Бергер застрял на регистре правонарушений. Войти никак не удавалось. Со злости он стукнул по компьютеру. Работать в одиночестве становилось невыносимо.
Надо с кем-нибудь поговорить. Попросить кого-нибудь о помощи.
Он прекрасно знал, кто этот «кто-нибудь».
А еще ему необходимо выпить виски.
Молли Блум где-то «в Швеции» с маленьким ребенком на руках. С их общим ребенком. Она нужна ему здесь. Того, чего они добились вместе за пятьдесят дней в конце прошлого года, было бы как раз достаточно, чтобы найти Надю Карлссон. Потому что сейчас Надя – всего лишь размытый силуэт.
А Бергер совсем один. И расследовать этот случай ему предстоит в одиночку.
Общие контуры у него уже есть. Осталось наполнить их жизнью, плотью, кровью, вдохнуть в них душу. Надо как следует узнать Надю Карлссон, установить с ней личные отношения. И такая возможность у него есть, прямо под рукой.
Он долго смотрел на иконку «Н.К._Секретно». Но кликать на нее не стал. Еще не пора. Вместо этого он прогнал через поиск пожилых женщин из района Акалладален; возможно, удастся даже локализовать дряхлого как мир пуделя.
Потом ему удалось разыскать открытую допоздна транспортную компанию.
Затем он сделал перерыв, чтобы собраться с мыслями перед выполнением самой деликатной на данный момент задачи. Ему предстояло написать убедительное электронное письмо серьезно больному человеку.
Бергер зашел на довольно известный и вместе с тем несколько мутный сайт, где можно было создать новый, анонимный адрес. Он чувствовал себя так, будто прикоснулся к чему-то грязному.
Потом он открыл новое окно, вбил адрес thevalleyoftheshadowofdeath111@gmail.com и в качестве темы указал нейтральное «Плата». Чувствуя острый страх перед пустым белым пространством, которое ему предстояло заполнить, он написал:
«Дорогой товарищ из Долины Смертной тени! Мне поручено заплатить вам заранее оговоренную сумму. Это можно сделать разными способами. Но вы, безусловно, понимаете, что не получите ни эре, пока я не буду точно знать, что с Надей все в порядке. Мое предложение стандартное. Мы встречаемся где-нибудь. Вы привозите невредимую Надю, я – сумку с наличными. Но мне необходимо удостовериться, что она жива и здорова. Мне нужны доказательства, и как можно скорее. Если у вас есть альтернативное предложение, я готов его рассмотреть, но все должно строиться на взаимном доверии. В создавшейся ситуации это нелегко. Всего хорошего, Икс».
Бергер долго сидел, глядя на монитор. Верный ли он выбрал тон? Слишком высокомерный? Недостаточно грозный? Или слишком грозный?
В конце концов он решил, что сойдет и так. Это не то, на что стоит тратить драгоценное время. Все громче тикающие секунды.
Затем он открыл папку с видеозаписями бесед Нади с психологом Ритой Олен.
14
– Свобода? – четко произнес женский голос с явной вопросительной интонацией.
Посередине в кадре сидит брюнетка, просто одетая, ног не видно, но угадывается, что на ней джинсы. Синяя толстовка с логотипом фирмы. Ее открытая улыбка не стирается с лица, но как будто скукоживается, в карих глазах поднимается тьма, все лицо словно пропитывается кислотой.
– Забудьте, – произносит она тихо, с еле заметным акцентом. – Я не могу об этом говорить.
– Вы сами об этом заговорили, Надя. До того, как мы включили камеру. – Вы сказали, что свобода – это последнее, чего вы хотите достичь. И усмехнулись.
– Но Рита, дорогая, вы сказали нечто совершенно невозможное, будто я должна быть абсолютно открытой, чтобы достичь свободы. В гробу я видала эту свободу.
– Скажите что-нибудь о свободе, прежде чем мы пойдем дальше, что угодно. Охарактеризуйте ее одним словом, не задумываясь.
– Нельзя говорить о свободе как о чем-то абстрактном. Это слово отравлено. Я всегда буду ненавидеть свободу.
Повисла минутная пауза. Надя Карлссон, похоже, не испытывала ни малейшего неудобства и не пыталась заполнить молчание всяким шлаком, в котором обычно любят копаться психологи. Рита Олен и не настаивала. Наконец она произнесла:
– Расскажите, почему вы обратились ко мне, Надя.
Надя поерзала на стуле. Опустила взгляд. Потом снова подняла глаза и сказала:
– Меня мучают жуткие кошмары.
* * *
У Нади другая прическа. Новая стрижка. Одета примерно так же, только толстовка теперь бордовая и с другим логотипом.
– Почему так трудно говорить о кошмарных снах? – спрашивает дружелюбный голос без лица.
Надя поворачивается к камере, смотрит прямо в объектив. Взгляд теплый, но несколько потерянный.
– Потому что я их не помню. Я никогда не могу их вспомнить.
– Но вы от них просыпаетесь?
– Они будят меня и исчезают. Я знаю, что они были. Но они уходят.
– А как вы понимаете, что эти сны были, Надя?
– После них я чувствую себя дерьмом. Как будто на мне уродливые шрамы.
– Вы можете сравнить это чувство с каким-нибудь другим?
Этот взгляд. Прямо в камеру. Как будто Рита Олен намеренно села с камерой так, чтобы снимать глаза пациентки, а потом анализировать выражение ее лица.
– Если честно, Рита, дорогая, – говорит Надя, – такое чувство, что обкакался.
* * *
Теперь безликий голос спрашивает:
– Что вы помните о своем супруге?
– О чем?
Надя, кажется, искренне удивлена. Сегодня на ней платье, прямое, простое. Голос продолжает:
– Микаэль из Швеции, ваш муж. Вы помните, где вы поженились?
– А, этот. В мэрии Львова, процедура заняла пару минут, после этого я его не видела.
– Что было дальше?
– То есть, я его видела. Когда садилась в самолет. А паспортный контроль в Арланде мы проходили вместе. И больше ни разу не виделись.
– Ни разу?
– Ни разу.
– Что произошло потом?
Надя замолкает, улыбается. В другой ситуации эту улыбку можно было бы назвать лучезарной. А сейчас Надя говорит:
– Я знаю, как вы стараетесь, Рита, дорогая. Продолжайте.
* * *
– Все-таки боюсь, что я не совсем понимаю, – произносит проникновенный голос. – Почему вы пришли сюда, Надя? Ко мне?
В этот раз на Наде белая футболка без логотипа. Она поднимает голову, смотрит в камеру ясным, хоть и слегка измученным взглядом.
– Вы знаете почему, – отвечает она и несколько раз сильно зажмуривается.
– Только вы меня не подпускаете. Как только я касаюсь самой соли, вы меня отталкиваете.
– Какой соли?
– Самого главного. Того, с чем я действительно могу вам помочь.
– Вы знаете, чего я хочу. Избавиться от кошмаров.
– Но мне к ним не подобраться, если я не буду знать причин, Надя. Приоткройтесь мне, Надя. Хотя бы чуть-чуть.
– Я пытаюсь…
– Нет.
– Что?
– Нет, вы не пытаетесь. Вы, как обычно, поворачиваетесь спиной к тому, что для вас тяжело, или перешагиваете трудности. Всегда можно отвернуться. Это самый легкий путь. Если вы хотите, чтобы я помогла вам по-настоящему – а не просто приходите поболтать, как за чашечкой кофе, – вы должны приоткрыть двери в самые жуткие комнаты.
– Они мне сказали, что вы все равно справитесь, Рита, дорогая.
– Я не знаю, кто такие «они». Но «они» ошибаются. Я не могу работать, не имея никаких вводных, Надя. Я психолог, а не волшебница. Я не читаю мысли и не знаю, кто вы и через что вам пришлось пройти. Могу догадываться – и я многое угадала за эти месяцы – но я не могу, как фокусник, вынуть кролика из шляпы…
Надя смеется. Сначала сдержанно и спокойно, а потом смех переходит в безудержный хохот, такое с ней в первый раз. Наконец невидимая Рита Олен тоже начинает смеяться, хоть и более приглушенно.
– Хочу кролика, – произносит наконец Надя с улыбкой.
– Будет вам кролик, Надя. Кролики очень плодовиты. Это медицинская загадка. Когда изучают вопросы бесплодия, часто обращаются к кроликам. Как такое может быть, что крольчиха беременеет, стоит только кролику взглянуть на нее? А вы когда-нибудь были беременны, Надя?
– Все было загублено еще раньше.
– Раньше?
– Расскажите лучше о кроликах, Рита, дорогая. Это так интересно.
– У кроликов так называемая индуцированная овуляция. Это значит, что овуляция у самки происходит только в момент спаривания, что увеличивает шансы оплодотворения. Не так давно ученые выяснили, что активный протеин для индуцированной овуляции содержится и в человеческой сперме. Если…
– В ней столько дерьма, – воскликнула Надя.
– Что вы сказали?
– Ничего. Забудьте. Продолжайте.
– Много дерьма в сперме? Венерические заболевания? Гонорея, хламидиоз, герпес? У вас это было, Надя? У вас ВИЧ?
– Я хочу дослушать рассказ. «Если…»
– В обычной жизни у млекопитающих встречается два типа овуляции, регулярная овуляция, как у человека, и индуцированная, то есть возникающая в нужный момент. Как у кроликов. Если увеличить содержание определенного протеина, который уже содержится в мужской сперме, возможно, получится временно вызвать индуцированную овуляцию и у человеческих самок, то есть женщин. Но все это пока на стадии исследования. И нужна матка, не загубленная «еще раньше». Когда это произошло, Надя?
– Прекратите, – тихо произносит Надя, опуская взгляд.
– Это связано с вашими кошмарами?
– Вы беспощадны, Рита, дорогая, но это нормально. Я понимаю, так надо. Они мне говорили, что у вас нестандартные методы.
– Эти «они» мне совсем не нравятся.
– У вас побывали многие. Такие же, как я.
– Такие как вы?
– Я знаю точно. Юлия ходила сюда, в психотерапевтический центр. К вам. Она мне вас и посоветовала.
– Вы знаете, я не имею права обсуждать других клиентов.
– Мы с ней вместе приехали в Швецию. Понятно?
Минутное молчание. Потом спокойный голос Риты Олен:
– Понятно. Но мне нужно знать чуть больше, Надя. Збиранка?
Впервые за эту встречу Надя Карлссон смотрит прямо в камеру. Время идет. Потом она кивает, опуская взгляд. Что-то падает к ее ногам, прозрачное, круглое. Лишь когда это нечто касается Надиной коленки, становится ясно, что это слеза.
* * *
