– Там на письменном столике портрет моей жены. Принесите, голубчик, его в рубку. И мы, господа, между тем туда же, в рубку, пожалуй, и спустимся. Негоже не выполнить приказ государя.
Однако спешить не стал, немного задержавшись, ещё раз зацепившись биноклем за вражескую колонну, озаряемую короткими вспышками и кудловатыми шапками выстрелов… уже без оптики одним прищуром (глазомером) оценив тактическую ситуацию.
Переждав очередной рёв носовых двенадцатидюймовок «Цесаревича», он промолвил:
– Командуйте поворот через… – запнулся, перегадал, поправился: – Приготовиться к повороту… к бою на левый борт.
Через пятнадцать минут русская эскадра повернула к югу на восемь румбов.
Флагман уверенно резал воду, подрывая таранным форштевнем шипящий бурун.
На смене галсов туда-сюда по ветру мотыляло флаги – боевые на стеньгах, сигнальные на фалах. Дымы, обильно валящие из труб, стелило то в корму, то в бок, то в сторону бака, на чих и чертыхания сигнальщиков… на чертыхание командующего, когда застилало обзор и в носу першило угольной гарью.
Периодически гремело главным калибром. Периодически падали чужие снаряды, поднимая грязно-белые водяные фонтаны – не близкие, не далёкие… донося до ноздрей вонючку-шимозу.
Японцы отреагировали очередным «все вдруг».
В целом общий рисунок эскадренных эволюций был не замысловатым, но содержательным: Того, «гарцуя» на шестнадцати узлах, пытался охватить голову русской эскадры.
Витгефт (всё же несмотря на основной приказ из Санкт-Петербурга «дать бой») всячески уклонялся, «работая» на разрыв дистанции, «сберегая корабли», здраво считая, что на больших расстояниях меньше будет повреждений.
В итоге после резких витгефтовских зигзагов на ост, на зюйд и снова на восточные румбы… и тоговских отыгрываний две колонны наконец сошлись на сорока-пятидесяти кабельтовых, что давало доступную уверенность стрельбы уже и из шестидюймовок.
Пусть накоротке! Пусть и ненадолго!
Выходило, что при суммарной скорости обеих эскадр – это всего… всего лишь девять минут уверенного короткодистанционного огневого контакта!
Одно в утешение – стычка происходила не в самых выгодных для японцев контркурсах, на которых русские комендоры стреляли лучше.
Волоча угольные шлейфы, две встречные колонны частили посверками выстрелов, окутывались пороховыми газами, озарялись редкими вспышками первых попаданий посреди взбесившегося недолётными всплесками моря.
За короткие и одновременно длинные девять минут жизнь всех причастных оказалась неожиданно насыщенной – грохотом орудий, ором команд, проклятьями и матом, работой мысли и мышечными напряжениями.
Потели, лоснились кочегарские спины, выкашливали пороховые газы комендорские глотки, белели костяшками офицерские пальцы, сжимавшие в избыточных объятиях «цейсы»!
Боевые расчёты башен и батарей развивали предельную скорострельность, спеша нанести как можно больший урон противнику.
Правда, сблизиться даже на сорок кабельтовых – четыре мили (почти семь километров) – это тебе не на прямой… не на «пистолетный» выстрел выйти!
Да и не всё что в запале, остервенении, на издыхании слалось во врага, долетало, попадало, поражало… иначе говоря – являло положительный статистический процент.
Могло быть и хуже…
Рубка «Цесаревича», да ещё и дополнительно заблиндированная, конечно же не давала тот необходимый обзор, что был необходим Витгефту, переживавшему о своей неопытности водить «вживую» эскадры. Адмирал, казалось, до сего момента наблюдавший за боем с пассивной безучастностью, подался вперёд к обзорной прорези, боясь пропустить, упустить нить событий.
Отличить отдачу орудий и встряску железного левиафана-броненосца от попадания вражеского снаряда практически было невозможно. Только доклад в повышенных тонах, почти в крике (невольном и понятном в грохоте орудий) флаг-офицера извещал – в них попали!
– Возгорание на спардеке!
И взведённый пружиной доклад сигнальной вахты:
– Наблюдаю пожар на «Пересвете»!
И радостный противовес:
– Взрыв на «Микасе»!
Стреляли как могли, не лучше и не хуже, нежели там, в неведомой им реально-нереальной истории.
И не суть, что шестидюймовки за неэффективностью этого калибра по толстокожим броненосцам теперь не частили по «Микасе» и другим его «английским товарищам»[4 - Все четыре японских броненосца – «Микаса», «Асахи», «Фудзи», «Сикисима» – выходцы с английских верфей.]. Нет-нет, да и всё равно постреливали!
Не было теперь такого ярко выраженного нажима на японский флагман главным калибром, рассредоточив огонь десяти- и двенадцатидюймовок на все четыре вражеских броненосца.
Что характерно, это не изменило особо статистику (и случайность!) попаданий – просто теперь не мешали друг другу, сбивая пристрелку всплесками мателотов. Придерживались, как минимум старались, определённой системы: пристрелявшись на схождении по «Микасе», русский флагман сигналил на идущий следом мателот все выработанные данные по дистанции и углу наводки.
Пройдя траверз первой мишени, продолжая ещё достреливать из кормовых орудий – «достать самого Того», старший артиллерийский офицер «Цесаревича» уже нащупывал, вводил в приоритет своих орудий следующего в японской линии – «Асахи».
Затем «Ретвизан» и следом очередной вступающий на место корабль колонны принимал эстафету, выцеливая уже без грубой пристрелки и куда как точнее.
Не всё проходило, как бы оно хотелось, как было на репетиции, но маленькие удачи стали накапливаться буквально с первых минут этой скоротечной девятиминутной сшибки на контргалсах.
«Цесаревич» уже сам успел схлопотать не меньше пяти снарядов.
Бледный Витгефт на каждый ответный залп носовой башни размеренно постукивал по рубочной обшивке, не замечая боли в крепко сжатом кулаке, костеря плохой обзор, выглядывая силуэты японских кораблей, всё дожидаясь – не взметнётся ли столб дыма, не полыхнёт ли удачным попаданием.
И всё казалось, что свои комендоры не достают, недопопадают, не дотягивают до скорострельности и точности проклятых узкоглазых! «Эх… без навыков и тренировок за время стоянки на внутреннем рейде Артура многому не научишься! И слишком быстро всё происходит… и слишком скоро в прицелах уже следующий во вражеской линии!»
«Цесаревич» уже прошёл траверс четвёртого в строю японского броненосца, когда адмирал дождался вожделенного и явного результата своего огня – кормовой мостик «Сикисимы» окутался дымом и оранжевыми языками пламени.
«Попали, черти!» – восхитился.
И тут же донёсся радостный довесок от сигнальщиков, углядевших:
– Видим взрыв на «Фудзи»!
Следующими за полыхнувшим пожаром «Сикисимой» в японской колонне шли броненосные крейсера.
«Вот они, крейсера-„итальянцы“ – это доступная добыча, коей при удаче можно причинить немало вреда, порази под дых двенадцати дюймовым! Кто там первым – „Ниссин“ или „Касуга“?»
– «Касуга», – известил вооружённый зрительной трубой Матусевич, словно услышал немой вопрос командующего, – у него носовая одноорудийка.
– Всем бортовым залпом, – негромко приказал Витгефт, словно боясь спугнуть накатывающий на линию огня крейсер, – прямо по «Касуге» – пальба!
Практически без каких-либо пауз орудия перенесли огонь на новую цель. Кроме, пожалуй, кормовой башни, ещё досылающей на отходе по «Сикисиме». И японский крейсер буквально скрылся во всплесках. Вдобавок к обстрелу подключился «Ретвизан», жахнув носовыми.
– Глядите!..
На мгновение, выйдя из-под накрытий, «итальянец» показал свой изъеденный снарядами борт. Но не это так обрадовало сигнальщика – уродливо торчащий огрызок ствола носовой башни, которая курилась дымом, и покосившаяся единственная мачта, угрожавшая вот-вот завалиться… Крейсер рыскнул влево, по всем признакам сбросив ход, выходя из строя, тем самым и из-под накрытий, сбивая пристрелку.
Впрочем, при всём желании старарт уже выкрикивал:
– Переносим огонь на следующий в линии!
«Ниссин», с которого увидели проблему на «впередиидущем», вынужденно покатился вправо, опасаясь вскоре столкнуться с мателотом, тем самым сближаясь с русским строем… и будто по случайности налетел на серию недолётов!
Досадно, что шестидюймовок…
Заплясавший на шканцах пожар вызвал громкое «ура», докатившееся эхом до машинных и кочегарских внутренностей флагманского броненосца!
А между тем «Цесаревич» уже практически покинул сектор для оптимальной стрельбы. Ещё лаяла редким рыком кормовая башня, но капитан 1 ранга Иванов приказал «задробить», не без досады мотивируя:
– Только снаряды разбрасывать попусту.
Там, по корме, позади флагмана, эстафету по «итальянцам» приняли «Севастополь» и «Полтава». В том числе зацепились… сцепились в драке концевые крейсера, издалека, мелко и осторожно покусывая подранков.
* * *
Сейчас, на данный горячительный момент, когда надежда отделаться «малой кровью» истекала этой самой кровью, Хэйхатиро Того предпочёл традиционным японским проклятиям скупую английскую брань, которую неизбежно подцепил в кадетские годы, как… как неприличную болезнь в одном из борделей Портсмута.
Чужеродные слова не вышли дальше гортани, застряв где-то за кадыком, не уронив достоинства перед подчинёнными, не покоробив слух сэра Уильяма Пэкинхема отвратительным акцентом, который всегда появлялся у Хэйхатиро в гневе.
А гневаться было от чего.
Несмотря на всю выучку и упорство… как бы ни безупречно маневрировал 1-й броненосный отряд, «белый варвар» – адмирал Витгефт, который (что уж тут говорить) не воспринимался как достойный противник, который управлял своей эскадрой в самой элементарной, едва ли не топорной манере, совершенно непостижимым образом сумел сохранить неуязвимые и выгодные позиции.
Девять же последних минут на встречных курсах для Того оказались неприятным откровением – русские последовательно прошлись по его бронированной колонне весьма точным и чувствительным огнём… никого не обделив.
На контркурсе «белый» адмирал его не только обыграл, а уходил в разрыв дистанции. И теперь всё надо было начинать сначала.
Понимая необходимость как можно быстрее совершать очередной эскадренный разворот и бросаться вдогон, Того всё же не удержался и приказал склониться на два румба вправо, рассчитывая потрепать хвост колонны противника, где ютились бронепалубники.
Их быстро и удачно накрыли – эти «худосочные» концевые крейсера (хоть дистанция и была весьма велика), вынудив круто отвернуть и на полном ходу уходить из-под обстрела. А Хэйхатиро не без удовольствия отметил, как дважды был поражён крейсер «Аскольд», у которого слетела одна из труб после метких выстрелов «Сикисимы».
Мстительное удовлетворение длилось недолго!
Дым застилал обзор с флагмана на концевые корабли колонны, поэтому сигналы, поднятые на мачте «Ниссин», разобрали не сразу. Принимая надлежащие доклады от командиров о повреждениях, полученных в ходе боестолкновения, до командующего Объединённым флотом, наконец, по цепочке добралось сообщение о бедственном положении крейсера «Касуга».
На сигнальных фалах «Микасы» немедленно взвился приказ: «К исполнению поворот на ост все вдруг!»
Недавний боевой цейтнот прошёл, в свою очередь и Витгефт затребовал сводку по ущербу от огня неприятеля.
В отличие от японского оппонента, что творится в хвосте его колонны, Вильгельм Карлович вполне доступно мог наблюдать. Видел отставший японский броненосный крейсер… Заметил, как в понятном и закономерном желании добить повреждённый вражеский корабль сбавили ход два концевых броненосца его эскадры. Разглядел вдалеке неуловимое изменение линейной конфигурации основного отряда Того, уже начавшего свой манёвр на разворот.
– Закрепить бы дело, – Матусевич чувствовал колебания командующего, предложив с вороватым энтузиазмом: – утопить бы итальянского басурманина. А?..
– «Севастополю» и «Полтаве» занять место в строю, – Витгефт был непреклонен, – не успеют добить. Провозятся, а потом опять не успеют, но уже присоединиться к нам. Тихоходы. А неприятель будет на хвосте и…
Его прервал громкий крик сигнальной вахты:
– Есть! Влепили!
Над японским крейсером вился пар и языки пламени на юте. Медленно, лениво повалил чёрный дым.
– Да неужто продырявили супостату котлы?! Ход-то теряет, кажись!
– Не тонет?
– Никак нет.
– Ваше превосходительство! Сигналят с «Севастополя»: «Просим поддержать минной атакой!»
– Решайтесь, Вильгельм Карлович! – Искусителем вился начальник штаба. – Такой момент. «Старички» наши пусть потихоньку отходят, поддерживая огнём. А миноноски, коль задачу выполнят, от «утюгов» Того завсегда удрать успеют. Второй отряд там как раз недалече!
Матусевич хотел ещё добавить, что «надо только быстро решать, немедленно решать…», но Витгефт и сам, по-видимому, это понимал:
– Второму…
Да… второй отряд миноносцев был ближе к противнику, следуя в хвосте первого.
Во второй отряд были переведены все миноноски с изношенными машинами, не держащими заявленный номиналами ход. Витгефт намеревался при необходимых обстоятельствах использовать их лишь единожды – в ночной атаке. И возвращать в Порт-Артур. И теперь считал, что в дневной атаке, когда скорость многое может решить, не только проскочить под огнём противоминной артиллерии, но и на отбеге после дела лучше направить на выполнение задачи более ходкие суда.
– Второму отделению первого отряда миноносцев – атака!
«Слишком сложно, – подумал Матусевич, быстро репетуя команду, – разберут ли сигнал?»
