Их взгляды скрестились на мне, я сказал медленно:
– Должен сказать пренеприятнейшее известие… хотя приятнейшее, но неприятнейшее для лодырей, всё-таки придётся поднять жопы и кое-что сделать для счастья всего человечества.
Казуальник прервал:
– Да говори же!.. У меня уже ладони вспотели.
– Вчера пришло известие, – сообщил я. – Со вторника можем приступать к воскрешению предков!.. Чё, обалдели?
Все умолкли, думаю, не все и вспомнили с ходу, что мы и есть инициативный кружок имени Фёдорова. Того самого, что завещал потомкам воскресить своих предков и вообще не только своих, но и человечество, которому обязаны сегодняшним благополучием, прогрессом, счастьем и вообще жизнью.
Тот кружок давно стал многочисленным обществом, а когда мода прошла, снова вернулся в состояние кружка, зато остались самые убеждённые и настойчивые.
Когда-то мы из партии трансгуманистов выделились в отдельную структуру, что занималась только пропагандой необходимости воскрешения всех людей на свете.
За это время прокатились три быстро сменяющие друг друга волны научно-технического прогресса, но мы всегда были уверены, что воскрешение наших родителей и нас самих – дело внуков-правнуков, однако прогресс нарастал настолько стремительно, что и мы успели воспользоваться, как пишут в СМИ, возможностями неограниченной продолжительности жизни, а это значит, что и предков воскрешать нам.
Я с интересом поглядывал на их лица. Как-то в быстро меняющемся быту многие даже забыли о том, что именно наше общество должно бы заниматься воскрешением. Кучковались просто по старой дружбе, основанной на общих вкусах, предпочтениях, интересах.
Я ощутил как где-то в вышине сгущаются темные тяжёлые тучи, но сказал наигранно бодро:
– Ну что, квириты?.. Мы как?
Южанин ответил, явно не подумав:
– Конечно!.. Давно. Как только, так сразу. Хоть и погодя.
– А как это будет? – спросил Гавгамел с явным интересом.
Я сдвинул плечами.
– Не знаю. Видимо, если не передумаем, а это вряд ли, то сегодня-завтра будет создано всё необходимое. Инфраструктура, как говорят, если вы ещё можете выговорить такое длинное слово. Дворец воскрешений уже есть, как видите, но пуст, осталось только поставить…
– Криокамеры? – подсказал Казуальник.
– Какие крио, – возразил Южанин, – воскрешатели!.. Типа больших таких пылесосов. Это в Версалях травили, душили, а то и без всяких фокусов ножом под ребро, а у нас всё наоборот.
Ламмер сказал сладким мечтательным голосом:
– Хотя травить и душить интереснее…
– И романтичнее, – согласился Южанин, вздохнул, – ах, Версаль, я вас пердю… Но здесь всё проще и сложнее, так что заниматься нам от и до. Кто бы подумал!
Гавгамел проворчал:
– Что значит от и до?.. Так говоришь, будто лопатами будем котлованить под фундамент! Хотя я могу, не всякие тут белоручки…
Я подумал, сказал без особой уверенности:
– Думаю, это как по щучьему велению, но только щуки теперь мы.
– Не нащучить бы, – буркнул Казуальник. – В этом мы впереди планеты всей.
Гавгамел сказал уверенно:
– Не нащучим и не наалибабим. Теперь возможности! Даже не знаем сколько. И защита от дурака!
– Слишком много, – сказал Южанин с тревогой. – А Федора Михалыча нет, чтобы сузил.
Казуальник, который всегда позиционировал себя как тайного лидера в нашем обществе, сказал быстро и уверенно:
– Предлагаю составить список первой десятки, с кого начнём. Пробные, так сказать.
Гавгамел спросил с подозрением:
– Предполагаешь, выйдут бракованные? Или с дефектами? Брюсов предупреждал!.. И сам оставил завещание, чтобы его ни в коем случае не воскрешали!
Переглянулись, посмотрели на меня, я сказал с великим неудовольствием:
– Знаете ли, я бы не воспринимал заявление Брюсова всерьёз. Учитывайте эпатажность творческих людей. Жизнь он любил и не так уж ненавидел науку.
Казуальник предложил:
– А давайте всё же воскресим Брюсова… нет, сперва подправим ему загубленную алкоголизмом печень, уберем мучающий его артрит, покажем, как жизнь…
Ламмер подсказал:
– И покажем, сколько вокруг доступных женщин…
– Да-да, – согласился Казуальник, – покажем, что все женщины доступны, что таких слов, как «разврат», «извращения» и всякие там девиации вообще не существует, так как всё можно, а потом спросим, дескать, хочет ли взад в могилку?
Ламмер запротестовал:
– Это нечестно!.. С другой стороны, если человек в полном уме и ясной памяти выразил свою волю…
– Насчет этого сомневаюсь, – отрубил Казуальник. – Он часто писал в пьяном виде.
– В пьяном виде мы тоже человеки, – заявил Ламмер гордо и вскинул голову, как коза под деревом с сочными листьями.
– А в трезвом? – спросил Казуальник ехидно.
Ламмер развел руками.
– В трезвом – то, чего желает от нас общество и общественность. И эти, как их… заповеди!.. Мы нечто искусственное, как все созданные законами люди!.. Шеф?
Я пробормотал:
– Естественна только природа. А мы… что мы, что-то вывихнутое. Человек же вычленился из природы…
– Выделился, – поправил Ламмер с неудовольствием. – какие-то слова гадкие подбираешь!.. Чему тебя улица учила?.. Шеф должон быть безукоризненным!
– Потому он чаще всего помалкивает, – сказал Казуальник уличающе. – Шеф, техника теперь умная, это мы со своим человеческим фактором… Мы же мудрые, да?.. Особенно Гавгамел, когда пьяный.
Гавгамел ответил с ленцой:
– Я всегда мудрый и красивый. А вы как были козлами соплеменными, так и остались, бараны тонкорунные. Я бы начал воскрешение со своих бабушки и дедушки.
Казуальник высоко вскинул брови, они для этого момента стали шире и гуще.
– Ты же их воскресил?
– Только отца и мать, – уточнил Гавгамел, – и не воскресил, а разморозил, это да. А бабушку и дедушку захоронили. Думаю, сохранилось и ДНК, и всё прочее. Жил у них в детстве, самое счастливое время… но лучше всего испробовать аппаратуру и методику на ком-то, кого не жалко. Потому предлагаю первым воскресить Пушкина!
Глава 9
Все умолкли на мгновение, я тоже молчал и поглядывал по сторонам, пусть народ выказывает инициативу, наконец Казуальник спросил с некоторой оторопью:
– Почему… Пушкина?
Южанин уточнил:
– Это тот негр, что нигде не работал, писал рэп и погиб в перестрелке?
– Тот, – ответил Гавгамел серьёзно, не реагируя на ерничество. – Потому что Пушкин – это наше всё, как сказано в программе.
– Программе КПСС?
– Нашей проге. Откуда мы её списали, не смотрел, больно красивая. Наверно, из Библии.
Казуальник сказал тем же наглым тоном:
– Пушкин и в квантовой физике разбирался лучше всех, если он наше всё? Но я предложение Гавгамела всё же поддерживаю. Гавгамел хоть и дуб, да ещё и зелёный, но угадал. О Пушкине слышали все. Даже те, кто не знает, человек это или лошадь. Начинать воскрешение нужно со знаковой фигни, т. е. фигуры. Тогда нашу работу увидят, оценят, получим поддержку, хоть на хрен она, но одобрение приятно даже таракану, пусть их не одобряет престарелая Грета.
– А она почему?
– Люди меняются. Только мы, как орлы соплеменные, всё те же, чем и горды, как арабские скакуны Фернанделя.
Ламмер протянул сладким и тягучим, как патока голосом:
– С Пушкина, так с Пушкина. Главное, наконец то, о чем мечтал ещё Всё Видавший. Он даже гадюку убил, чтобы проверить насчет воскрешения!
Гавгамел хмыкнул:
– Я бы гадюку и так просто за то, что гадюка, хоть это и расизм. Мы млекопитающие или нет?.. Командир, что спишь? Начинай голосуванье!
Я нехотя поднялся, что-то в последнее время совсем не тянет начальствовать, как в старые времена, спросил строго:
– На первое воскрешение выдвинута кандидатура Пушкина. Кто «за»? Кто «против»?
Руки начали подниматься медленно, с неохотой, у кого-то есть и другие кандидатуры, но предлагать не стали, совсем инертный народ, хотя вроде бы хорошо пообедали.
Я окинул взглядом зал, наша горстка на сцене смотрится совсем сиротливо.
– Большинством голосов, – сказал я, не поднимаясь с места, – утверждаем кандидатуру Пушкина!.. Прекрасно, голосование закончено… Завтра, надеюсь, вся инфрю… инфру… тьфу, всё необходимое будет готово. И наконец-то покажем предкам, что благодарны им за подаренную нам жизнь!.. И отвечаем той же монетой. На том наша… В общем, стояли и стоять будем, как наши пращуры на поле Куликовом!
Южанин молчком-молчком заставил стол закусками, совсем уж стал деревенщиком, кто же закусывает шампанское, да ещё из погреба самого Людовика Четырнадцатого, перед каждым на столешнице возник фужер из стекла тончайшей работы.
– За Пушкина, – предложил он. – За наше усё!
Казуальник сказал лихо:
– Да хоть и за Пушкина!.. В такой день грех не выпить!
Гавгамел проронил ехидно:
– У тебя все дни такие. Давайте всё-таки о деле. Сингуляры дают нам возможности, а как воспользуемся, это уже наше дело, деликатно не вмешиваются. То есть воскресить теперь можем любого.
Казуальник с сухим треском потёр ладони, костистые, как сучья омелы.
– Быстро работают!.. Неделю назад начали выводить из заморозки крионированных, три дня тому стало возможным оживлять недавно умерших и похороненных в могилах, лишь бы уцелела хотя бы косточка, а лучше кусок плоти, а сегодня уже и вообще любого?.. Даже Навуходоносора?
Гавгамел сказал с неудовольствием:
– Зачем он тебе?
– А это он гордится, – пояснил Ламмер ядовито, – что такое имя сумел выговорить. Он же американец, а те уже на трёхсложном слове спотыкаются!
Казуальник сказал в раздумьях:
– Надеюсь воссоздают не абсолютные копии, а именно оживляют. Хотя не представляю…
– Почему нет? – спросил Гаагамел. – Если понимаем и представляем, то для сингуляров раз плюнуть. Хотя плевать вряд ли умеют.
Южанин сказал от стола авторитетно:
– Должны все уметь!.. Я бы не отказался даже от привычки мочиться в раковину для мытья рук. Это же наше мужская привилегия!..
Я похлопал ладонью по столу.
– Тихо!. Вернёмся к нашим баранам. Я не вас имею в виду, Валентин Борисович, не надо вот такие взгляды, как Отелло на Дездемону. Пришло время, о котором писал Фёдоров, о котором мечтали лучшие умы… Вы это чувствуете? Время пришло, а мы сидим!
– Можем встать, – предложил Казуальник. – Поприветствовать. Или ты возжелал прохрюкать что-то другое?
Гавгамел сказал гулким голосом древнеримского трибуна:
