Идя по дороге к лесу, он то и дело тревожно оглядывался, хотя ничего предосудительного в ночных прогулках эльфы не видели, пусть и предпочитали с наступлением темноты закрываться в своих домах. Но Фай ведь не просто гулял. Он шел к любимой, которая, если верить письму, ждала его в половине одиннадцатого возле старого, заброшенного храма Свергнутой богини.
Всю дорогу Фай мысленно прокручивал заготовленную речь, думал, как признается невесте в своем позоре, но стоило заметить рядом с развалинами храма знакомую тонкую фигуру, и все слова вылетели у него из головы. Он растерялся, онемел, подавился воздухом и закашлялся. В ночной тишине пустынного леса звук кашля получился слишком громким, пугающим, и одинокая фигура в тени деревьев вздрогнула, заозиравшись.
На Эллианне было черное платье и мантия с капюшоном, под которым она прятала свои приметные золотистые волосы. Стоял разгар лета, но Эллианна дрожала. Впрочем, то, вероятно, была дрожь волнения, а не холода.
Фай вдруг подумал о том, что они впервые видятся наедине, и обстановка показалась ему невероятно интимной. Вдвоем, в темноте ночи, спрятанные от строгих, осуждающих взглядов. Он понял, насколько Эллианна рисковала, предлагая эту встречу, и восхитился ее храбростью. Его переполнили благодарность и любовь, нежность и отчаянное желание быть откровенным.
Он решил, что если расскажет Эллианне правду, то его раны начнут наконец затягиваться. Тогда, в плену, невеста стала его маяком во мраке, и сейчас Фай тоже видел в ней свое спасение. Как же он устал держать все в себе, нести этот неподъемный груз в одиночку.
– Эллианна. – Фай шагнул вперед, навстречу любимой.
Каждый звук в лесном безмолвии казался оглушительным – имя, произнесенное вслух, шелест травы под ногами, треск сухих веток, ломающихся под подошвами туфель.
Где-то в темноте ухнул филин. Эллианна вздрогнула и снова огляделась вокруг. Боялась наткнуться на невольного свидетеля, но все равно пришла увидеться с Фаем, а значит, любила, значит, он мог ей доверять.
Какое облегчение! Внезапно Фай осознал, что остро нуждается в том, чтобы излить кому-либо душу. Что слова, полные горечи и боли, так и рвутся наружу неудержимым потоком. Что он больше не в силах хранить свою тайну и что признаться будет легко, ибо признание уже вертится на кончике языка.
Возьми часть моей боли, умоляю. Один я не справлюсь, не удержу на плечах такую тяжесть.
– Что случилось? – зашептала Эллианна, подходя к жениху, впрочем, не слишком близко, сохраняя между ними дистанцию, которую требовали рамки приличия. – Тогда, у нас дома, ты выглядел бледным и нездоровым. В этом дело? Ты ушел так поспешно, потому что почувствовал себя плохо?
– Да, Эллианна, да. Я чувствую себя плохо, очень плохо.
Никогда прежде они не говорили столь откровенно. На лице Эллианны лежали кружевные тени от веток деревьев, в глазах читалось неподдельное волнение. Поколебавшись, любимая протянула руку и нежно сжала его ладонь – вольность, на которую до свадьбы не решилась бы ни одна эльфийка.
– Я знаю, что ты был в плену. Тебя ранили? Ты подорвал там здоровье? Скажи мне. Обещаю, мы со всем справимся. Вместе.
Вместе…
Горячие слезы собрались в уголках его глаз. Это были именно те слова, которых он ждал и на которые надеялся.
Вместе.
Глубоко вздохнув, Фай рассказал ей все. Даже то, что не собирался. С трудом сдерживая рыдания, он говорил и говорил, и никак не мог заставить себя замолчать.
Глава 6
Когда поток слов, рвущийся из его рта, иссяк, Фай замер и в испуге уставился на невесту.
О, богиня, что он натворил! Зачем обрушил всю уродливую правду о себе на голову чистой, невинной девушки?
На него будто нашло затмение. Он словно выпал из реальности, временно потеряв рассудок, но вот сознание прояснилось, и от содеянного Фая охватил ужас.
И с каждой секундой этот ужас усиливался, ибо Эллианна, замершая напротив него, молчала. Ее голубые глаза были распахнуты, нежные розовые губы – приоткрыты. Свет луны пробивался сквозь кроны деревьев и падал на ее лицо, пылающее краской смущения. После откровений жениха Эллианна стояла вся красная. И молчала. Молчала! Смотрела на Фая в шоке и не произносила ни слова.
Никогда еще тишина не казалась ему такой тяжелой, действующей на нервы. Она убивала, сводила с ума – настоящая пытка! Секундное облегчение, которое Фай испытал, излив душу, сменилось сожалениями. Он вспомнил, какими стыдными, омерзительными подробностями делился во время своего безумного приступа откровенности, и стал не менее красным, чем Эллианна.
– Скажи что-нибудь, – хрипло попросил он, поняв, что не выдержит больше ни секунды молчания.
Его невеста шумно сглотнула и… сделала два шага назад.
– Я… – Эллианна загребла пальцами ткань мантии на груди и сжала в кулаке. – Я думала, – она снова попятилась, – думала, что тебя… пытали. Что у тебя под одеждой страшные шрамы, магические ожоги. Что ты их стесняешься и поэтому… – Не договорив, она опустила взгляд.
После плена у Фая на теле действительно остались шрамы, но это было мелочью по сравнению с кровоточащими ранами в душе. О своих изъянах он даже не думал, только изредка удивлялся, что усиленная эльфийская регенерация с ними не справилась. Да и немного у Фая их было, этих шрамов. Он ведь… старался.
Тишина снова разверзлась между ним и Эллианной, как пропасть. Невыносимая, давящая. Последними словами Фай ругал себя за несдержанность. Не надо было ничего говорить! Но ведь она сама попросила. Сказала: «Вместе. Мы справимся со всем вместе».
– Эллианна, – Фай потянулся к любимой, но та отшатнулась от него с такой поспешностью, что наступила на подол платья и едва не упала. Во взгляде, брошенном на его руку, Фаю почудилась брезгливость. Эллианна словно боялась, что своим прикосновением он ее запачкает.
Ошибся! О Светлоликая, он ошибся! Ни одна эльфийка, какой бы доброй и сострадательной ни была, не примет оскверненного мужчину. Все, что Фай так опрометчиво вывалил на невесту, оказалось для нее слишком.
– Теперь я тебе противен? – Вопрос вырвался прежде, чем Фай успел прикусить язык. Он не хотел знать правду. Был не уверен, что сможет ее вынести.
– Я… – Эллианна подняла голову, и, к своему облегчению, в ее глазах Фай не заметил ни презрения, ни упрека. – Не знаю, что и думать. Я не ожидала… такого. Мысли разбегаются. Все это надо… переварить.
– Но ты не отказываешься от меня? Не осуждаешь? Не считаешь, что после всего случившегося мое место в Кипящем болоте?
– Нет! Конечно же, нет! – замотала головой Эллианна, но, когда Фай снова попытался к ней приблизиться, отступила назад, в тень храмовых развалин.
– Я решил, что ты должна знать, с кем собираешься связать судьбу. С моей стороны утаить правду было бы подло. – Фай жадно всматривался в лицо невесты – искал и боялся найти в ее глазах отвращение, но видел только растерянность и шок. Эллианна казалась ошеломленной. Любая на ее месте от таких признаний впала бы в ступор. Главное, она не сыпала обвинениями, не смотрела на Фая, как на гадкое насекомое, и не кричала, чтобы он, грязный и испорченный, больше не смел к ней приближаться.
«Ей просто нужно время, чтобы все осмыслить, оправиться от потрясения», – успокоил себя Фай, решив, что тот брезгливый взгляд, брошенный на его протянутую руку, ему почудился.
– Я могу прийти к твоему отцу с лентой? – спросил он, зная, что торопится, но не в силах ничего с собой поделать. Ему отчаянно надо было убедиться в том, что прошлое не встало между ним и Эллианой стеной. Убедиться в этом прямо сейчас, пока ожидание и неизвестность не свели его с ума.
– С лентой? – нахмурилась Эллианна, а потом, видимо, поняла, что Фай имеет в виду официальную помолвку, и выражение ее лица стало затравленным. – Д-да, н-наверное.
– Завтра?
– Н-не знаю, м-может.
– Вечером или утром?
– Потом. Потом договоримся.
Она нервно запахнула на груди мантию, и тут лесную тишину нарушил треск сломавшейся ветки. Резкий, пронзительный звук донесся из мрака за стволами деревьев.
– Что это? – испуганно дернулась Эллианна и развернулась в ту сторону, откуда раздался шум. – Мне надо идти. Никто не должен видеть нас вместе. Прости, я пойду. – И бросив на Фая последний короткий взгляд, она быстро зашагала по тропинке, уводящей ее от жениха все дальше и дальше.
Сначала за деревьями исчезла ее хрупкая фигура в широкой мантии, надетой, чтобы скрыть личность, затем растаял цокот каблучков по камням дорожки, и Фай остался в одиночестве и тишине. Опустошенный своей исповедью, он все пытался понять, обнадежила его встреча с любимой или разочаровала. В конце концов он смог убедить себя в том, что между ним и Эллианной ничего не изменилось. Он отчаянно хотел в это верить. И поверил. А возвращаясь домой, даже ощутил секундную вспышку радости – возможно, в нем заговорил выпитый накануне стакан русалочьего вина.
Именно в этот момент на выходе из леса Фай случайно – случайно ли? – столкнулся с Грид.
Она спрыгнула на обочину тропинки откуда-то сверху, из тени разлапистой кроны галийского дерева, и пошла по дороге рядом с Фаем как ни в чем не бывало. Словно считала это в порядке вещей – внезапно выныривать из мрака, пугая случайных прохожих до смерти.
К своему стыду, от неожиданности Фай едва не заверещал, будто нежная, охваченная страхом девица, но вовремя стиснул зубы. Грид буквальным образом свалилась на него с неба, и ошарашенный ее появлением Фай остановился посреди тропинки как вкопанный.
– Ты что, следишь за мной? – разозлился он, а потом задохнулся от ужаса, ибо вспомнил хруст сломанной ветки, прервавший их разговор с Эллианной у развалин храма.
Что, если Грид и правда следила за ним, бесшумно передвигаясь по сучьям деревьев? Что, если она подслушала его скандальное признание?
Вспыхнув от унижения, Фай внимательно всмотрелся в лицо дикарки – что ей известно? – но Грид выглядела такой же беззаботной, как и утром. Она широко зевнула, в последнюю секунду прикрыв рукой рот, и в целом казалась сонной и потрепанной, словно ночевала на дереве. В ее коротких волосах запутались листья. Косая челка алого цвета стояла торчком. Грид безуспешно старалась придать ей нормальный вид, даже поплевала на ладонь в попытке пригладить.
Нет, дикарка ничего не видела и не слышала, иначе вела бы себя по-другому.
– Не слежу я за тобой, расслабься. – Грид размяла шею, позволив окружающим насладиться хрустом ее позвонков. – Просто отдыхала, а ты разбудил меня своим оглушительным топотом.
– Отдыхала? На дереве?
– А что тут удивительного? – сверкнула она необычными желтыми глазами. – Мы, оборотни, тянемся к природе.
Фай настороженно прищурился и снова вгляделся в ее лицо, считывая эмоции. Знает? Не знает? Слышала? Не слышала? В ответ Грид удивленно вскинула брови.
– Ты чегой-то так на меня смотришь? Будто хочешь взять в руки нож и покопаться в моих внутренностях.
Убедившись, что его опасения напрасны, Фай вздохнул с облегчением и двинулся в сторону аккуратных домиков с горящими окнами.
– Спокойной ночи, – бросил он оставшейся позади Грид. Не пожелание – намек.
Намеков, как выяснилось, назойливая дикарка не понимала, ибо увязалась за ним.
– Слушай, – протянула она, пристроившись рядом с Фаем и раздражая его своей близостью. – Я хотела извиниться. Ну, за красавчика.
Услышав ненавистное слово, Фай поморщился. Он шел все быстрее, ускорял и ускорял шаг в попытке оторваться от преследовательницы, но та была до жути настойчивой.
– В общем, ты это, прости меня за то, что я назвала тебя красавчиком. Ты не красавчик, честно. Вот совсем нет. Ни капли. Вообще урод. Так лучше? Я просто запуталась в ваших эльфийских традициях. Быть симпатичным плохо? Я слышала в племени оборотней-козлов культ уродства. У вас так же? Вы как оборотни-козлы?
От тарахтения Грид у Фая разболелась голова. Он наконец добрался до своего дома и остановился рядом с крыльцом, как бы давая понять, что ведьме-прилипале пора отправляться восвояси.
Но проклятая дикарка продолжала самозабвенно болтать:
– У нас, например, ценится красота, потому что красивых людей немного. А у вас, наверное, наоборот, чем страшнее, тем лучше? О, это твой дом? Пригласишь меня к себе?
То, что во время общения с Грид у Фая начинался нервный тик, похоже, стало традицией.
– Ты знаешь, который сейчас час? – процедил эльф. – Что за женщина напрашивается в гости к мужчине ночью?
– Ты просто так уродлив, что я не могу устоять, – шепнула Грид с придыханием, явно перепутав Фая с оборотнем-козлом и пытаясь сделать ему комплимент.
Веко задергалось с такой силой, что Фай неосознанно накрыл глаз ладонью.
Грид его бесила. Грубая, вульгарная, она была не чета его нежной, утонченной невесте, знающей все о хороших манерах. Милая, заботливая Эллианна приняла Фая со всеми недостатками и постыдным прошлым, а он сейчас компрометировал себя тем, что разговаривал с посторонней девицей. Поздней ночью. Наедине. Кто угодно мог увидеть их из окна соседнего дома и пустить сплетню.
– Послушай, – Фай решил быть резким и не щадить чужих чувств. – Ты мне не нравишься. Абсолютно. Я не нахожу тебя привлекательной. Совсем.
– Ой, да брось. – К его удивлению, Грид не выглядела обиженной. – Здесь просто плохое освещение. Ты посмотри на меня при дневном свете, а лучше – в полумраке спальни. Если я разденусь, ты онемеешь от восхищения. Зуб даю.
У Фая запылало лицо. Как можно говорить такие вещи мужчине? Они ведь даже не помолвлены.
– Знаешь, я рада, что мы встретились, – продолжила Грид, не замечая его возмущения. – Час назад мне пришло письмо от эйхарри. Через несколько дней я уезжаю и подумала… Может, ты захочешь провести ночь вместе? Обещаю, что никому не скажу. Никто не узнает. Это останется нашей тайной.
Тайной…
У Фая уже была одна тайна.
Он закрыл глаза и медленно выдохнул, пытаясь унять поднявшийся в груди гнев. Почему все эти развратные дикарки стремятся затащить его в койку? Именно его! Медом он что ли намазан?
– Уйди, просто уйди, – прошипел он сквозь стиснутые зубы.
Вы только представьте! Предложила ему переспать! Собиралась провести с ним ночь, а потом уехать, словно он был шлюхой на один раз! Хотела использовать и выкинуть, как все те омерзительные гоблинши, что его насиловали.
– Хватит меня преследовать. У меня есть невеста. Красивая, добрая, светлая. Ты ей в подметки не годишься. Оставь меня в покое. – Возмущенный до глубины души, Фай сердито поднялся по ступенькам крыльца и захлопнул за собой дверь.
Глава 7
Ночь прошла спокойно, без кошмаров, и это был лучший подарок за всю неделю: Фай как следует выспался и утром чувствовал себя отдохнувшим.
Завтракая сыром и салатными листьями, он вспоминал разговор с Эллианной, и с каждой минутой его настроение стремительно ползло вверх. Любимая его не отвергала. Просто взяла время, чтобы прийти в себя после оглушительной новости, и с ее стороны это была абсолютно нормальная и естественная реакция. Сейчас Эллианна все обдумает, оправится от первого шока и пошлет Фаю письмо с приглашением в гости.
Куда, кстати, подевалась его красная помолвочная лента? Кажется, Фай потерял ее в лесу, когда к нему пристала эта некультурная дикарка.
Вспоминая, как нагрубил Грид, он ощущал легкие угрызения совести. Нет ничего благородного в том, чтобы обидеть женщину, пусть даже та упорно испытывает твое терпение на прочность. Впрочем, мучиться чувством вины из-за человеческой дикарки Фай не собирался и с легкостью освободил голову для других, более приятных мыслей.
Эллианна. Вскоре они поженятся и заведут детей. О, богиня, как же он хотел подержать на руках собственного ребенка!
Во второй половине дня Фая навестили родители. Встреча с отцом всегда была для него стрессом, а теперь – особенно, ведь появилась тайна, которую следовало тщательно скрывать, а скрыть что-то от проницательного взгляда Леола Пилигримма было непросто. Окружающих тот, казалось, видел насквозь.
Наверное, поэтому последние две недели Фай избегал встречи с родителями – из-за страха, что отец заподозрит неладное. В глубине души он боялся, что Леол посмотрит на сына и с первого же взгляда поймет, что творили с ним в плену. Увидит грязь, осевшую на его душе и теле.
Отношения с родителями у Фая не ладились. Особенно напряженными они стали после загадочной смерти Элари, его любимой младшей сестренки. Мать замкнулась в себе, завернулась в свое горе, как в саван, и вот уже который год выглядела так, будто заживо легла в могилу. Отец же сделался еще более требовательным. Он и раньше был строг, даже суров, но смерть дочери его ожесточила.
Оба родителя словно забыли, что у них остался сын, пусть взрослый, самостоятельный, но по-прежнему нуждающийся в их любви, поддержке и одобрении.
О, как же он в них нуждался! Безумно!
С самого детства Фай отчаянно боялся разочаровать отца и все время ему казалось, что родительских ожиданий он не оправдывает. Теперь, после плена, Фай оставил всякую надежду завоевать уважение Леола. Все, о чем он мечтал сейчас, – чтобы отец никогда не узнал правду. Фай примкнул к «Несогласным», чтобы стать героем, а вместо этого опозорил свой род.
– Ты уже сделал предложение Эллианне? – спросил отец, едва переступив порог дома. Уж очень ему хотелось породниться с семьей старого приятеля.
Мать с привычным выражением равнодушия на лице вручила Фаю крошечную корзинку с лесными ягодами. Это была древняя эльфийская традиция. В гости никогда не приходили с пустыми руками, а чтобы не попасть с подарком впросак, использовали специальную декоративную корзинку, которая помещалась на ладони. В нее насыпали ягоды или сладости.
