– И все-таки ему всегда интересно твое мнение.
– При условии, что оно совпадает с его собственным!
– Не только. Он очень уважает традиции и выслушает тебя, даже если ты будешь с ним не согласен.
Ангус засмеялся и отечески похлопал Кейт по руке:
– Я знаю, что ты видишь в нем одни достоинства. И ты права: он вежливо выслушает меня и только потом сделает то, что задумал.
Она не смогла подавить улыбку, заметив:
– Яблоко от яблоньки недалеко падает, как известно.
– Несомненно. В любом случае я предложу ему перенести папки с документами из моей курительной в другую комнату. Это единственное место, где я могу спокойно отдохнуть, даже твоя мать меня там не беспокоит.
– Ты ей запретил?
– Попробуй запрети ей! Вообще-то, она похожа на Скотта – тоже не любит запаха сигар. Это единственное, что их объединяет…
На этот раз они засмеялись вместе, довольные друг другом и тем, что нашли взаимопонимание.
– Завтра утром я иду к мессе, – добавил Ангус. – Хочешь пойти со мной?
Когда Кейт была подростком, она часто составляла ему компанию, и по дороге они вели долгие теологические споры.
– Хочу. И возьму детей.
– Прекрасная мысль. Чем раньше, тем лучше.
– Но ты же знаешь, я предоставлю им самим выбирать религию, когда они станут достаточно взрослыми.
Ангус одобрительно кивнул и замолчал, глядя в окно на убегающие пейзажи.
– Сейчас охота в самом разгаре, – пробормотал он наконец. – Надо успеть с куропатками до десятого декабря, потом будет разрешено охотиться только на оленей и зайцев.
– Ты часто охотишься?
– Сейчас меньше, чем раньше. Меня утомляет ходьба, да и холод тоже. Мне ведь уже давно не двадцать, дорогая моя!
И горько усмехнувшись, он поспешил сменить тему:
– Ты заметила, что Люк все больше становится похож на Скотта?
– Надеюсь, мама этого не замечает! – ответила Кейт и засмеялась.
– Она не видела Скотта в детстве. А я отлично его помню, у него была точно такая же мордашка. Я бы очень хотел видеть, как маленький растет, да и малышка тоже. Вы еще планируете детей?
– Пока нет. Я хочу сначала поработать в школе.
– Из тебя получится отличная учительница, я в этом уверен. Но я никогда не забуду ту девочку с косичками и в носочках, которая приехала сюда! Жизнь не стоит на месте, ты сама в этом убедишься!
Кейт медленно въехала на подъездную дорожку и, воспользовавшись моментом, бросила на Ангуса вопросительный взгляд.
– Все в порядке? Ты с самого утра какой-то мрачный.
– Извини. Я старею, приближается зима… Никогда не любил зимние праздники. Мэри, мать Скотта, попала в автомобильную аварию как раз в один из декабрьских вечеров. Представляешь, какое у нас было Рождество! С тех пор, как только приближается декабрь, мне становится грустно.
– Ты очень любил ее?
– Да. Хотя жить с ней было не так уж легко. Между прочим, с Амели тоже! Должно быть, я сам выбираю таких женщин. Хотя нет, я вообще никого не выбираю. Я никогда не был привлекательным, и если женщина показывала, что я ей нравлюсь, я немедленно влюблялся в нее.
– Так случилось и с мамой?
– Точно. И это продолжается. По-моему, она все так же красива, и даже стала милее. То, что мы теперь бабушка и дедушка, нас сблизило. Ну кто бы мог подумать, что у нас появятся общие внуки? Благослови вас бог за это, Скотта и тебя.
Казалось, он забыл о своей грусти, тем более что на крыльцо им навстречу вышла Амели.
Кейт смотрела, как мать спускается по ступенькам. Несомненно, она прекрасно выглядела в пятьдесят лет и казалась счастливой, а ее улыбка, обращенная к Ангусу, была искренней. И снова Кейт спросила себя, должна ли она рассказать ей о болезни Джона. До сих пор она хранила молчание, держа данное брату слово, однако не была уверена, что это правильно. Джон всегда был любимчиком матери и продолжал им быть, несмотря ни на что. Так, может быть, мать имела право знать, какая опасность угрожает ее сыну?
Глубоко задумавшись, Кейт вышла из машины и стала открывать багажник.
– Нужна помощь, юная леди?
Скотт появился сзади совершенно бесшумно и уже обнимал ее одной рукой, другой – хватая сумку для гольфа. Она прижалась к нему спиной, чувствуя его губы на своей шее.
– Ты не замерзла?
– Мы много ходили и согрелись.
– Ну а как гольф?
– Твой отец считает, что у меня очень неплохой уровень.
– Услышать от него такой комплимент дорогого стоит!
Скотт отпустил ее, взял еще одну сумку и пошел за ней к дому.
– Дети с Мойрой? – спросила Кейт.
– Нет, они с твоей мамой. Она решила, что в кухне слишком много опасностей, и усадила их смотреть мультфильмы. Когда я сказал ей, что есть и другие занятия, кроме телевизора, она меня прогнала.
Такие стычки происходили почти ежедневно. Амели щадила свою дочь и не высказывала ей свои критические замечания, приберегая их для Скотта. Он не жаловался и только подшучивал над этим, но сколько еще он выдержит? Кейт была готова приложить все усилия и даже пойти на компромисс, чтобы совместное проживание было мирным, однако в случае ссоры она всегда вставала на сторону мужа.
– Я сама погуляю с ними, когда они поспят, – пообещала она.
– Дэвид тоже вызвался погулять с детьми! А ты проведешь сиесту со мной!
Он казался отдохнувшим и довольным уик-эндом, хотя все утро работал и наверняка завтра тоже проведет утро в делах. Не важно, что сегодня воскресенье – его мысли всегда были заняты винокурнями.
– Ты сможешь два часа обходиться без компьютера? – рассмеялась Кейт.
– Да хоть всю жизнь, если захочешь, но в таком случае нам придется жить любовью и чистой водой.
Он произнес последние три слова на французском почти без акцента. Он и до встречи с Кейт говорил на нем довольно бегло, но когда родились близнецы, стал уделять внимание произношению.
– Ты делаешь успехи, дорогой! – заметила Кейт, улыбаясь.
Их счастье нисколько не потускнело, они были влюблены так же сильно, как в тот день, когда впервые осмелились признаться в этом друг другу. Хотя у Кейт не было никакого опыта и Скотт был ее первым и единственным любовником, она прекрасно понимала, как ей повезло. Вокруг нее супружеские пары переживали взлеты и падения, разногласия и нередко – расставания. Но она с чисто детской наивностью поклялась себе, что с ней этого никогда не случится.
– Твой отец хочет, чтобы ты работал в своем собственном кабинете. Почему бы не устроить его в бывшей спальне на втором этаже? Тебе будет там спокойно: моя мать никогда туда не поднимается, дети тоже.
– Это его идея?
– По-моему, он воспринял это как вторжение на свою территорию.
– Но я же его терплю.
– Он больше слышать не желает о делах, ему хочется прийти и спокойно выкурить сигару.
– Почему он сам мне этого не сказал?
– Не хотел тебя обижать.
– Папа становится дипломатом? Нет, скорее, он стареет, и это меня огорчает.
Кейт не успела ответить: навстречу им с громким топотом неслись близнецы.
* * *
Джордж тщетно пытался вслушиваться в слова управляющего, он был в полной растерянности. Мысль о том, что скоро ему придется самому возглавить прядильную фабрику, приводила его в ужас. Он обнаружил, что ее функционирование гораздо сложнее, чем ему сначала казалось, а главное, ему придется иметь дело не только с цифрами, но и с людьми. Запоминать их имена, семейные обстоятельства каждого, чтобы быть человечным, отзывчивым руководителем, близким к своим служащим. Дональд повторял, что это – ключ к управлению коллективом. Мать Скотта в свое время установила доверительные отношения с работниками, и это пошло на пользу компании. Поэтому и Скотта, который нечасто появлялся на фабрике, работники очень ценили.
Для Джорджа главная трудность состояла в том, чтобы добиться одновременно и любви и уважения. Его тайное желание стать похожим на Скотта, чтобы сравняться с ним, а потом и превзойти, стало казаться ему несбыточным. Теоретические знания не подготовили его ни к принятию быстрых решений, ни к тому, чтобы нести персональную ответственность за все. Он считал, что Скотту повезло: тот с самого детства знал, что когда-нибудь возглавит бизнес своего отца, и поэтому у него было время к этому подготовиться.
Каждый день Джордж собирался с духом и обходил все цеха, силясь сохранять на лице улыбку, которая, как он считал, очень располагает к нему людей. Он старался изучить этапы, через которые здесь ежегодно проходили тонны шерсти: чесание, прядение, ткачество, вязание, швейное производство. Некоторые загадочные машины – мотальная, например, – привлекали к себе его внимание, он осматривал красильные ванны и даже изучил от начала и до конца процесс изготовления кардигана.
Не подсунул ли ему Скотт троянского коня, возложив на него такую огромную ответственность? Может, он хочет его испытать? Или даже выставить на посмешище? Доказать Ангусу, что все сыновья Амели ни к чему не способны? Легкий привкус ревности превратился в назойливое ощущение. Однако он постарался отогнать от себя эти мысли. Чувствуя некоторую симпатию к Скотту, хотя она появилась совсем недавно, и зарождающийся в нем дух соперничества, он уже не знал, на что ему опереться. Тем более что перед Сьюзен, своей девушкой, он изображал молодого управленца, смело взявшего на себя новые полномочия. Чтобы не упасть в ее глазах, Джордж не стал доверяться ей, предпочитая в одиночку бороться со своими страхами. Он мог бы поделиться с братом Филипом, но опасался его ехидства. Впрочем, неразлучные Филип и Малькольм полюбили Скотта, который принял их с самого начала как обычную пару, и никогда его не критиковали.
Ко всем профессиональным проблемам добавлялось настойчивое желание Сьюзен жить с ним в его служебной квартире. Если он согласится, она сразу увидит, что ему не удается роль начальника, как бы он ни старался ее убедить. В случае отказа Сьюзен пригрозила, что расстанется с ним, а где он найдет такую же очаровательную девушку, если сидит здесь, как привязанный, с утра до вечера и с вечера до утра?
И в довершение всего, приезды Скотта только усиливали его растерянность. Обычные вопросы зятя казались ему каверзными, и когда он видел, как тот исчезает в кабинете Дональда, ему казалось, что оба смеются над ним за закрытой дверью.
В то утро появление во дворе фабрики «Рейндж Ровера» вызвало у него привычное чувство вины и досады.
– Опять приехал, – пробурчал он сквозь зубы.
С тех пор как Скотт вернулся в Джиллеспи, он стал чаще появляться на фабрике при возвращении из Инверкипа. Джордж вполне мог бы оставаться у себя в кабинете, но он счел необходимым спуститься вниз, чтобы поздороваться со Скоттом.
– Привет, Джордж! Ну и холодрыга с утра! Я заскочил на пять минут, у меня дел выше крыши. Есть какие-нибудь проблемы?
– Нет, все в порядке.
– Отлично. Я загляну к Дональду и уеду.
Вместо того чтобы пойти за ним, Джордж стал слоняться по двору, дрожа от ледяного ветра. Может, следовало обсудить со Скоттом недостаточные запасы шерсти на складе? Стрижка овец происходила один раз в год – весной, и в исключительных случаях – еще через три-четыре месяца, поэтому в конце ноября в регионе было невозможно купить шерсть. Дональд уже поделился с ним своим беспокойством по этому поводу, добавив, что продукция фабрики востребована и заказов поступает очень много. Но он не предложил никакого выхода из этого положения, и Джордж задавался вопросом, не ждет ли Дональд решения от него? Вот только невозможно научиться всему за несколько недель! Дональд собрался увольняться слишком рано, и мысль о том, что он останется один на командном посту уже второго января, приводила Джорджа в ужас. Что, если ему придется просить Скотта о помощи каждый раз, когда возникнет проблема?
Он оперся на еще теплый капот «Рейндж Ровера» и глубоко вздохнул, чтобы успокоиться. Он должен сохранять спокойствие, не робеть, но и не допускать развязности.
– Тебе лучше вернуться в офис, иначе околеешь от холода! – заметил Скотт, выходя во двор. – Я жду тебя и Дональда послезавтра к обеду. Я приеду за вами. Хорошего дня, старик.
Взвизгнули покрышки, и Скотт исчез, оставив Джорджа в полном унынии. К чему этот обед? Отчитать его за то, что он оказался плохим учеником? А если у Скотта изменились планы? У Джорджа мелькнула мысль о Джоне, который, появившись на винокурне несколько лет назад, мгновенно возненавидел свою работу. Тогда его неприязнь к Скотту превратилась в настоящую ненависть. Но Джон был на подсобной работе. Не имея диплома, он был вынужден начать с самого низа карьерной лестницы, тогда как Джордж сразу был назначен на важную должность. Вместо того чтобы жаловаться, он должен показать себя достойным своего места. И сохранить прекрасные отношения со Скоттом, а не считать его врагом. Это плохая стратегия.
Он почти бегом пересек двор, думая о том, что будет время от времени приезжать в Джиллеспи на ужин. За семейным столом атмосфера более непринужденная, и, если ему понадобится совет, он сможет вытянуть его в дружеской беседе. Вернувшись в кабинет, он сел около радиатора и достал смартфон, собираясь позвонить матери и сегодня же напроситься на ужин.
* * *
Джон был убежден, что сестра без колебаний дала бы ему деньги, не находись она под влиянием Скотта. Но даже если бы эти деньги не пошли на оплату лечения (Бетти объяснила, что все покроет медицинская страховка), Джон все равно нуждался в деньгах. Будучи опытным бухгалтером, Бетти умело распоряжалась их бюджетом, ни единая мелочь не могла ускользнуть от ее внимания, и Джон чувствовал себя совершенным ребенком. Конечно, жена обожала его, ограждала от проблем. Но такое поведение, в конце концов, напомнило ему то, как баловала его мать, вот только ему совсем не хотелось еще одной матери. В Бетти ему нравилось все: ее легкий характер, решительность в принятии решений, и особенно то, какими глазами она смотрела на него. Под ее взглядом он чувствовал себя красивым, притом что до сих пор большинство женщин не обращали на него внимания. Она была старше его на семь лет, и он даже не смел мечтать о том, чтобы очаровать ее. Но, однако же, она так легко упала в его объятия, что самомнение Джона подскочило до небес. Недолго думая, он заявил, что влюбился, и сообщил, что своей родиной считает Францию, по которой очень тоскует. Он спросил Бетти, поедет ли она с ним в Париж, прибавив, что они могли бы там пожениться, и она вмиг собрала чемоданы.
Уехав из Шотландии, Бетти словно вдохнула свежего воздуха. Благодаря ее сбережениям они сняли меблированную квартиру-студию. Молодая женщина без труда подтянула свой французский и быстро нашла работу. Воодушевленные планами на будущее, они поженились, но мало-помалу Джона настигла реальность: у него не было ни малейшего желания работать. Он должен был пройти какое-нибудь обучение, но ни к чему не проявлял интереса, должен был рано вставать, а это приводило его в ужас – словом, он должен был взять жизнь в свои руки, только для этого ему не хватало мужества. Безделье создало у него впечатление свободы, он мог праздно бродить по улицам своих излюбленных парижских кварталов, как во времена беспечной юности. Он не желал отказываться от искушений, которые возникали в его жизни. И пока Бетти зарабатывала им на жизнь, он развлекался. Иногда на него нападал энтузиазм, и он начинал строить разные экстравагантные планы, которые должны были привести его к успеху, но они так и оставались на стадии задумок. Не имея никакой сильной мотивации и даже просто каких-нибудь интересов, он продолжал бездельничать, а чтобы заглушить смутное ощущение вины, нередко баловался травкой и на время забывался.
В дождливые дни, когда он не выходил из дома, одним из развлечений становились карточные игры по интернету. Прилипнув к монитору компьютера, он часами резался в покер. К несчастью, его выигрыши полностью съедались проигрышами, и он начинал понимать, что таким образом никогда не разбогатеет.
Если он и изменил Бетти, то, скорее, от безделья, и наказание показалось ему слишком жестоким. Неужели ему действительно суждено умереть из-за пяти-семи минут сомнительного удовольствия? Как всегда, он горько сожалел о последствиях своих действий, но совершенно не задумывался о том, чтобы устранить их причину.
Написав Кейт эсэмэску, он знал, что обратился по адресу, – по крайней мере, сестра его выслушает. Преподав неизбежный урок морали, она не останется безучастной, он был уверен в этом. Кейт с ее упрямым характером была способна нарушить молчаливое вето мужа, если чувствовала свою правоту. Горе и сострадание, которые она испытывает к брату, заставят ее помочь ему – достаточно будет немного надавить на нее, чтобы она дрогнула. Когда она приехала в Париж, Джон тут же позвонил ей, и его жалобный тон тронул сестру. Он попросил скромную сумму, которая морально поддержала бы его в такой трудный момент, но которая никак не вписывалась в скромный бюджет Бетти. Он представил свою просьбу так, словно это маленький секрет между братом и сестрой, который надо хранить во имя семейной солидарности. Кейт вздохнула, но не отказала, и Джон понял, что эту партию он выиграет. С ухмылкой он сказал себе, что получит деньги, принадлежащие Скотту, и этот парадокс позабавил его. Ненавистный шурин будет спонсировать его покер и походы по пивным, даже не подозревая об этом! От этой мысли Джон расхохотался, но быстро опомнился: его преследовал призрак болезни. Когда у него появятся первые симптомы? При очередном гриппе? Через два года? Или никогда? Измученный этими вопросами, он рыскал по сайтам и форумам, посвященным СПИДу, жадно ища ответы, которые все равно не приносили покоя. В эти дни, когда Бетти приходила с работы, он бросался в ее объятия и вцеплялся в нее, как утопающий. Она успокаивала его, ласкала, и они занимались любовью, благо упаковка презервативов всегда была под рукой. Рядом с ней к Джону возвращалась уверенность, он слушал, как она говорит об их будущем, о достижениях медицины, и пытался ей верить. Однако он чувствовал себя несчастным, да и Бетти, конечно, тоже.
* * *
– Далась вам эта дисциплина, Скотт, вы прямо солдафон какой-то! Если сегодня дети лягут спать немного позже, ничего страшного не случится.
Не обращая внимания на недовольство Амели и возмущенные крики близнецов, Скотт выключил телевизор.
– Осталось всего двадцать минут, – вступилась его теща. – Вы прерываете их на середине истории.
– Вам пора спать, – ответил Скотт, обращаясь к детям.
Люк затопал ногами, а Ханна расплакалась.
– Ну вот, – проворчала Амели, – довели детей до слез!
Скотт взял близнецов за руки и присел на корточки между ними.
– Не капризничайте, вам пора в кровать. Скажите бабушке спокойной ночи и поднимайтесь к себе, а я приду и почитаю вам на ночь.
Его способность всегда сохранять спокойствие выводила Амели из себя.
