Разумеется, увязли. Но Марин не сказала этого, поскольку никому из них не хотелось это услышать.
Саймон принялся за второй пончик, и она предвидела, что до окончания сегодняшней встречи двумя он не ограничится. После развода с Линдси Саймон сильно раздобрел. Лишний вес проявился в выдающемся животе и округлившейся физиономии. Он даже начал отращивать бороду, чтобы скрыть наметившийся второй подбородок. На голове его топорщились спутанные кудри. У себя в салоне Марин легко могла бы смягчить буйство его кудряшек, но понятия не имела, как предложить свои навыки, не показавшись снобом. Она подозревала, что в группе ее считали претенциозной, и сегодняшнее появление в платье от «Шанель», вероятно, лишь усилит это мнение.
– Ну и что с того, если «увязли»? Надо же чем-то жить. У каждого есть свои мысли… сомнения. И как бы мы с ними справлялись, если б не высказывали их здесь? – Саймон закинул в рот последний кусок пончика и вытер пальцы о джинсы. – Незадолго до нашего развода Линдси тоже начала думать, что такие разговоры вредны для нее. Ей хотелось перестать и думать, и болтать о прошлом. Иногда она говорила, что после наших встреч чувствует себя еще более несчастной, поскольку все вы постоянно напоминаете ей, что, вероятно, счастливый конец невозможен.
Все печально вздохнули. Как ни тяжело это слышать, но Линдси права. В том-то и смысл собраний группы поддержки родителей пропавших детей. Если повезет стать одним из немногих, чей ребенок в конце концов будет найден, то вы прекратите приходить сюда. Живой или мертвый, ваш ребенок перестанет быть пропавшим, поэтому, если вам и понадобится поддержка, то уже другого плана. Разрыв с группой просто неизбежен, причем в любом случае по взаимному согласию. Особенно если ваш ребенок мертв. Никому в группе не захочется об этом слышать.
А если каким-то чудом ваш ребенок останется жив, вы перестанете приходить, потому что не захотите, чтобы другие родители напоминали вам о пережитом кошмаре, в котором, однако, они еще продолжают жить.
Брак Лайлы и Кайла трещал по швам, уже когда Марин начала посещать эту группу. Каков процент разводов среди пар с пропавшими детьми? Непомерно высок. По крайней мере, Лайла и ее муж все еще ссорятся. Марин и Дерек уже перестали. Порой необходимо хотя бы немного покричать, и твои крики должны хоть немного волновать партнера, чтобы тот удосужился ответить.
– Он стал проводить много времени с одной особой, познакомился с ней пару месяцев назад на стоматологической конференции, – выпалила Лайла. Кровь прилила к ее лицу, окрасив щеки тем же оттенком, что и ягода на ее свитере. – Какая-то дамочка. Говорит, что они просто дружат, но он таскается на свидания, попивает с ней кофе и обедает, а когда я спросила, можно ли и мне познакомиться с ней, он обиделся и заявил, что, помимо наших общих знакомых, ему должно быть позволено иметь и личных друзей. Но, по-моему… в общем, по-моему, он закрутил роман.
Все сдержанно помолчали.
– Я уверен, что он тебя не обманывает, – изрек Саймон.
Кто-то должен был что-то сказать, и Саймон почти всегда говорил первым, испытывая тревожное смущение от затянувшегося молчания.
– Милочка, он же любит тебя, – добавила Фрэнсис, хотя ее голосу явно недоставало убежденности.
Джейми молчала. Она все так же сидела, опустив глаза, машинально накручивая на палец прядь своих влажных волос.
Послышался еще один долгий вздох, и когда все повернулись к Марин, она поняла, что вздохнула именно сама.
– Может, и обманывает.
Саймон и Фрэнсис стрельнули в нее суровыми взглядами, но Марин не обратила внимания. Она не собиралась нести чушь и лгать Лайле, говоря то, во что сама не верит, только ради сомнительного успокоения. Ребенок Лайлы пропал. Самое меньшее, что они могут сделать, это не пытаться разубедить ее в том, что она знает лучше, чем они.
– Ты ведь знаешь Кайла лучше любого из нас. Если чутье подсказывает тебе, что он изменяет, то не стоит игнорировать свои подозрения. Прости. Ты не заслуживаешь вранья.
По щеке Лайлы скатилась крупная слеза. Фрэнсис протянула ей салфетку.
– Мне следовало давно догадаться… – Лайла всхлипнула, пытаясь подавить слезы. – Кайл не склонен заводить новых друзей. Так же, как и я. Вы прекрасно понимаете, каково нам разговаривать с новыми знакомыми…
Все кивнули, включая Джейми. Да, они-то уж понимают. С новыми знакомыми ужасно сложно. Им неизвестна ваша история, так что придется делать выбор: хочешь ли ты маяться, притворяясь, что у тебя все в порядке, несмотря на то что твой ребенок пропал, – или предпочтешь так же маяться, посвятив их в историю исчезновения? Никакого компромисса тут быть не может, но оба варианта – отстой.
Лайла явно переборщила с кофе. Марин догадалась об этом, видя, как дергаются ее ноги.
– У меня же нет доказательств. Только подозрения.
– А ты не хочешь прямо спросить его об этом? – мягко спросила Марин.
– Не знаю, – Лайла с отрешенным видом начала грызть ноготь большого пальца, точно щенок косточку, – не знаю, что мне делать. Не знаю даже, вправе ли я сердиться на него. Уже два года мы не занимаемся сексом. Черт, может, даже три, не могу вспомнить, когда это было последний раз. По-моему, если я заведу такой разговор, он будет все отрицать. И мы опять поссоримся. Боже, как же я устала от наших ссор…
– У вас ведь законный брак, – решительно возразила Фрэнсис, – и секс с кем-то другим не являлся частью сделки. И плевать, как долго у вас его не было.
– Хотя у мужчин есть определенные потребности, – вставил Саймон.
– Заткнись, – Фрэнсис шлепнула его по ноге.
Марин порадовалась ее реакции, поскольку сама хотела дать ему подзатыльник.
– Не слушай глупости Саймона, – добавила она, взглянув на Лайлу. – Какие бы потребности ни испытывали мужики, поведение Кайла нельзя оправдать. Но тебе не стоит поднимать эту тему, пока не будешь готова.
– А что, если я вообще не смогу поднять ее? – Глаза Лайлы опять заблестели. – Что, если я хочу засунуть голову в песок и смириться с этим? У меня и без того достаточно забот, понимаешь?
– Если ты думаешь, что он изменяет тебе, то должна оставить его, – резко заявила Фрэнсис. – Изменив разок, он уже не остановится.
– Но мы вместе работаем. – Слезы потекли быстрее, проделывая тропинки в макияже и смывая румяна; она смахнула их, отчего стала выглядеть еще хуже. – И у нас двое малышей. Это непросто.
– Я лишь имею в виду, что тебе не стоит оставаться в браке с тем, кто предает тебя, – возразила Фрэнсис, скрестив руки на груди. Она всегда так делала, если считала, что права. – Лучше уж жить одной. Без обид для нашего милого Саймона, но я давно поняла, как хорошо можно жить и без мужчины.
«И что хорошего в такой жизни?» Лайла и Марин обменялись понимающими взглядами. Они обе подумали об одном и том же: у Фрэнсис есть группа поддержки и лавка пончиков, но больше ничего.
– А что, если мне не хочется докапываться до правды? – Лайла опять начала грызть ноготь. – Может, мне не хочется ничего менять? Может, меня все устраивает… Что, если это все, чего я заслуживаю?
– Чушь собачья! – воскликнул Саймон, хотя выражение его лица не соответствовало убедительности восклицания.
Фрэнсис не решилась ничего добавить, и Марин, честно говоря, тоже. Она слишком устала для ободряющей речи, и у нее не осталось сил убеждать Лайлу в том, в чем она не смогла убедить саму себя. Они все точно знали, что она имела в виду. Всем им в этой комнате каждодневно приходилось мириться с бременем того, что они сделали: не защитили своих детей. С главнейшей, черт побери, родительской обязанностью.
В общем, нет, они не заслуживают хорошей жизни. Не заслуживают, раз не смогли хорошо позаботиться о детях.
– Ты слишком строга к себе. – Ничего лучшего Марин не придумала и поморщилась, едва с ее языка слетели эти слова. Такие банальные, такие поверхностные… Она понимала, что лучше не высказывать подобные «вдохновляющие» стереотипы.
– А ты – нет? – моментально парировала Лайла, и Марин невольно зажмурилась. – Чего ради ты сама держишься за свой дерьмовый брак? Вы с Дереком практически не общаетесь. Когда последний раз вы занимались сексом? И ты… – Она перевела пылающий взгляд на Фрэнсис. – Ты не замужем со времен каменного века, и все, с кем ты можешь поговорить, сидят сейчас здесь. Ты – не самый яркий пример того, какой я хочу видеть свою жизнь через пару десятков лет.
– Прекрати, Лайла, – бросил Саймон, взяв очередной пончик, – это некрасиво.
– Ох, а что же ты считаешь красивым? Разве тебе удалось сохранить красоту, Саймон? Жена тебя бросила, и ты набрал фунтов двадцать, торча здесь и лопая пончики! – Она повернулась к Джейми, которая, казалось, съежилась под ее взглядом: – Вы уверены, что хотите быть здесь? Потому что теперь такие разборки станут и вашей жизнью. Но еще есть время, чтобы отказаться от подобных откровений, если вам они не нужны.
– Эй, – повысила голос Марин.
Одно дело, когда Лайла срывалась на ней и Фрэнсис – они способны справиться с ее выпадами. Саймон… более чувствителен, и если он заплачет, то это будет ужасно для всех. Но нельзя набрасываться на новичка. Все они и без того переживают чертовски трудные времена.
– Я понимаю, что ты злишься, но перестань брызгать ядом. Мы на твоей стороне.
– А я не хочу быть на этой стороне, – голос Лайлы задрожал, ее руки тоже. – Не желаю быть здесь, на этой стороне, с вами. Разве вы не способны это понять? Не хочу я такой жизни! И уж тем более не хочу слышать нравоучения от тебя, Марин, потому что если Дерек и не изменяет тебе сейчас, то скоро изменит. Таковы мужики.
– Тпру! Тпру! Попридержите коней! – воздев пухлые ладони, вскричал Саймон. Марин впервые слышала, чтобы он так повысил голос. – Дамы, давайте возьмем тайм-аут.
– Ой, да пошел ты к дьяволу со своими «дамами». – Фрэнсис встала с кресла. Ей явно понадобится сигарета. – Лайла, милая, мирись с чем хочешь, но не надо орать на нас. Я лишь хотела сказать, что у тебя есть выбор, ясно? И ты имеешь право сделать свой выбор. Но оставаясь замужем за изменником из-за мнимого чувства вины в плане похищения твоего ребенка, ты наказываешь не только себя, но и других своих детей. То, что случилось с Девоном, – не твоя вина.
– Но я же опоздала, – с надрывом возразила Лайла. – Опоздала забрать его из школы, а если б не опоздала, его отец не смог бы увезти его, и мой сын оставался бы дома со мной в полной безопасности.
– Нет. Это учителям не следовало его отпускать. – Фрэнсис похлопала себя по карманам в поисках сигарет. Саймон доел свой третий пончик и опять вытер остатки глазури о джинсы.
– Но я же опоздала. Опоздала.
– Да, тебя не было, когда Девона увезли, – тихо произнесла Марин, – а я была, когда увели Себастиана. Я стояла рядом с ним.
– Но, Марин, Себастиану же было всего четыре года. Как любой ребенок, он мог отвлечься на что-то и заблудиться. – Измученный голос Саймона вполне соответствовал его виду. – В девяноста девяти и девяти десятых процентах случаев дети просто теряются, и их снова находят. Это не твоя вина. Он ушел, потому что кто-то увел его. Его увел похититель.
Он взглянул на молча плачущую Лайлу.
– А у тебя похитителем стал твой бывший муженек. Ты же думала, что в школе Девон в безопасности. Ведь в школе обязаны обеспечивать безопасность. И твое опоздание ничего не меняет. Если б ты пришла тогда вовремя, он украл бы его в любой другой день.
Все немного помолчали. Они и сами думали об этом раньше, но полезно было услышать это от кого-то другого – и хотя бы ненадолго испытать чувство облегчения.
Марин глянула на Джейми, до сих пор безучастно воспринимавшую услышанное. Это заставило ее задуматься о том, какой же коктейль антидепрессантов принимала их новая подруга по несчастью.
– Десятиминутный перерыв, – объявила Фрэнсис и исчезла с пачкой сигарет в руке за задней дверью прежде, чем кто-то успел вымолвить хоть слово.
Саймон направился в мужской туалет. Лайла, шмыгая носом, поспешила в дамскую комнату. Марин тоже не отказалась бы туда зайти, но имелась только одна дамская комната, а Лайле, естественно, требовалось побыть в одиночестве, чтобы прийти в себя. Встав и потянувшись, Джейми подошла к столику с пончиками, оценила варианты и выбрала с кленовым сиропом. Станет ли он ее любимым? Останется она достаточно надолго, чтобы успеть выбрать то, что ей на самом деле понравится?
Да, их группа действительно производила жутковатое впечатление. Какое же определение опять использовал Сэл? Ах да… Самобичевание.
Саймон прав насчет похитителей. Когда Себастиану было всего три года, он убежал от нее однажды в парке аттракционов Страны чудес. После самых долгих пяти минут в мире его привел к ней какой-то незнакомец. Он увидел, что маленький мальчик потерялся в людном парке, и взял на себя смелость помочь ребенку найти свою мать. Потому что тот незнакомец не был ни похитителем, ни педофилом, ни убийцей.
С другой стороны, незнакомец, уведший Себастиана, был именно похитителем. Увидел ли этот незнакомец, что Себастиан заблудился, и решил воспользоваться шансом украсть ребенка, или спланировал это заранее, – в любом случае он стал похитителем, поскольку не вернул Себастиана. В том-то и разница.
Ей до сих пор, хотя прошло почти шестнадцать месяцев, трудно осознать случившееся. Да, Себастиану было всего четыре года, но соображал он хорошо. И его постоянно предупреждали о том, как опасно разговаривать с незнакомцами, что нельзя брать у них игрушки, угощения или любые другие подарки, не посоветовавшись сначала с мамой или папой. Тому же его учили и в дошкольном учреждении.
Но его же увел Санта-Клаус! Детей учат любить Санту, разговаривать с ним, даже если они робеют или боятся, уговаривают их сесть на колени к этому чертовому веселому эльфу и сказать ему, что они хотят на Рождество. В свою очередь, он вознаграждает их сладкой сосулькой. Да, они получали угощение за то, что доверились незнакомцу.
Лайла вернулась с покрасневшими и распухшими глазами, но успокоенной. По пути за очередной чашкой кофе она слегка сжала плечо Марин – так она обычно извинялась. Марин улыбнулась ей, тоже, как обычно, показав, что извинения приняты. Встречаясь каждый месяц, они уже понимали друг друга без слов.
Когда сама Марин вернулась из дамской комнаты, Фрэнсис, уже вновь заняв свое место, начала рассказывать о ночных кошмарах, в которых видела Томаса. Она рассказывала о них на последних встречах, и с каждым разом ее сны становились все страшнее, вынуждая ее просыпаться в поту, стонать и мучительно вздрагивать.
– Он приснился мне прошлой ночью. Половина его лица превратилась в кровавое месиво. Один глаз вывалился из глазницы, обнажилась кость скулы, словно с нее сорвали кожу и…
– Фрэнсис… – прошептала Лайла, зажмурившись, но Саймон быстро шикнул на нее. Джейми, подавшись вперед, слушала точно зачарованная.
– …и он тянулся ко мне, а я, взяв его за руку, почувствовала, что она совсем холодная. – Лицо Фрэнсис горестно сморщилось, что встревожило их всех; обычно она бывала крайне сдержанна, редко проявляла свои чувства, не говоря уже о страданиях. – И у меня возникло ощущение… словно он пытается сказать мне, что умер… что я должна отпустить его.
– Фрэнсис, – вновь медленно и хрипловато произнесла Лайла, – не надо, Фрэнсис…
Вот это новость. Похоже, они вот-вот потеряют Фрэнсис.
Надежда жива до тех пор, пока ты надеешься. Она – и благословение, и проклятие. Иногда только надеждой и живешь. Она заставляет продолжать держаться, даже когда держаться практически не за что.
Но надежда может быть ужасной. Она заставляет желать и ждать, мечтать о том, что никогда не произойдет в реальности. Это как стеклянная стена между тем, где ты находишься и где ты хочешь быть. Вы можете видеть желанную вам жизнь, но не можете жить в ней. Точно рыба в аквариуме.
– Я жду уже девять лет, – срывающимся голосом добавила Фрэнсис, – и нет никаких причин думать, что Томас когда-нибудь вернется. Может, он попросту сбежал. Даже если б я могла принять, что он ушел по собственному желанию… но ведь его желания бывали такими переменчивыми, ведь он был еще слабохарактерным ребенком. Ему было всего пятнадцать. Он не смог бы выжить на улице. Не продержался бы столько лет в одиночку.
Фрэнсис тяжело вздохнула. Ее глаза оставались сухими, но ведь только внешнее проявление плача определяется наличием слез, а сейчас ее сердце, наверное, тайно обливалось слезами.
– Он же мог позвонить мне. Дал бы мне знать, что с ним все в порядке. Ему уже исполнилось двадцать четыре года. Двадцать четыре… А в моих снах ему по-прежнему пятнадцать. Он так и не вырос. Не знаю, сколько еще я смогу… смогу…
Опередив порыв Марин, Лайла вскочила с кресла и крепко обняла эту бесслезно рыдающую мать. И Марин обняла уже их обеих. Она почувствовала за спиной близость Саймона, но оглянувшись, увидела, что это не Саймон, а Джейми. Их новая подруга молчаливо проливала слезы горестной солидарности. Саймон присоединился к ним через пару мгновений.
Окончательное признание дается трудно, независимо от того, связано ли оно с получением новостей или процессом собственного осознания. Но, может, теперь Фрэнсис удастся встать на путь исцеления.
Когда они все разошлись по комнате, Марин поймала взгляд Саймона. Она догадалась, о чем он думает. Им придется найти новое место для своих глупых и бессмысленных самобичеваний в так называемой группе поддержки. Через несколько минут встреча закончилась, и четверо участников, простившись с Фрэнсис, вышли на улицу. Машины Джейми и Марин стояли рядом, и они одновременно нажали на свои брелоки.
– Кошмарненько, верно? – спросила Марин.
Она не пожелала бы для новичка того, что обсуждалось на сегодняшней встрече, и ее совсем не удивит, если больше они никогда не увидят Джейми.
– Да уж, – голос Джейми прозвучал неожиданно мягко, почти с девичьей сентиментальностью, – «кошмарненько», лучше не скажешь. Но знаете… Мне стало гораздо легче. Увидимся в следующем месяце.
Они сели в свои машины, и Марин вдруг уже не впервые подумала, что порой только чья-то боль способна уменьшить ощущение твоего собственного несчастья.
Глава 4
Письмо от частного детектива застало ее врасплох. Секунд семь Марин стояла, словно окаменев, не в силах даже дышать. Она только что вышла из душа. Капли с ее мокрых волос падали на мраморную столешницу, пока она, наклонившись, взирала на имя Ванессы Кастро в почте на экране своего смартфона. Строка темы пустовала.
Она знала, что прошло именно семь секунд, потому что считала их. Досчитав до пяти, вспомнила, что Ванесса Кастро не стала бы писать ей, если б получила плохие новости. Не стала бы сообщать ей в письме, что ее сын умер. Марин сделала вдох, открыла письмо и прочитала его. Всего два предложения.
Привет, у вас есть время встретиться сегодня утром? Я буду в офисе к 10.
Она хочет встретиться? О боже. Какие бы жуткие новости ни планировала сообщить частный детектив, она захотела сделать это во время личной встречи.
Они не уславливались о том, как будут передаваться новости о Себастиане, если они появятся. Они вовсе не обсуждали этого. Ванесса Кастро сказала только – причем просто между прочим – что если она узнает нечто важное, то сразу же позвонит.
Я приеду к вам. М. М.
Прошло четыреста восемьдесят шесть дней. Неужели сегодня ее ждет кошмар?
Нет, не может быть. Их встреча в десять, а сейчас только половина девятого. Если б частный детектив собиралась сообщить, что Себастиан мертв, то не заставила бы Марин ждать такой жуткой новости.
С другой стороны, возможно, так и будет. Если ее сын мертв, то какая разница, узнает ли она новость сейчас или через полтора часа?
Марин пыталась занять свой разум другими мыслями. Перед уходом из спальни она слегка прибралась. Сегодня придет убираться Даниэла, но это не значило, что она должна собирать одежду с пола или заправлять кровать. Это не заняло много времени: на стороне Дерека простыни по-прежнему не тронуты. Взбивая и без того взбитую подушку, Марин вдруг осознала, что понятия не имела, когда ее муж вернется из деловой поездки сегодня. В своем кратком сообщении накануне вечером он так и не уточнил время. С другой стороны, она не спрашивала. И он не предложил вместе поужинать. А она не предлагала сготовить ужин.
Вот как они теперь живут. Параллельной жизнью по большей части. Бок о бок, но не пересекаясь.
Проходя мимо комнаты сына, Марин коснулась двери. На секунду, как поступала ежедневно. Там Даниэле убирать запрещено.
