Из-под вязаного свитера Нади вылезают уголки белой рубашки. Теперь Надин взгляд, смотрящий в камеру, изменился – стал увереннее. Слышен голос за кадром:
– Збиранка?
– Как вы упрямы, Рита, дорогая.
– Быть упрямой – это моя работа, Надя. Збиранка – это ведь село?
– Да, недалеко от Львова. Там прошло мое детство. В Советском Союзе.
– Счастливое детство?
– Да, счастливое. Прекрасное, но бедное. Последние годы мы не ходили в школу. Потому что школу закрыли.
– А когда вы стали старше?
– Два года я просидела у станка на фабрике. Каждые три секунды могла лишиться руки. Засовываешь гайку, высовываешь руку.
– Юлия тоже там работала?
– Вы же не имеете права обсуждать других клиентов?
– Не улыбайтесь так. Это невежливо.
– Рита, дорогая, но вы же сами улыбаетесь.
– Это улыбка другого рода…
– Нет, Юлия там не работала. Она танцевала.
– Танцевала?
– У нас был клуб. Я туда никогда не ходила. Но мы часто встречались, заняться было особо нечем, просто тусовались. Юлия говорила, что существует рай.
– Рай?
– Не так далеко. Там все люди богатые, счастливые и свободные. А дома маленькие и красные. И повсюду вода. Чистая, прозрачная, холодная вода, в которой можно купаться.
– Звучит как прекрасный сон или мечта, Надя.
– Юлия клялась, что это не сон. Такое место правда существует. Мы сможем заниматься всем, чем захотим. Я хорошо пела, обожала петь, и Юлия сказала, что я смогу стать певицей.
– Но была одна загвоздка…?
Надя медленно кивает. Взгляд печальный, но по-прежнему светлый. Мечты так и живут в ней. Наконец она произносит:
– Для этого надо выйти замуж.
* * *
На Наде фиолетовый жакет. Она говорит:
– Как может быть настолько холодно в помещении?
– Это я так захотела, – слышится голос Риты Олен. – Когда прохладно, легче думается.
Надя плотнее запахивает жакет.
– Возможно, вам, – говорит она. – Но не мне. В этой чертовой стране лета вообще не бывает.
– Заметили, да? Потому что рая не существует.
– Рита, дорогая, вам ирония жуть как не к лицу.
– Рай так и не случился, правда, Надя? Что случилось на самом деле, когда вы приехали в Швецию?
– Вместо рая я получила свободу.
– Вы все время возвращаетесь к свободе, Надя. Но стоит вам ее коснуться, вы тут же отскакиваете. Почему?
– Я не хочу об этом говорить.
– Тогда продолжим говорить о том, о чем мы постоянно говорим, Надя. Вам кажется, что причиной ваших кошмаров может быть стресс на работе, тоска от одиночества, фрустрация, мигрень. Тяга к опьянению, которого вы больше не испытываете. Мы можем нащупать будничные стратегии. Мы ведь уже далеко продвинулись в борьбе с мигренью, правда? Вы человек педантичный, чтобы выжить, вам необходим порядок и предсказуемость. Мы можем продолжить идти этим путем, я нисколько не возражаю. АО «Психотерапевтический центр Норрмальма» нисколько не возражает против такого пожизненного вялотекущего лечения. Вы продолжаете платить, и мы вместе маленькими шажками продвигаемся к более сносному существованию. Но к вашим кошмарам мы таким образом не подберемся. Глубинную причину ваших страхов мы не определим.
Надин взгляд. По нему видно, как в голове пробегают самые разные мысли, он все время меняется. Такая открытость просто поражает.
Наконец Надя опускает глаза и произносит:
– Нам некуда спешить.
* * *
Голос произносит:
– Вы выглядите иначе.
Надя скользит взглядом по своему телу, от белой майки до джинсовой юбки. Лицо ее озаряется улыбкой.
– Наконец-то тепло, Рита, дорогая. Лето.
– Да, это прекрасно. Но я говорила не об одежде.
Надина улыбка вдруг делается смущенной.
– Неужели так заметно? – спрашивает она.
– С виду очень похоже на счастье, Надя. Хотите поговорить об этом?
– Это так непривычно. Я не осмелюсь обсуждать. Пока. Если рассказать слишком рано, можно все испортить. Нам некуда торопиться.
– Вы вечно откладываете жизнь на потом, я привыкла. В последние месяцы мы обсуждаем только повседневные проблемы. Но теперь ваше состояние заметно изменилось. Если не хотите обсуждать свое новое счастье – что вполне понятно, – может быть, у вас появились силы поговорить о главных проблемах…?
Надя хмурится, но улыбка никак не хочет сходить с ее губ.
– Не знаю, – говорит она.
– Вам по-прежнему снятся кошмары?
– От них не так легко избавиться, – говорит Надя. – Я нахожу утешение сразу после, но это не значит, что снов больше нет.
– Значит, вы спите вместе?
– Было несколько раз.
– У вас или у… него?
– И так, и так. Но я не хочу это обсуждать. Пока не хочу.
– Возможно, это любовь, Надя, и мне бы очень хотелось, чтобы так оно и было, но даже любовь не обладает достаточной силой, чтобы отогнать впечатления, породившие кошмарные сны.
– Может быть, я теперь смогу жить и с кошмарами.
– Или у вас теперь есть силы встретиться с ними лицом к лицу.
Внезапное молчание. Надя смотрит на свои колени. Может показаться, что это противоборство двух сил, столкновение воли двух людей, но на самом деле это скорее раздумья. Подняв глаза, Надя медленно говорит:
– То есть вы хотите поговорить о…?
– Да, я хочу поговорить о свободе, Надя.
– В следующий раз, Рита, дорогая, обещаю, мы поговорим об этом в следующий раз. Она должна писаться с большой С.
– С большой С?
– Да, Свобода.
* * *
Впервые в кадре видна Рита Олен. Ее фигура мелькает, прежде чем она выключит камеру, чтобы убрать в сумку. Позади нее слышится голос:
– Подождите, Рита, дорогая!
Олен отодвигается в сторону, подальше от объектива, и произносит:
– Час уже прошел, Надя. Увидимся во вторник.
– Я знаю, что у вас сейчас обед, Рита. – Но есть еще кое-что.
Слышно, как Олен садится обратно в кресло.
– Кое-что еще? – переспрашивает она.
Теперь камера направлена на Надю. Она сидит на стуле в той же одежде, что и до обрыва съемки. Впервые она выглядит смущенной. Потерянной.
Рита Олен молча ждет.
Надя открывает рот. И комната наполняется музыкой.
Не просто музыка. Ангельские звуки, поток волшебных звуков, постепенно обрастающих словами. Загадочные слова из другой части мира. Из другого времени. Ой у вишневому саду.
Это длится лишь несколько секунд. Там соловейко щебетав. Но кажется, что проходит вечность.
Надя замолкает. Улыбка, скрываемая десятилетиями, вырывается наружу, как подземный ключ.
15
Двое суток и 14 часов назад
Ночь. Безветрие. Ночь освещают лишь одинокие круги света от фонарей. По обе стороны припаркованные машины, аккуратные, хоть и весьма редкие ряды. Полная тишина.
И вдруг движение. Два существа идут по пустынной пригородной улице. Только одно из них – человек.
Блондинка с короткой стрижкой открывает ворота и сворачивает на свой участок. Поводок туго натягивается вокруг столбика ворот, она тянет, но ничего не происходит. Поводок как приклеился к цементной поверхности. Женщина тянет сильнее, поводок ослабевает, мощный пес заходит на участок, что-то внимательно вынюхивая. Женщина оборачивается, чтобы запереть ворота. И тут слышит глухое рычание, чувствует, как поводок вот-вот вырвется у нее из рук. Она быстро запирает ворота на засов, ротвейлер неумолимо куда-то ее тащит.
И тут она видит мужчину.
Он стоит, прислонившись к стене ее дома, рядом со световым пятном, отбрасываемым фонарем с террасы.
Сначала он видит в ее лице лишь страх и замешательство, обреченную покорность перед разверзшейся пропастью. Однако на удивление быстро первая хаотичная реакция приобрела формы и на лице женщины отразилась решимость дать отпор.
– Этот пес разорвет вас за пять секунд, – глухо произнесла она.
– Простите за беспокойство, – сказал мужчина, помахивая каким-то удостоверением. – Вы же Отилия Гримберг? У вас дома никого не оказалось.
– Сэм Бергер, – пропыхтела она, глядя на удостоверение. – Нельзя же вот так…
Мужчина перевел взгляд на ее запястье, обнажившееся из-за туго натянутого поводка.
– Классная татуировка, – сказал он. – Я действительно не хотел вас пугать. Я частный детектив…
– Тьфу ты черт, – произнесла Отилия Гримберг. – Даже не знала, что в Швеции такие есть.
