– Когда победим и вам понадобятся курсы, как вести себя в благородном обществе, подходите, научу. А теперь слушай мою команду: даю час, чтобы эти пулеметы, – Бессонов показал на выложенные в ряд ШКАСы, – блестели как у мартовского кота яйца. Не забудьте надеть черные робы. Время пошло!
Командир полка с комиссаром наблюдали эту сцену издалека, но слышали каждое слово.
– «Давай представим, давай представим…» Обошелся без нашего представления. По-моему, очень доходчиво объяснил.
– Да уж, – подтвердил уполномоченный по политико-моральному состоянию полка. – У Беса, похоже, не забалуешь…
И начались у новоиспеченных лейтенантов черные дни и ночи. Они перестали ходить, только бегали. Остальные летчики, наблюдая со стороны, посмеивались: «Смотри, как Бес чертей гоняет…» К лейтенантам вернулись первобытные инстинкты и базовые желания – только спать и есть.
– Закончится это издевательство, я ему морду набью…
– А я на гауптвахте сгною… Офицера сортир чистить… Дорвался до власти, солдафон…
Такие разговоры шли в казарме, где новоиспеченные сталинские соколы выплескивали свои впечатления за день. Недолго… Минуты три… Потом они уже храпели без задних ног, чтобы утром сорваться с постели и носиться целый день, как молодые солдаты в карантине.
Однако на третий день к ним заглянули «старики».
– Что, замучил вас Бес? – спросил «Гамлет».
– Больно много на себя берет, – тут же отозвался Смыслов.
– Придурок, ты даже не представляешь, как вам повезло.
– У нас в училище такой старшина был… После выпуска получил…
– Не мог твой старшина быть таким. Поверь, салага. Вас учит летяга от бога. Половина летчиков полка хотела бы быть на вашем месте.
– Да что в нем такого особенного? Все равно получит…
– Бэс в бою эскадрильи стоит. Он мнэ – брат… жизнь спас… ты эта панимаэш?! – взорвался Мухамедов.
– Три «мессера» за один бой… Да у каждого больше сотни сбитых – это, по-твоему, ничего особенного? Запомните, желторотые, гавкнете на Беса, не командир полка, а мы вам морды набьем, – подытожил Давлетшин, и они с приятелем удалились из кубрика.
Лейтенанты вняли, но не сразу. Для начала Бес заставил их вспомнить, что они знали и чего не знали о своем самолете и всех немцах, которых могли встретить в воздухе. Особенности вооружения «Як-1». Расхождение трасс пушки и пулеметов, точка схождения, как беречь боезапас и когда его беречь не стоит. Потом пошли полеты «пеше по-самолетному». Полет парой, этажерка, выход на атаку, уход от атаки, разбег, сбор…
Наконец, взлетели по-настоящему. Не взлет-посадка, а до седьмого пота. На собственной шкуре прочувствовали, что у пилота «перья в заднице растут не в одночасье, а пропорционально налету…». Молодые летчики безуспешно пытались удержаться в хвосте у Беса и вынуждены были потом бегать по аэродрому друг за другом, держась за талию одной рукой, а другой изображая крыло. Потом выпускали «утку» по одному и парой ловили ее в прицел. Когда «уткой» работал кто-то из обучаемых и пару вел Бес, получалось легко и непринужденно. Когда ведущий был свой, получалось через раз. Когда же цель изображал сам инструктор, даже близко никто не мог прицелиться. И буквально через десяток секунд Бес уже был в хвосте атакующих.
Потом гуру разнес вдребезги мишень, помещенную на земле, а отличники боевой и политической подготовки ни разу не смогли попасть даже в другую, намного большую.
Лейтенанты уже не просто уважали своего учителя, они действительно его боготворили и допытывались: «Как?» Тот был неутомим и взлетал по двенадцать раз на дню, а утром, выбритый и бодрый, встречал их на подъеме. Неутомимо объяснял, показывал и тренировал. Раз за разом, две недели подряд. Чего это стоит, знает тот, кто хоть раз пытался научить чему бы то ни было хотя бы пять человек. Поэтому Бессонов был буквально счастлив, когда Смыслов первым сумел удержаться за ним, а потом поймать в прицел.
– Молодец. Уважаю, – это были первые добрые слова, которые услышали молодые от своего наставника. И ничего удивительного, что, приняв строевую стойку, лейтенант отчеканил:
– Служу Советскому Союзу!
Еще через неделю Бессонов доложил командиру о готовности молодого пополнения к выполнению боевых задач. И договорился, что в первый вылет поведет их лично. И сводил. Не всех, вначале только троих. Его птенцы не только выполнили задачу, разнесли строй «юнкерсов», завалили три бомбовоза, но и вернулись без потерь. Надо было видеть, как они после приземления подбежали к нему и доложили о выполнении боевой задачи. Какой огонь горел в их глазах. Это уже были не щенки, но еще и не волкодавы, скорее, гончие, почуявшие страх волков и вкус их крови. Да и «старики» смотрели на них уже не с жалостью, как три недели назад, а с искренним уважением. Бес пожал руку и обнял каждого. Только после этого молодые летчики заняли свое место в строю.
– Не понял, кто работал? – допытывался комдив.
– Молодые. Бес устроил что-то вроде выпускного экзамена. Сдали на «отлично».
– Это те, которые последнего выпуска? Молодцы, черти!
Командир положил трубку и повернулся к комиссару:
– «Черти»! Вот как их назовем. Во главе с Бесом! А то «зеленый хрен, зеленый хрен»…
* * *
Не успел Бессонов слетать со всеми молодыми. Точнее, только с тремя не успел. Последняя тройка стояла у КП в надежде на задачу, но вышел расстроенный Бес и дал команду: «Отбой!»
– Не только для вас, успокойтесь. Из дивизии ждут нарочного. До ознакомления с приказами никаких вылетов.
Отошли лейтенанты к своим друзьям, закурили. К ним подсел Давлетшин.
– Ну что, салаги, есть желающие Бесу морду бить?
– Дурак ты, «Гамлет»… Мы теперь сами за него любому кадык вырвем, – ответил лейтенант Попов.
– Ничего так не боялся, как опозориться с ним в боевом вылете, – заговорил уже слетавший Смыслов. – Вышли на восьмерку «мессеров», у меня холодный пот по спине, а он: «Ну что, мальчики, потанцуем? Вон девочки худые стоят, приглашайте! Только чур я первый!». И такой вираж заложил! Еле удержались. Глазом не моргнули, а он уже вывел и атакует! От фрица только брызги полетели! Потом второй… третий… Остальные врассыпную, а он: «Куда же вы, девочки?!» И еще свое ПКБэСНБэ! Что это, кстати?
– Хрен его знает. Так это он троих положил? – спросил Давлетшин.
– А то кто же? Мы, правда, тоже стреляли, но только, как Бес говорит, – «контрольный». Может, и попали…
– А доложил и записал он все на вас. По одному на каждого…
– Я этот аванс Беса отработаю, увидите! – Смыслов разве что в грудь себя не ударил.
Вдруг Попов поднялся, что-то рассматривая вдалеке:
– О, мужики, кто-то на мотоцикле. Это не наш нарочный?
* * *
Командир полка вскрыл пакет, в нем еще три.
Первый пакет под грифом секретно был с приказом Ставки Верховного главнокомандования. Очень честный и жестокий: «Ни шагу назад!» Там было и про дезертирство, и про предательство, и про бегство с передовой целых частей, и про оставление огромных территорий. В конце – «довести до всего личного состава в части, касающейся…». На экстренном построении командир полка довел.
– И то правда, – прокомментировал приказ Хренов. – Считай, до Волги фашист дошел… Пора бы и упереться…
– Упремся, – ответил Бессонов. – Лично я так упрусь, что у них позвонки треснут!
Заодно командир довел приказ комдива на передислокацию полка. Фашисты взяли Ростов-на-Дону, прорвали фронт, танковые клинья Паулюса и Гота устремились на Сталинград и Кавказ.
Смена района базирования – задача не из простых. Перегнать самолеты на другой аэродром – дело одного дня. И то, если все борта исправны. Только что толку сидеть в чистом поле без топлива, боеприпасов, обслуги, прикрытия и еще очень многого, что составляет армейский организм и называется полевой аэродром истребительного полка. Поэтому первыми ушли колонны с передовым отрядом. Приблизительно такой, какой встретил Бессонов два месяца назад. И вновь с ним ушла Шурка. Бессонову стало необъяснимо пусто. Когда она была здесь, они могли по несколько суток не видеться, но стоило ему услышать ее голос или издали заметить ее фигуру, как на душе становилось тепло и спокойно. А сейчас он не находил себе места. «Дошли, не дошли… Как они там?»
Выручил, как всегда, Хренов. Сходил к дежурному, узнал, что и как…
– Прибыли. Окапываются. Местные здорово помогают. Так что успокойся – через неделю увидитесь.
– А я и не волнуюсь, с чего вы взяли, Алексей Михайлович?
– Мне-то не темни. Как дети малые, что один, что вторая, – хмыкнул в усы старшина и пошел укладывать пожитки. Потом вспомнил: – Тебя командир к себе вызывал.
Тем временем канонада подступала все ближе…
* * *
На столе перед командиром лежал пакет. Третий.
– Садись, Пал Григорьевич, – командир указал на стул рядом. – Извини, сразу не довел, пытался отбрехаться, но получил по башке, мало не показалось. Читай, – и подвинул к Бессонову пакет.
Тот достал из него листок с приказом командующего авиацией фронта «Об откомандировании рядового Бессонова в распоряжение директора завода № 262».
– Ни на какой завод я не пойду.
Бессонов встал и принял строевую стойку. Мол, расстреливайте сразу.
– Сам не хочу, но говорю тебе, я уже огреб. Вышел на командующего твоими словами «никуда не пойдет»… Лучше тебе не знать, что я услышал. Самое мягкое – увезут под конвоем… И меня, кстати, тоже. Только в разные стороны – тебя на завод. А меня в штрафбат…
Бессонов сел, опустил голову. Командир продолжил:
– Как летчик летчику… Я перед тобой мальчишка. Про остальных молчу. Но… Есть летчики, есть асы, а есть испытатели! Первое дано не каждому, второе – один на сотню, а испытатели – это мечта и доверие…
Бес не стал ждать развитие мысли Павлова. Глухо спросил:
– Когда?
– В приказе срок указан. Завтра. Ночью за тобой прилетит «ПО-2».
– Разрешите идти?
– Нет, Павел Григорьевич, так не пойдет. С этой минуты я тебе не командир и ты не мой подчиненный, приказать не могу, прошу, пойдем со мной.
После сумрака блиндажа солнце невыносимо ослепило глаза. Полк стоял в строю. На правом фланге знаменная группа. Начальник штаба подал команду и доложил командиру полка. Летчики, технари и обслуга во все глаза смотрели не на командира, а на следовавшего за ним Бессонова. Он-то что делает в трех шагах от кэпа?
Когда НШ довел приказ, по строю прокатился ропот. У кого удивление, у кого нескрываемая горечь и досада.
Командир заговорил глухо, словно ком в горле застрял:
– Мы сегодня провожаем не просто солдата или летчика, ас от бога уходит на более ответственную и не менее опасную должность летчика-испытателя. От него теперь будет зависеть, какие самолеты мы будем получать с завода. Хочу выразить от имени полка благодарность за его служение, за искусство пилотирования, за науку побеждать. Пал Григорьевич, спасибо тебе, дорогой.
Командир пожал руку, а потом неожиданно притянул и крепко обнял Бессонова.
Последовала команда: «Знамя на средину! Полк, смирно!»
Штабс-капитану не надо было объяснять, что делать в такой ситуации. Подошел, отдал честь, снял пилотку, преклонил колено, свободной рукой взял полотнище и приложил к губам. Встал, надел пилотку, отдал честь, развернулся и вернулся к командиру.
Похоже, его горло тоже душили спазмы.
– Для меня служба в нашем полку была большой честью. Невыносимо тяжело покидать вас в такой сложный час. Горжусь, буду помнить и надеюсь, увидимся. Бейте фашиста и за меня, пожалуйста…
Команды «разойдись» никто не давал. Толпа летчиков и технарей окружила Бессонова. Каждый хотел пожать ему руку, что-то сказать на прощание. Буквально расталкивая остальных, Бес прорвался к Хренову. Тот обиженно спросил:
– Сказать не мог?
– Сам узнал пять минут назад.
– Это все – Струбцина. Я его давно знаю. Без мыла пролезет куда угодно.
– Пролез до командующего авиацией фронта.
– Будь осторожен. Там за безопасность отвечает – не чета Мыртову. Собственно, из-за него я на фронте и оказался. А главному инженеру Мирошниченко Николаю Трофимычу от меня низкий поклон. Веришь? – Хренов запнулся, полез в карман за папиросами. – Такое ощущение, будто кого-то близкого хороню. Не пропадай, Пал Григорьевич… – и словно спохватившись: – А как же Шурка?
– Не рви мне сердце, Алексей Михайлович.
– Поговори с командиром, узнай место новой дислокации… Уговори летчика…
У Бессонова загорелись глаза. Он обнял Хренова.
– Спасибо, Михалыч…
* * *
Ночью, когда притарахтел «ПО-2», полполка вышло проводить Беса. Даже Любка, которая не упускала возможности подколоть Шурку в отношении «деда», пришла с узелком и сунула ему «на дорожку». Явился и Мыртов.
– Вы того, Пал Григорьевич, не держите зла…
– Я давно уже не держу, товарищ старший лейтенант госбезопасности, – искренне ответил Бессонов.
– Вот и ладно. Васильев по нашей линии уже переговорил с коллегами с завода. Так что будьте покойны.
– Спасибо. Николаю Ульяновичу – привет.
– Да, кстати, Пал Григорьевич, – Мыртов достал из кармана конверт и протянул Бессонову. – Вам от него тоже привет.
– Что это?
– Не знаю, но майор Васильев считает, вам может быть интересно.
Бес автоматически распечатал конверт, и сердце остановилось… На аккуратном листке он увидел каллиграфический бисерный почерк матери. Кровь ударила в лицо. Милые мамины глупости. Она волновалась, хорошо ли он кушает, не беспокоит ли язва и головные боли… Странно, но о язве он забыл еще в зиндане, когда его кормили хуже, чем скотину. Если вообще кормили.
Удивило, мама ни разу не обратилась к нему по имени. Только «дорогой», «любимый», «милый сын».
