горохова и были немного другие планы, тем не менее это было явным признанием его заслуг. Замначальника Оперативного Отдела – это всего одни шаг до кресла члена Чрезвычайной Комиссии. А ведь он был относительно молод для должности зама. Да, это сообщение безусловно ему польстило. Впрочем, Поживанов был прав, Горохова уже знали и на том, и на этом берегу реки. И его отличная легенда про инженера-вододобытчика уже была многим знакома. Его, так сказать, «клиенты» – они далеко не все убогие недоумки и мясники типа Сорокина; господа, выбившиеся в элиту криминального дела, обладали острым чутьём и пониманием значения информации. Так что…

– Ну, что сказать, – Горохов видел, что Поживанов ждёт его реакции, закончил: – это приятная новость.

– Приятная новость? – комиссар теперь глядел на него немного удивлённо. – Приятная новость – и всё?

– Да нет… Ну, я, конечно, рад, что меня так ценят, – попытался исправить впечатление уполномоченный. – Это честь для меня.

– Да что-то по тебе незаметно, – продолжал удивляться начальник Отдела Дознания. – У тебя, что, были другие планы? На пенсию, что ли, собирался?

«Сразу видно – сыскарь!». От него трудно что-либо утаить, Поживанов по лицу, что ли, всё видел, хотя Андрей Николаевич всегда держал себя в руках, стараясь не выражать ни жестами, ни выражением лица своих эмоций и мыслей.

– Да нет, просто очень всё неожиданно, – отвечает Горохов. Он допивает кофе, тушит окурок в пепельнице. Он не хочет пока раскрывать своих планов никому, даже сослуживцам.

Уполномоченный встаёт:

– Поеду я, Сергей, устал что-то.

– Ну давай, – комиссар встаёт, протягивает ему руку. Но когда Горохов уже открывает дверь кабинета, он окликает его: – Андрей!

– Да, – Горохов останавливается.

– Как там, на юге?

Уполномоченный пару секунд думает, что сказать, а потом говорит:

– Семьдесят два градуса.

Поживанов понимающе кивает.

Горохов спустился на первый этаж неприметного на первый взгляд здания, в котором располагался Трибунал. Там, на первом этаже, занимал половину здания роскошный зал, место сбора уполномоченных, людей, приводивших в исполнение приговоры Чрезвычайной Комиссии. Шикарные кресла, столы с белоснежными скатертями, ковры, температура меньше двадцати пяти градусов, холодильники с дорогой едой, фруктами, лёд, напитки. Уполномоченных ценили. Руководство понимало, что люди, значительное время, проводившие в пустыне, в селениях-оазисах, должны хотя бы тут, у себя, ощущать комфорт. И вспоминать, что цивилизация ещё существует. На сей раз в зале никого из его коллег не было. Как всегда вежливая и улыбчивая Тамара заведующая комнатой отдыха, увидав его, встала и поспешила к нему.

– Андрей Николаевич, здравствуйте. С возвращением, – она не должна была задавать уполномоченным вопросы, поэтому сразу предлагала. – Будете обедать? У нас сегодня печёный с луком картофель и улитки в кактусовом соке.

Да, он чувствовал божественный запах деликатесного, привезённого с севера картофеля. Горохов снял фуражку, и с неё на дорогой ковёр полетела почти белая степная пыль. В этом роскошном зале он, в своём старом пыльнике, в выцветших галифе и запылённых сапогах, с этими своими обрезами и револьверами, смотрелся как инородное тело. Он взглянул на заведующую и сказал:

– Нет, Танечка, есть не буду, – сейчас его даже печёный картофель не мог остановить. – Помоюсь, переоденусь и домой. Устал, хочу выспаться.

– Вода в бассейне чистая, два дня назад меняли, – продолжала она. – У вас в шкафчике чистые полотенца. Могу принести вам текилы со льдом.

– Кофе, давай кофе, а то засыпаю, всё ночь на мотоцикле провёл, и мне ещё до Соликамска ехать.

***

Опреснители. Они начинаются километров за десять до Березников и тянутся, тянутся по берегу реки до самого Соликамска. И потом ещё дальше. Двум объединившимся городам, этакому мегаполису с тремястами тысячами людей, проживающих непосредственно в Городе, нужно много воды. Пусть даже и плохой воды с неудаляемым йодистым привкусом. Людям нужно мыться, а большинство ещё и пьёт эту воду, так как у большинства проживающих в этом агломерате нет денег, чтобы пить всё время артезианскую.

Когда едешь с юга, иногда, взглянув на город, можно поймать взглядом блики. Это светоотражающая краска. Большинство зданий выкрашены в белый цвет. И некоторая часть домов, та, что побогаче, выкрашена «серебрянкой»; она-то и бликует, придавая городу некоторый мистический ореол.

Это и есть его Город. Бесконечные ряды опреснителей у реки, между ними пристани и склады. Ветротурбины у богатых домов, солнечные панели. Сотни и сотни солнечных панелей повсюду. И так как пыль резко снижает их эффективность, то домохозяйки с длинными швабрами тут же сметают с них пыль, что летит на панели с оживлённой дороги, которая тянется вдоль реки.

Горохов переоделся, теперь он выглядит как стопроцентный горожанин. У него недешёвый электрический квадроцикл, в кабине которого урчит кондиционер. Вместо револьвера и обреза – элегантный и небольшой девятимиллиметровый «Макаров-2». Рядом с ним на соседнем сиденье лежит папка с чертежами буровой установки.

Теперь он возвращающийся из командировки инженер, один из ведущих инженеров компании «БОиН», которая сдаёт в аренду буровое и насосное оборудование и базируется в Соликамске.

Переехав небольшой мостик через заросший приток реки, он сворачивает на Красный Бульвар, один из лучших районов Соликамска. С юга и востока эти кварталы дорогих домов защищены возвышенностью, песка и пыли тут намного меньше, чем где бы то ни было. А красная пыльца с реки сюда залетает редко, до реки далеко, так что только сильный западный ветер может принести сюда эту мерзость.

Улицы здесь ежедневно чистят от пыли. Тут хорошо. Ровные дома, блещущие «серебрянкой», почти над каждым крутит свои «волны» ветротурбина. Горохов подъезжает к своему дому. Кнопкой открывает дверь гаража. Герметичная дверь, слегка чавкнув, ползёт вверх. Он заезжает внутрь. Останавливается. Выключает питание, сигнальные лампы гаснут, кондиционер замолкает. Дверь гаража закрывается и становится тихо.

Вот он и дома.

Интересно, кто-нибудь из домашних слышал, что он приехал? Наташа всё слышала. Она появляется в гараже в неизменных своих миниатюрных шортах и майке, под которой нет лифчика. Она идёт к нему и сама открывает дверь кабины.

– Ну, привет, – эта безусловно красивая женщина тянется к нему и целует его в губы, обнимает.

Эта тридцатипятилетняя женщина всё и всегда делает правильно. Почти всегда. Она до сих пор не понимает, что ходить по дому, в котором с нею проживают два мальчика-подростка тринадцати и девяти лет, в микроскопических шортах и майке, через которую видно соски, дело не очень правильное. Сам уполномоченный сказать ей об этом всё никак не соберётся.

– А чего ты не предупредил, что приезжаешь? Я бы ванну налила, приготовила что-нибудь, – от неё хорошо пахнет, как и всегда, она отлично выглядит. Эта женщина даже спросонок выглядит хорошо. Даже если пила полночи. Как будто спала и следила за тем, чтобы волосы лежали правильно и глаза от сна и выпитого не опухали.

Правда, Горохову этот её внешний вид обходился в копеечку. Наташа без устали тратила его деньги на самые новые витамины, процедуры, массажи и спортивные залы. В общем, она имела вид холёной горожанки из состоятельной семьи.

Он с удовольствием целует женщину и, оторвавшись, отвечает:

– Ванны не нужно, я помылся в гостинице, а поесть… Потом поедим в ресторане, посплю пару часов и пойдём есть.

– Хорошо, – сразу соглашается она и берёт его руку и прижимает её к своему лобку, зажимая его пальцы в промежности. И спрашивает спокойно, без всякого волнения: – Пойдёшь спать один? Или мне пойти с тобой?

При этом она абсолютно серьёзна, ни намёка на флирт. Но даже с этой своей серьёзностью она обворожительна. И знает, что делает.

Глава 7

Это было несколько лет назад. Чуть позже самого удачного его дела. Уже после того, как ему присвоили новое звание. На одном из званых ужинов, где в честь слияния двух вододобывающих компаний собрались представители руководства этих компаний, руководители разнообразных смежников, а также представители горсовета и администрации города. Был хороший ужин с хорошей выпивкой и с хорошей музыкой. Горохов присутствовал на этом ужине как ведущий инженер небольшой, но преуспевающей компании с незамысловатым названием «БОиН». «Буровое оборудование и насосы». После ужина он стоял в сторонке, старясь не вступать в ненужные разговоры с подвыпившими коллегами и лишний раз ни с кем не знакомиться. Стоял, слушал музыку и поигрывал большим куском льда в стакане с текилой. И тут к нему подошла красивая женщина в красивом платье и с бокалом в руке и без всяких прелюдий сказала:

– Вам тоже скучно?

И пока он думал, что на это ответить, красивая женщина продолжила:

– Меня зовут Наталья.

– Инженер Горохов, – ответил он и взглянул на неё повнимательнее. Свет в зале был приглушённый, он не был уверен, но ему показалось, что… у неё под платьем не было нижнего белья.

«Очень дорогая проститутка?».

– А у инженеров бывают имена? – без тени улыбки спросила Наталья.

– А, да… Андрей, – назвался уполномоченный. Он обвёл своим стаканом присутствующих, разбившихся на небольшие группки. – Я просто думал, что вы из…

– Я не работаю ни в одной из фирм, что здесь собрались, – сказала красивая женщина. – Меня подруга внесла в список приглашённых. По знакомству.

«Нет, не проститутка! Это рыба покрупнее. Это охотница за состоятельными мужиками!».

– Вот, зашла скоротать вечер и немного выпить, – продолжила она.

У него тогда сразу возник вопрос, почему она подошла к нему, ведь он старался быть немного в стороне от всех, что называется, не отсвечивать. Уполномоченный находился здесь, чтобы поддерживать свою легенду, пару раз мелькнуть лицом в кругу вододобытчиков и членов городской администрации, но без лишних и близких контактов. Но эта красивая и, как говорят, ухоженная женщина выбирает для разговора его, хотя он только что видел её с группами других мужчин и женщин. И Наталья, словно разгадав его мысли, тут же пояснила:

– Ненавижу женатиков. Поэтому постою рядом с вами. Если вы, конечно, не возражаете.

– Конечно, не возражаю, – он ещё раз, и несколько показательно, осмотрел её. Оценил и потому чуть шутливо заметил: – Такие женщины, как вы, могут стоять со мной рядом сколько угодно. Но объясните, почему вам не нравятся женатые?

– Они слишком… решительные, – чуть улыбнувшись, отвечала она.

– Их можно понять, – сказал Горохов, чуть подумав, – они сильно ограничены во времени.

– А ещё в чувстве такта, – она сделала глоток из стакана и добавила: – И у большинства из них переизбыток самомнения и неоправданного, тупого упорства.

– Верно подмечено, они такие, они и в делах такие же, – с улыбкой заметил уполномоченный и спросил: – Кстати… А как вы определили, что я не женат?

Она взглянула на него и, кажется, первый раз за весь разговор на её губах появилось нечто похожее на улыбку. Она взглянула на него с каким-то превосходством человека, посвящённого в тайные смыслы: молодой человек, я вас умоляю! Такие вещи я различаю на расстоянии километра. Взглянула и ничего ему не ответила.

Только снова отпила вина из своего узкого стакана.

– Понятно, у вас просто глаз намётан, – догадался уполномоченный.

Она посмотрела на него, снова стала серьёзной и произнесла:

– Кажется, в том зале танцуют.

– Кажется.

Наталья поставила почти пустой стакан на столик и сказала:

– Если вы пригласите меня на танец, я, может быть, не откажусь.

– Я вообще не умею танцевать, – признался Горохов. – Я танцевал последний раз… кажется, в интернате.

– Вы росли без родителей? – уточнила она.

– Нет, родители у меня были, но я рос в степи, и детей из оазисов в те времена собирали в школы-интернаты на учёбу. Там я танцевать так и не научился.

– В зале темно, и никто не будет на вас глазеть, а я не буду замечать ваше неумение, – настояла она и, взяв дело в свои руки, повела его в комнату, где в полумраке под медленную романтическую музыку танцевало несколько пар.