– Это было нелегко, – сказал Клейтон. – На самом деле мы не в первый раз говорили о его брате. Был еще разговор, несколько месяцев назад, но я не помню подробности.
– Мне кажется, я помню. Кстати, это происходило в моем офисе; мы тогда с ним говорили о «Книге ведьм». Он сказал, что у него есть брат, который говорит по-итальянски. Вы сказали, что сомневаетесь, чтобы Гвидо был способен на ответственную работу. Да, вы тогда презрительно сказали, что сами начинали с нуля и каждый может сделать то же самое.
– В моем случае меньше чем с нуля, – сказал Клейтон. Рот его дернулся, хотя и еле заметно.
– Это вызвало раздражение Брюса, – сказал Кинтайр. – Но он быстро с собой справился. Он иногда бывал слишком разумен для собственного блага.
– Звучит противоречиво. Думаю, разумный человек никогда не должен выходить из себя.
– Не могу с вами согласиться. Бывают такие неразумные случаи, что из-за них нельзя не выйти из себя. Зверства, включая некоторые правительства, которые сами по себе являются зверством. Или, если вернуться к Брюсу, был один инцидент на мысе Перро несколько месяцев назад.
– Что там было?
– О, ничего особенно важного. Мыс Перро примерно в шестидесяти милях к югу по прибрежному шоссе. Место необитаемое, хотя есть на любой хорошей карте. Всего лишь мыс, с пляжем внизу, частная собственность, огражденная, но я знаком с владельцем, и он разрешил пользоваться. Изолированное место, такое примитивное, какое можно найти только в горах, в Высокой Сьерре. Мы с Брюсом взяли с собой спальные мешки и отправились туда на уикэнд. Хотели заняться серфингом. Там крутой спуск к месту, где в прилив собирается много рыбы. И мы увидели, что кто-то здесь взрывал динамит. Это не только погубило рыбу, но и нарушило скальные формации. Брюс проследил за следами шин наверху, определил, что эти взрывники уехали на юг, и настаивал на преследовании. Он готов был отправиться один. Но мы смогли только известить власти, что испортило нам воскресенье. Он никак не хотел отступать.
Кинтайр вздохнул.
– Думаю, что точно по такой же причине он погиб.
– Вернемся к нашему расписанию, – предложил Клейтон. – Брюс ворвался ко мне вечером в воскресенье, но согласился прийти на следующий день. Я сказал, что тем временем подумаю и что он может привести ко мне Гвидо.
– Что произошло?
– Они пришли вместе. Я сразу понял, что Гвидо безнадежен. Забавный парень и все такое, но лентяй всегда остается лентяем. Однако я разговаривал вежливо. Может, я когда-нибудь открою ночной клуб, и Гвидо сможет в нем петь. Все было нормально. – Клейтон затянулся сигарой. – Я не видел Брюса с тех пор до маленького приема здесь в четверг вечером. Можете заполнить промежуток?
– Ммм… да, я разобрал все это в сознании. В понедельник, о котором вы говорили, я познакомил Джейбеза Оуэнса с Брюсом. Мы говорили примерно с час в моем офисе. В остальном, думаю, у него был самый обычный день, пока он не пошел к вам.
– Во вторник?
– Снова обычный день, только, как договорились, приходил Оуэнс и дал ему письма Борджиа. В этот день Брюс взял их с собой домой, чтобы посмотреть.
– О, да, на приеме они спорили об этих письмах. Кстати, в чем там дело? Я не совсем понял. Я сам большую часть времени разговаривал с профессором Эшвином.
– Знаете, Оуэнс – писатель. Он пишет популярные книги по истории.
– Я слышал это имя, но и только.
Кинтайр сделал глубокий вдох опытного лектора.
– В тридцатые годы книги Оуэнса были бестселлерами, – сказал он. – Но с последней войны они стали продаваться гораздо хуже. Несколько лет назад он выпустил книгу «Великолепное чудовище: Жизнь и время Чезаре Борджиа». В научном отношении скромная работа – мягко выражаясь, но у него яркий стиль и он щедро примешивает к рассказу секс и садизм. На месте все старые клеветнические рассказы о Лукреции и тому подобное. Но даже в твердом переплете книга стала бестселлером, и потребность в дешевом издании едва успевали удовлетворять. Сейчас Голливуд хочет на основе этой книги снять очередной супербоевик.
– Ну и что? – Клейтону, казалось, стало скучно. – Хорошо для него, но какое это имеет отношение к Брюсу?
– Дайте мне немного времени. Перед написанием этой книги Оуэнс провел много времени в Италии, предположительно проводя исследования. Он приехал с письмами, которые, как он утверждает, обнаружил в архиве одного знатного семейства – письма самого Чезаре и к нему; и эти письма как будто связывают его с культом сатанистов и со всевозможными оргиями и безобразиями.
Эта переписка вызвала в научной среде оживленные споры. Если это подделка, то очень искусная, и знатной семье, о которой идет речь, хорошо заплатили и подготовили ее. Сам я считаю, что это именно так. Но Оуэнс не только использовал эту возможность, не только представил себя ученым детективом, нашедшим новые документа Босуэлла[6 - Джеймс Босуэлл (1740–1795) – шотландский писатель, автор двухтомной книги «Жизнь Сэмюэля Джонсона», которая в Великобритании считается образцовой биографической книгой. В 20 веке были обнаружены новые сенсационные документы Босуэлла. – Прим. пер.], он сделал эти письма основой своей книги.
– А, да. И теперь моя «Книга ведьм»…
– Опровергает это. «Книга ведьм» бесспорно подлинная, и некоторые ее утверждения имеют решающее значение. La vecchia religione[7 - Старая религия, итал. – магия, колдовство, нацеленные на причинение зла. – Прим. пер.] возникла в Романье и даже еще раньше, в Лигурии, задолго до того, как Чезаре Борджиа стал отблеском в апостольском взгляде его отца. Поэтому письма Оуэнса – это подделка. Либо Оуэнс сам их сочинил, либо его провели.
Установив это какое-то время назад, Брюс написал ему письмо. Таков Брюс, конечно. Давал возможность бедняге прилично отступить прежде чем публиковать доказательства, которые его уничтожат. Оуэнс ответил достаточно вежливо, попросив о профессиональном обсуждении. И явился в прошлое воскресенье на пути из Нью-Йорка в Голливуд, и с тех пор он здесь.
– Не думал, что он заставит продюсеров так долго ждать, – сказал Клейтон.
– У него нет контракта, только приглашение приехать и обсудить возможности. Скандал типа Пилтдаунского[8 - Пилтдаунский человек – одна из самых известных мистификаций 20 века. Кости, найденные в Пилтдауне (Англия) в 1913 году, были выданы за останки древнего человека – «недостающего звена» между человеком и обезьяной. Подделка была разоблачена сорок лет спустя, примерно в то время, когда Андерсон писал свой роман. – Прим. пер.] может заставить студию отказаться от замысла. Если студия хочет рассказать о жизни Борджиа, это вопрос общественный. И она не должна ничего платить Оуэнсу, если не использует материалы ведьмовского культа. В противном случае студии придется заплатить ему круглую сумму и сделать его научным консультантом.
– Хм.
Взгляд Клейтона стал задумчивым.
– Я все отвлекаюсь, – сказал Кинтайр. – Да и горло пересохло. Пиво сейчас не помешало бы.
– Через минуту, Боб. Давайте вначале продолжим. Вы говорите, Брюс взял эти письма домой во вторник вечером.
– Да. Я знаю, что в среду он снова встретился с Оуэнсом, вернул ему письма и сказал, что не видит причин менять свое мнение. Должно быть, они тогда серьезно поссорились. Я в тот вечер был в доджо и, кстати, не видел Брюса до четверга. Потом, конечно, мы с ним и еще несколькими коллегами были у вас на этом мальчишнике. Оуэнс тоже там был.
– Я собрал ученых, – улыбнулся Клейтон.
Кинтайр подумал, насколько это может быть верно. В верхнем слое европейского бизнеса, где Клейтон проводит половину времени, человека уважают не только за его деньги; его будут ценить гораздо выше, если он проявит какие-нибудь заметные интеллектуальные достижения. Клейтон вряд ли стремится к такому уважению, но должен хорошо знать выгоду подобных оценок.
Каждый богатый американский болван может купить картину. У Клейтона больше воображения: он собирал инкунабулы. А также приглашал специалистов, угощал их выпивкой и сэндвичами, сталкивал друг с другом и сидел, усваивая особенности их речи.
И что в этом плохого? думал Кинтайр. Во времена Возрождения все знатные люди покровительствовали ученым и художникам по тем же самым причинам. И поэтому у Возрождения были Леонардо, Рафаэль, Микеланджело… Мы отправляем своих творческих людей на рынок, чтобы они торговали собой в обществе. И что получаем в результате? Рок-н-ролл!
Он заставил себя перестать отвлекаться. Клейтон говорил:
– … химические тесты. Оуэнс ответил, что не позволит уничтожить бесценные реликты. Мне это показалось фальшивым.
– Да, тогда спор был ожесточенный, – восхищенно покачал головой Кинтайр.
– Сейчас это неважно. У вас есть сведения о дальнейших передвижениях Брюса?
– В пятницу мы с ним напряженно работали. Наверно, он и в субботу работал. В пятницу днем я видел его живым в последний раз. Мы только поздоровались при встрече. Марджери Таун говорит, что в тот вечер он был дома, в субботу днем тоже. А может, в университете.
– И это все, что мы можем узнать? – Клейтон поморщился. – Не очень много. Может, мисс Таун сможет сказать…
– Еще одно, – сказал Кинтайр. – Возможно, это не имеет отношения. Но сегодня ночью ее квартиру ограбили.
Сигара выпала изо рта Клейтона. Он неловко наклонился, поднимая ее. Но он заметил, что Кинтайр наблюдает за ним; его движения стали ровней, а, когда он распрямился и сел, контролировал выражение морщинистого лицо.
– Удивлены? – спросил Кинтайр.
– Да. Конечно. Что случилось? Что взяли?
– Вот это самое странное. Ничего, насколько она смогла понять. Кто-то вломился к ней и все перевернул, но не взял ни серебряной посуды, ни драгоценностей – ничего.
– Хм. – Клейтон посмотрел на свои руки, лежавшие на коленях, потом спросил: – А документы?
– Мы думали об этом. Перевернуты все ящики письменного стола, но как будто ничего не пропало.
– Что она знала о его документах? – Этот вопрос Клейтон задал резко, как полицейский. – Не тяните, ханжа! Я знаю, что она была его любовницей.
– Мне не нравится это слово в подобных обстоятельствах, – мягко сказал Кинтайр. – Однако … она не могла видеть все письма и заметки Брюса. Он держал их в нескольких папках. Но их как будто даже не открывали.
– Вы уверены? Проверяли это?
– Нет. А нужно было?
– Вероятно, нет. – Клейтон потер подбородок. – Нет, я бы не стал беспокоиться. Очевидно, грабитель искал что-то такое, что, по его мнению, должно быть в квартире, но его не было. Что-то такое, что могло лежать в ящике стола, но слишком велико, чтобы поместиться в папку. Что-то такое.
– Что именно? – спросил Кинтайр.
Он догадывался, каким будет ответ.
– «Книга ведьм» – толстый том.
Кинтайр кивнул. Он собирался повторить то, что сказала ему Марджери, когда они остались среди беспорядка после ухода полицейских.
* * *
Она дрожащими руками налила себе выпивки. Солнечный луч сделал медными ее еще встрепанные волосы. Она сказала:
– Ублюдок. Трусливый ублюдок. Почему я не сказала копам?
– О чем?
– Об Оуэнсе, конечно. Кто, по-твоему, мог это сделать? Кому нужно что-нибудь у меня дома, кроме этой старой книги, которую изучал Брюс? Эта книга могла торпедировать и деньги за кино, и репутацию Оуэнса. Это он приходил сюда, чтобы найти книгу и сжечь ее!
Она залпом выпила, налила еще и посмотрела на Кинтайра.
– Ну? – резко спросила она.
– Что ж, это серьезное обвинение, – ответил он.
– Серьезная моя левая ягодица! Ты знаешь, что эта змея пыталась сделать? Он попробовал подкупить Брюса! Брюс рассказал мне об этом в пятницу после того мальчишника. Оуэнс пришел к нему в офис и говорил об этом… но он говорил осторожно, эвфемизмами. Однако он предложил Брюсу пять тысяч долларов, если тот умолчит о своих находках о ведьмах в Италии. Пять тысяч долларов… Боже, да кино принесло бы ему четверть миллиона!
– Значит, тебя оскорбил размер взятки?
Попытка пошутить не прошла. Марджери яростно сказала:
– Брюс был вне себя. Он еще кипел, придя домой. Он сказал Оуэнсу, что напишет статью о своих находках, как только вы вернетесь из своего похода… он расскажет газетам, чтобы все знали правду … Боб!
Она закричала.
– В чем дело? – воскликнул он, в тревоге поворачиваясь к ней.
– Боб, ты думаешь… О, нет, Боб!
* * *
– В чем дело? – спросил Клейтон.
Кинтайр встряхнулся.
– Ничего. Книга до сих пор у нас естественно, – спокойно сказал он. – Брюс держал ее в своем офисе. Я сегодня заглянул туда и запер книгу в сейфе.
– Оуэнс…
– Послушайте, – сердито сказал Кинтайр, – я уже прошел через все это с мисс Таун. Не хочу быть обвиненным в клевете. Полиция вполне компетентна, и все основные факты у нее есть. Если только новые данные не заставят меня передумать, я не собираюсь отправляться с рассказом о мелких академических интригах, причем без всяких доказательств.
Однако, про себя думал он, я не в состоянии много платить, но Триг сейчас не занят. И ему может понравиться расследование такого убийства.
В дверь постучали, и коридорный вкатил на тележке ланч.
4
Только к вечеру Кинтайр смог проехать по мосту в Сан-Франциско. Он несколько часов разбирал неправленые статьи Брюса, поговорил по телефону с Ямамурой, который обещал по возможности осмотреться, и позвонил Марджери, чтобы узнать, все ли у нее в порядке.
– Приезжай ко мне, поедим вместе, Боб, – сказала она. Он почувствовал ее одиночество. Но – дьявольщина, она его связывает.
– Боюсь, что не смогу, – ответил он. – Много дел. Но относись ко всему полегче. Сходи в гости, выпей чашку эспрессо, но не сиди дома и не думай о своих проблемах. Скоро увидимся.
Повесив трубку, он немного налил себе и выпил. Потом надел свой самый темный костюм и вывел машину. Лично он не стал бы оповещать о своей потере одеждой, но родители Брюса из Старого Света.
На шоссе и на двойном пролете большого моста (должно быть, Брюса мертвым увезли в противоположном направлении; затолкали в угол, чтобы сборщик платы за проезд принял его за спящего; сейчас, конечно, полиция опрашивает всех, кто работал в ночную смену) Кинтайр вспоминал, что ему известно о семье Ломбарди. Он знает только Брюса, хотя несколько раз обедал с его семьей. Родители очень респектабельные; они гордились тем, что друг их сына доктор философии. Его мать готовит очень вкусную пасту…
Помнить особенно нечего. Анжело Ломбарди был моряком в Генуе. Гвидо родился в трудные времена. Анжело не часто видел молодую жену. (Может быть, то, что Мария провела годы в грязной убогой квартире, где ей некого было любить, кроме маленького мальчика, объясняет, почему Гвидо вырос таким.) В 1930 году семья в качестве иммигрантов приехала в Сан-Франциско. Здесь Анжело работал в рыбацком флоте, здесь родились Брюс и его сестра, здесь Анжело накопил достаточно денег, чтобы купить свою лодку, но потратил все после аварии – да, он столкнулся с лодкой Питера Майкелиса. Понимая, что он постарел, Анжело использовал деньги, полученные за страховку, чтобы открыть ресторан. Ресторан не прогорел, но и не процветал; он давал деньги на жизнь и немного сверх этого.
Но Анжело Ломбарди оставался человеком, не теряющим надежды.
Кинтайр повернул, проехал по Коламбус авеню до Норт Бич. Гм, посмотрим… небольшая улица у края чайнатауна…хм…
Небо становилось пурпурным, когда он остановился перед нужным домом: кафе «Генуя» располагалось в двухэтажном доме с нишами и башенками, построенном сразу после пожара 1906 года. По бокам китайский галантерейный магазин, полный запахов кожи, и португальская баптистская миссия. На двери написано «Закрыто». Конечно, сегодня здесь не хотят обсуждать достоинства пиццы.
В окнах второго этажа желтый свет. Кинтайр нашел лестницу, ведущую туда, и позвонил.
Загорелся уличный фонарь, мимо прошла машина, с противоположной стороны улицы на него смотрел грязный мальчишка. Кинтайр почувствовал себя очень одиноким.
Он услышал шаги на лестнице, легкие женские шаги. Ожидая увидеть Марию Ломбарди, он снял шляпу и, когда дверь открылась, поклонился в европейском стиле. Застыл на половине этого жеста и пораженно смотрел.
Морна, подумал он. Он на палубе шхуны, идущей по ветру, а она стоит у поручня, одной рукой держится за снасти, а другой заслоняет глаза, глядя на сверкающие воды океана. Ветер отбросил ее светлые волосы ему в лицо, они пахли летом.
