Мисс Роман утверждает, что в данный момент планирует покончить с проституцией и уехать из Лос-Анджелеса. Она дала обещание оставить свой новый адрес и телефон, чтобы с ней в случае необходимости можно было связаться. Она продемонстрировала полную готовность сотрудничать со следствием.
Босх немедленно просмотрел материалы дела в поисках протокола допроса Джонни Фокса, но его там не оказалось. Тогда он вернулся в самое начало папки, к хронологическому отчету, и стал искать в нем хоть что-то, что указывало бы на то, что они вообще говорили с Фоксом. Хронологический отчет представлял собой перечень однострочных ссылок на другие отчеты. Единственное упоминание нашлось на второй странице.
03/11 8:00–20:00. Наблюдение за квартирой Фокса. Не появился.
Больше Фокс нигде в записях не фигурировал. Однако, пробежав отчет глазами до конца, Босх зацепился взглядом за другую запись:
05/11 9:40. Позвонил А. Конклин, чтобы органЕзовать встречу.
Эта фамилия была Босху знакома. В 1960-х Арно Конклин был окружным прокурором Лос-Анджелеса. Насколько Босх помнил, в 1961 году он еще не мог им стать, но наверняка уже был в прокуратуре сотрудником далеко не рядовым. Его интерес к убийству проститутки показался Босху любопытным. Однако в деле не было ничего такого, что могло бы дать ему ответ на этот вопрос: ни отчета о разговоре с Конклином, ни чего-то еще.
Он обратил внимание, что уже встречал ранее неправильное написание слова «организовать» в протоколе допроса Мередит Роман, составленном Эноу. Из этого Босх сделал вывод, что Конклин позвонил Эноу, чтобы назначить встречу. Однако какое это имеет значение, если вообще имеет, он не знал. Он записал фамилию Конклина в своем блокноте наверху страницы.
Вернувшись мыслями к Фоксу, Босх задался вопросом, почему Эноу с Маккитриком не нашли и не допросили его. Как сутенер убитой, он был естественным кандидатом на роль подозреваемого. А если Фокса все-таки допросили, тогда непонятно, почему в деле не было ни слова о столь важной части расследования.
Босх откинулся на спинку стула и закурил. Чутье подсказывало ему, что в этом деле что-то не так. Внутри начало вскипать возмущение. Чем дальше он читал, тем больше приходил к выводу, что расследование с самого начало велось кое-как.
Он снова склонился над столом и, не вынимая изо рта сигареты, продолжил изучать материалы дела. Новые и новые бессодержательные протоколы и отчеты. Это была туфта. Любой мало-мальски толковый коп способен был накропать таких десятки, если бы ему понадобилось создать видимость тщательного расследования и добавить делу объема. Судя по всему, Маккитрик с Эноу преуспели в этом искусстве ничуть не хуже других. Впрочем, любой мало-мальски толковый коп способен был и определить, где туфта, а где нет. И в этом деле была именно она. Босх почувствовал, как под ложечкой у него засосало сильнее.
В конце концов он дошел до первого промежуточного отчета. Он был датирован неделей спустя после убийства и написан Маккитриком.
Убийство Марджори Филлипс Лоуи в настоящий момент остается нераскрытым. Подозреваемых нет.
Следствием на настоящий момент установлено, что убитая занималась проституцией в Голливуде и могла стать жертвой одного из клиентов, который совершил убийство.
Первоначальный подозреваемый Джон Фокс отрицал свою причастность к преступлению, и в настоящее время подозрения с него сняты по результатам дактилоскопической экспертизы. Кроме того, он имеет алиби, подтвержденное несколькими свидетелями.
В настоящее время круг подозреваемых не установлен. Джон Фокс утверждает, что в пятницу, накануне убийства, приблизительно в 21:00, Лоуи вышла из своей квартиры в жилом комплексе «Эль-Рио» и направилась в неустановленное место с целью занятия проституцией. Фокс утверждает, что с клиентом убитая договаривалась о встрече самостоятельно и его в подробности не посвящала. По словам Фокса, подобная практика не была для убитой чем-то необычным.
Нижнее белье убитой было обнаружено рядом с телом в разорванном состоянии. Отмечается, однако, что пара чулок, также принадлежавших убитой, не имеет никаких повреждений, на основании чего был сделан вывод, что она, вероятно, сняла их добровольно.
Следствие пришло к заключению, что убитая погибла насильственной смертью после того, как добровольно прибыла в неустановленное место и, вероятно, частично разделась. Затем тело было перемещено в мусорный бак в переулке между Виста и Гауэр-стрит, где было обнаружено на следующее утро.
Свидетельница Мередит Роман была допрошена повторно с целью уточнения предыдущих показаний. Роман сообщила следствию, что, насколько ей известно, вечером накануне того, как тело убитой было обнаружено, она присутствовала на вечеринке в Хэнкок-Парке. Ни точного адреса, ни названия вечеринки она назвать не смогла. Мисс Роман показала, что планировала быть на вечеринке вместе с убитой, но накануне вечером была избита Джоном Фоксом в ходе ссоры из-за денег. Она не смогла присутствовать на вечеринке, поскольку сочла, что синяк на лице делает ее внешность непрезентабельной. (В последующем телефонном разговоре Фокс охотно подтвердил, что ударил мисс Роман. Никаких обвинений в его адрес Роман не выдвигала.)
Следствие зашло в тупик, поскольку никаких дальнейших версий у него не имеется. В настоящее время следствие сотрудничает с отделом нравов с целью получения сведений о схожих преступлениях и/или возможных подозреваемых.
Босх перечитал текст еще раз, пытаясь понять, что стояло за ним в реальности. Единственный вывод, который можно было сделать с уверенностью, заключался в том, что Эноу с Маккитриком, по всей видимости, все-таки допросили Джонни Фокса, даже если протокола его допроса в деле и не было. И подозрения с него были сняты. В таком случае напрашивался вопрос: почему они не оформили протокол? Или же он был оформлен, но впоследствии изъят из дела? Тогда кто изъял его и зачем?
Кроме того, Босху не давало покоя то обстоятельство, что имя Арно Конклина не фигурировало больше нигде, кроме хронологического отчета. Возможно, из дела исчез не только протокол допроса Фокса.
Босх поднялся и, подойдя к тумбе у двери, где хранил свой портфель, вытащил записную книжку. Телефона полицейского архива у него не было, поэтому он позвонил в центральную справочную, и его переключили. На десятом гудке ему ответил женский голос.
– Э-э-э… миссис Бопре? Женева?
– Да?
– Алло, это Гарри Босх. Я заезжал к вам сегодня утром за делом.
– Да, из Голливудского участка. Старое дело.
– Угу. Послушайте, у вас там формуляр под рукой?
– Повисите на линии. Я его уже убрала.
Некоторое время спустя в трубке вновь послышался ее голос:
– Да, он у меня.
– Можете мне сказать, кто еще брал это дело?
– А зачем это вам?
– Там отсутствует часть материалов, миссис Бопре. Я хотел бы знать, кто мог их забрать.
– Ну, последним его брали вы. Я же вам уже это говори…
– Да, я помню. Лет пять тому назад. А до или после меня его больше никто не брал? Я не обратил внимания, когда сегодня подписывал формуляр.
– Ладно, повисите еще немного, я посмотрю. – В трубке воцарилась тишина, но на этот раз Женева вернулась очень быстро. – Так, вот что я тут вижу. Судя по записям в формуляре, единственный раз дело запрашивали в семьдесят втором году. Прямо скажем, давненько.
– И кто его тогда брал?
– Почерк ужасно неразборчивый. Я не могу… кажется, Джек… э-э-э… Джек Маккиллик.
– Джейк Маккитрик.
– Возможно.
Босх не знал, что и думать. Маккитрик брал дело последним, но это было более чем десять лет спустя после убийства. Что это означало? Босх был в замешательстве. Он не мог сказать, чего ожидал, но точно надеялся найти нечто большее, нежели имя, неразборчиво нацарапанное в формуляре больше двадцати лет назад.
– Ладно, миссис Бопре, спасибо вам большое.
– Если вы обнаружили пропажу страниц, мне придется доложить об этом мистеру Агилару.
– Не думаю, что это необходимо. Возможно, я ошибаюсь и из дела ничего не пропало. Ну, то есть как оттуда могло что-то пропасть, если после того, как я в последний раз его брал, им никто не интересовался?
Босх еще раз поблагодарил Женеву и повесил трубку, надеясь, что его попытка пошутить убедит ее не предпринимать никаких действий. Он в задумчивости открыл холодильник и заглянул внутрь, потом снова закрыл его и вернулся за стол.
Последним документом в деле был отчет по результатам проверки дела, датированный 3 ноября 1962 года. Существующий в убойном отделе порядок требовал, чтобы все нераскрытые дела через год были подняты и пересмотрены новой бригадой детективов, чтобы свежим взглядом проверить их на предмет того, что первая бригада могла пропустить. Однако на практике это делалось для галочки. Детективы не горели желанием выискивать ошибки своих коллег. К тому же у них были и свои собственные дела, которые нужно было раскрывать. Получив на проверку висяк, как именовались подобные дела, они, как правило, проглядывали материалы, звонили паре-тройке свидетелей и с чистой совестью отправляли дело в архив.
В данном случае отчет о проверке, составленный новыми детективами, некими Робертсом и Джорданом, содержал в точности те же выводы, к которым пришли в свое время Эноу с Маккитриком. Итогом двух страниц, включавших перечисление всех тех улик и основных выжимок из протоколов допроса, что и отчеты изначальных следователей, стало заключение, что у следствия нет никаких рабочих версий и перспективы «успешного раскрытия» у дела нулевые. Вот тебе и проверка.
Босх закрыл папку. После того как Робертс с Джорданом составили отчет, дело было отправлено в архив как висяк. Там оно и пылилось до тех пор, пока, судя по формуляру, Маккитрик неизвестно зачем не забрал его в 1972 году. Босх записал фамилию Маккитрика под фамилией Конклина у себя в блокноте. Потом занес туда же фамилии остальных, с которыми, по его мнению, полезно было бы поговорить. Если, конечно, они еще живы и их можно отыскать.
Босх снова склонился над столом, обнаружив, что музыка прекратила играть, а он этого даже не заметил. Он взглянул на часы: было два тридцать. До вечера еще далеко, а чем себя занять, он не знал.
Он отправился в спальню и достал с полки в стенном шкафу коробку из-под обуви. Там у него было что-то вроде личного архива: письма, открытки и фотографии, которые ему по какой-то причине когда-то захотелось сохранить начиная еще со времен его службы во Вьетнаме. Он редко туда заглядывал, но мог по памяти перечислить все содержимое коробки. Как и причины, по которым каждый из этих предметов там оказался.
На самом верху стопки лежало последнее пополнение. Открытка из Венеции. От Сильвии. Репродукция картины, которую та увидела во Дворце дожей, «Блаженных и проклятых» Иеронима Босха. На ней был изображен ангел, ведущий одного из блаженных через туннель навстречу райскому свету. Оба парили в воздухе, возносясь ввысь. После этой открытки ни одной весточки он от нее больше не получал. Босх перечел строчки на обороте:
Гарри, я подумала, что тебе может быть любопытно взглянуть на произведение твоего тезки. Я увидела его во Дворце. Очень красиво. Кстати, мне очень нравится Венеция! Думаю, я могла бы остаться тут навсегда. С.
«А со мной ты остаться не захотела», – подумал Босх, откладывая открытку в сторону, и принялся рыться в коробке. Больше он не позволял себе отвлекаться и, перебрав примерно половину коробки, нашел то, что искал.
Глава 6
Поездка до Санта-Моники была долгой. Босху пришлось ехать длинной дорогой, сначала со 101-го шоссе на 405-е, потом дальше на юг, потому что до открытия «десятки» после ремонта была еще целая неделя. До Сансет-парка он добрался только к началу четвертого. Дом, который он искал, находился на Пир-стрит. Это был приземистый деревянный домик на вершине холма. Крытую террасу увивали заросли красной бугенвиллеи. Босх сверил адрес, выведенный краской на почтовом ящике у дороги, с тем, что значился на конверте со старой рождественской открыткой, который лежал на пассажирском сиденье рядом с ним, потом припарковался у обочины и снова взглянул на открытку. Стараниями УПЛА ее переслали ему пять лет назад. Он тогда так на нее и не ответил. И вот теперь она пригодилась.
Едва он вышел из машины, как на него пахнуло морем, и он подумал, что, пожалуй, из западных окон дома можно хотя бы краешком увидеть океан. Тут было заметно прохладнее, чем дома, так что Босх взял из машины куртку и, на ходу натягивая ее, двинулся ко входу в дом.
Женщине, которая открыла белую входную дверь практически сразу же, как будто ждала его, было хорошо за шестьдесят, и выглядела она на свой возраст. Одета в белую шелковую блузку навыпуск, украшенную принтом с голубыми морскими коньками, и в темно-синие слаксы. Худощавая, с темными волосами, хотя седые корни уже бросались в глаза, так что, по всей видимости, ей пора было их подкрашивать. Губы жирно намазаны красной помадой. Она приветливо улыбнулась ему, и Босх немедленно ее узнал, хотя видел, что его лицо не вызвало у нее самой никакого отклика. В последний раз она видела его тридцать пять лет назад. И тем не менее он все равно улыбнулся ей в ответ:
– Мередит Роман?
Улыбка сползла с лица женщины так же быстро, как и появилась.
– Это не мое имя, – отрывистым тоном произнесла она. – Вы ошиблись адресом.
Она потянулась к дверной ручке, чтобы закрыть дверь, но Босх придержал створку. Он очень старался, чтобы этот жест выглядел как можно менее угрожающим, но в ее взгляде все равно забрезжила паника.
– Это Гарри Босх, – произнес он торопливо.
Она замерла и заглянула Босху в глаза. Паника улеглась, уступая место узнаванию и воспоминаниям, которые затуманили ее взгляд, точно слезы. Ее улыбка вернулась.
– Гарри? Малыш Гарри?
Он кивнул.
– Ох, милый, иди сюда. – Она притянула его к себе и крепко обняла. – Ох, до чего ж я рада тебя видеть столько лет спустя… Ну-ка дай я на тебя погляжу.
Она отстранила его и развела руки в стороны, словно любуясь целым залом картин разом. В ее взгляде читалась искренняя радость. Босх ощутил прилив теплых чувств и грусти одновременно. Зря он так долго тянул. Давным-давно надо было навестить ее – просто так, без той причины, которая привела его сюда сегодня.
– Ну проходи же, Гарри. Проходи.
Босх вошел в гостиную, обставленную просто, но мило. На полу был уложен дубовый паркет, оштукатуренные, без единого пятнышка стены выкрашены белой краской. Большая часть мебели – плетеная, из белого же ротанга. Все тут было светлое и радостное, но Босх знал, что принес с собой печаль и мрак.
– Вы больше не Мередит?
– Нет, Гарри, уже давно.
– Как мне тогда вас называть?
– Меня зовут Кэтрин. Кэтрин Регистер. Как «регистр», только с двумя «е», а не с одной. Так мой муж любил говорить. Очень надежный человек был. Самая большая авантюра в его жизни – это я.
– «Был»?
– Да садись же ты, Гарри, бога ради. Да. Был. Скончался пять лет тому назад в канун Дня благодарения.
Босх опустился на диван, а она устроилась в кресле напротив за стеклянным кофейным столиком.
– Простите.
– Ничего страшного, ты же не знал. Ты даже знаком с ним не был, а я уже давным-давно не та, что была раньше. Выпьешь чего-нибудь? Кофе или, может, чего-нибудь покрепче?
Босху подумалось, что она послала ему ту рождественскую открытку всего через несколько недель после смерти мужа, и он ощутил очередной укол вины за то, что не ответил тогда.
– Гарри?
– Э-э-э… Нет, спасибо, ничего не нужно. Я… Вы хотите, чтобы я называл вас новым именем?
Она рассмеялась от нелепости всей ситуации, и он засмеялся тоже.
– Да зови ты меня как хочешь. – Она снова засмеялась звонким девичьим смехом, точно так же как смеялась много лет назад. – До чего же я рада тебя видеть! Видеть, как ты… каким ты… мм…
– Каким я стал?
– Наверное. – Она снова засмеялась. – Знаешь, я ведь была в курсе, что ты служишь в полиции. Видела твое имя в газетных новостях.
– Я знаю, что вы были в курсе. Мне передали открытку, которую вы отправили на адрес участка. Это, видимо, было почти сразу же после того, как умер ваш муж. Я… Простите, что я тогда вам не написал и не приехал. Я был не прав.
– Ничего страшного, Гарри. Я понимаю, что у тебя много дел по работе и вообще… Рада, что моя открытка до тебя дошла. У тебя есть семья?
– Э-э-э… нет. А у вас? Дети?
– Нет, детей у меня нет. Но ты-то хотя бы женат, да? Не может быть, чтобы такой красавчик и не был женат.
– Нет, у меня сейчас никого нет.
Она кивнула, похоже почувствовав, что он здесь не ради того, чтобы рассказывать о своей личной жизни. Долгое время они просто сидели и молча смотрели друг на друга. Интересно, что она на самом деле думала о его выборе профессии? Первая радость от встречи начала угасать, уступая место тревоге, поднявшей голову при мыслях о тайнах прошлого, готовых выйти наружу.
– Пожалуй…
