Матвей
– Так темно, – хихикает моя спутница, наобум постукивая узкой ладонью по моему плечу. – У тебя же есть свет?
Я давно усвоил, что не все женские вопросы осмыслены и требуют ответа, поэтому просто пихаю локтем выключатель. Лампочка под потолком вспыхивает, освещая непритязательный интерьер моей съёмной квартиры: узкий коридор, застеленный светлым ламинатом, зеркальный шкаф-купе и тяжеловесный дубовый комод с бронзовыми ручками, который сюда даже с большой натяжкой не вписывается. Арендодатели явно перевезли его из квартиры какого-нибудь умершего родственника. Лично я бы предпочел его выбросить, но, возможно, он дорог им как память.
Остановившись посреди гостиной, Ира крутит головой по сторонам.
– А у тебя мило.
«Мило» – едва ли то слово, которым можно описать моё жилище. Когда два месяца назад я искал квартиру, то руководствовался по большей части той небольшой суммой денег, которую готов был за неё отдать, а не внешней привлекательностью. На сегодняшний день я не настолько стеснён в финансах, но перевозить вещи в другое место пока не настроен. Рано. Я всё ещё не уверен, что решу задержаться в компании Родинского.
– Хочешь чего-нибудь? – предлагаю скорее для проформы. – Кофе? Чай?
– А вино есть? – Гостья фокусируется на мне глазами и эффектно прикусывает губу.
Хорошенькая. Приятное лицо, соблазнительные формы. Я ещё в свой первый рабочий день заметил её обалденную задницу из-за стойки ресепшена. Хотя не заметить было сложно – Ирина всячески подчёркивает её облегающими юбками и брюками. Отчасти поэтому мы сегодня здесь. Потому что мне до жути хочется посмотреть, как она будет выглядеть без всего этого тряпья.
– Нет, только то, что я перечислил, – сообщаю без сожаления, начиная расстёгивать утомивший за вечер воротник рубашки.
Моя гостья переминается с ноги на ногу, снова оглядывается по сторонам.
– Ты давно один живёшь? Где твои родители?
Ясно. Нужна видимость эмоциональной прелюдии. Поэтому Ирина спросила про вино и задала этот неуместный вопрос. И хотя мы оба знаем, ради чего она поехала со мной после корпоратива, отсутствие предварительного общения предположительно сделает её в моих глазах слишком доступной. Полная чушь.
Но я, конечно, милосердно подыгрываю. В конце концов, она моя гостья и я могу пару часов побыть джентльменом.
– Мой отец ушёл от матери, когда мне было два. Она повторно вышла замуж, родила и переехала в другой город.
Аккуратные брови Ирины съезжаются к переносице сочувственном домиком, губы смешно вытягиваются.
– Бе-едный. Ты, получается, остался совсем один?
Девушкам нравится жалеть парней – это я тоже успел заметить. Они просто обожают нарыть невесёлых фактов из их биографии, додумать трагичных деталей и потом лелеять несуществующий образ, оправдывая каждый новый косяк душевными травмами. Но если так им приятнее заниматься со мной сексом – я совсем не против.
– Да, – подтверждаю, скидывая рубашку в кресло. – Совсем один.
Кажется, Ирина решила, что после этой фразы между нами возникла достаточная духовная связь, и теперь можно без ущерба для её женской гордости перейти к связи физической. Потому что она наконец начинает идти ко мне.
– Скажешь, сколько тебе лет? – спрашивает она, понизив голос до идеальной интимной тональности, и берётся за пуговицу своей кружевной блузки. – В офисе разные слухи ходят, но точно никто не знает.
Я смотрю, как она, покачивая бёдрами, приближается, и как в распадающемся декольте оголяется полная грудь, стиснутая полупрозрачным лифчиком. Я уже говорил, что люблю трахаться? Так вот, очень люблю. Женское тело является объектом моего восхищения лет с пятнадцати. Шея, изгибы бёдер, талии, всевозможные выпуклости… Я, убей, не понимаю геев. У мужиков такой красоты нет и в помине.
– Мне двадцать два, – говорю, когда заострившиеся соски Иры утыкаются мне в грудь.
Встав на цыпочки, она тянется ко мне губами, а я наконец кладу ладони ей на задницу. Кровь до отказа заполняет пах. Истинный кайф. Упругие, округлые… идеальные.
– Я думала, ты старше, – шепчет она, пробегаясь ногтями по моим плечам. – Мне двадцать семь. Чувствую себя старой.
Я помогаю ей избавиться от провокационной юбки и начинаю двигаться назад. Язык Иры мягко орудует у меня во рту, и я снова ей подыгрываю: имитирую страстный поцелуй. Я люблю секс, но не люблю целоваться. Странно будет сказать, что поцелуй для меня – это слишком интимно?
Спустя пару секунд голени упираются в кресло, давая сигнал, что я достиг своей цели. Слегка придерживая плечи Ирины, я сажусь. Она всё понимает без слов: грациозно упирается ладонями в подлокотник и по очереди опускает колени на пол.
Мне даже делать ничего не приходится: она сама расстёгивает ширинку на дорогущих брюках – единственная деталь, которую верно подметила Стелла, – и залезает ладонью в трусы.
– Такой большой, – не без доли умилительного благоговения шепчет она, поднимая на меня глаза.
Запрокидываю голову и с шумом выдыхаю – Ира начинает мне дрочить.
– Скажи, как ты хочешь?
Дав себе пару секунд для того, чтобы кайфануть, я подаюсь вперёд и глажу идеально ровный позвоночник до тонюсенькой полоски белья, делящей её великолепные ягодицы пополам. Эстетический кайф. Подцепляю ткань указательным пальцем и слегка тяну на себя, отчего Ирина, изогнув спину, протяжно стонет.
– Вот так, малыш. – Возбуждение забивает горло, заставляя слегка охрипнуть. – Хочу видеть твою задницу. Прогнись посильнее и начинай сосать.
4
Стелла
Защёлкнув колпачок мицеллярной воды, я выбрасываю потемневший от туши ватный диск в урну и принимаюсь за ночной крем. Наношу похлопывающими движениями по массажным линиям, сверху вниз. Именно так рекомендуют косметологи. Морщин у меня, к счастью, пока нет, но после тридцати будет не лишним прислушаться к советам профессионалов. Кто знает, вдруг эти нехитрые манипуляции действительно помогут продлить молодость кожи? Два пшика термальной воды в завершение ухода – и можно вставать. А вернее, ложиться.
– По-моему, празднование прошло хорошо, – замечаю я, откидывая одеяло.
Рома, всё это время разглядывающий экран своего телефона, мельком смотрит на меня с соседней подушки.
– Тебе понравилось? – спрашивает так, между делом.
– Еда была отличная. Кажется, твои сотрудники остались довольны.
– Может быть. Удивить их в любом случае несложно. Большинство из них не способны отличить утиный паштет от фуа-гра.
Я не обманывалась относительно человека, за которого выходила замуж, но почему-то в последнее время высокомерие мужа по отношению к каждому, чья сумма на банковском счёте хотя бы отдалённо не приближена к сумме на его собственном, начинает меня раздражать.
– Тогда, может, стоило выбрать заведение попроще «Рауля»? – ехидничаю я. – Если ты знал, что твой выбор всё равно по достоинству не оценят.
– Странно слышать это от человека, работавшего в международной компании, – сухо роняет муж, не отрывая взгляд от экрана своего телефона. – Ты как никто должна понимать, что означает деловая репутация.
– Я как раз таки всё понимаю. Ты устроил этот праздник для себя и для прессы. Именно поэтому не вижу смысла сетовать на недостаточные дегустационные навыки подчинённых.
– И с каких пор ты стала такой язвительной?
– Считаешь, я язвлю? Вовсе нет.
Не дожидаясь ответа, я щёлкаю выключателем прикроватного торшера. После всего, что произошло за последние месяцы, наши отношения с мужем объяснимо ухудшились. До скандалов, конечно, не доходит, но вот такие словесные перепалки случаются едва ли не каждый день. Моя собственная незанятость и постоянная загруженность Романа тоже играют в этом не последнюю роль. Мы с ним никогда не были лучшими друзьями, – слишком для этого разные, – но в остальном неплохо друг друга понимали. Может быть, стоит подумать о совместном отдыхе? Организовать нам обоим перезапуск?
Экран телефона наконец гаснет, и в спальне становится совсем темно.
– Тебе самой праздник как? – звучит примирительно. – Пообщалась?
– Немного. – Мысленно перебираю в голове вереницу лиц, встретившихся мне за вечер, их улыбки и ничего не значащие разговоры. – Я столько в офисе не появлялась. Тем общих ни с кем не осталось.
Повернувшись на бок, я прижимаюсь щекой к груди мужа:
– Ром, я хочу на работу вернуться. А то я в последнее время как выставочная болонка: то сплю, то по клиникам и салонам мотаюсь.
– Другие жёны тоже мотаются, и ничего. В спортзал запишись, картины рисуй, или чем там все остальные занимаются? За деньги развлечений много можно найти.
Терпеливо глотаю это пренебрежительное предложение, не желая снова ссориться. Мы с Романом женаты шесть лет, и лишь полгода из них я не работаю. Неужели нескольких месяцев достаточно, чтобы списать меня как безмозглый хлам?
– Если ты считаешь, что работа – это всегда необходимость зарабатывать деньги, то ошибаешься. Не нужно приравнивать меня к безделушке. Если не хочешь возвращать мне место в твоём офисе, я буду искать подходящие вакансии сама.
– Упрямая ты всё-таки. – Ладонь мужа треплет моё плечо и спускается на поясницу. – Ладно. В понедельник поедешь вместе со мной в офис и там подумаем, что и как.
Не успев получить удовлетворение от этих слов, я вытягиваюсь как струна, потому что рука Ромы собственнически проталкивается под резинку моих пижамных штанов.
– Давай-ка, Стелла. – Он нетерпеливым движением подталкивает меня вверх. – Поскачи на мне немного.
Непроизвольно морщусь, когда его суховатая ладонь гладит мою грудь под топом. Куда всё ушло? Раньше мне нравился наш секс. Сейчас же я не испытываю ничего, кроме фантомного напряжения в животе и неуютного стеснения. Я бы с гораздо большим удовольствием осталась обнимать подушку вместо нескольких минут бездушных фрикций.
Минут десять спустя Рома, отвернувшись, спит. В связи с последними событиями врач выписала мне трёхмесячный курс контрацептивов, так что теперь муж свободно кончает в меня.
Перебросив через плечо пижамные штаны, я вылезаю из кровати и иду в душ. До понедельника осталось два дня. Нисколько не сомневаюсь, что слова «решим, что и как» означают согласие. Но даже если нет, у меня найдутся и другие рычаги влияния на Романа. Торчать дома и разыгрывать безмозглую жену олигарха (предел мечтания которой – открыть салон красоты, чтобы самой же ходить в него на массажи) мне надоело, как и оплакивать свою слабую фертильность. Хочу вернуться на работу. Просыпаться по будильнику, стоять в утренних пробках, потягивая кофе, раздражаться, радоваться, уставать…
С этими оптимистичными мыслями, я возвращаюсь в постель и обнимаю подушку. С понедельника я снова стану собой. И тому наглому сопляку с террасы лучше не попадаться мне на совещаниях.
5
Стелла
– Стелла Андреевна. – Лицо Алисы, главного юриста «Родинский и партнёры», расцветает в неестественно широкой улыбке. – А вы… Снова к нам?
Она никогда мне не нравилась: ни её фальшивый оскал, ни силиконовая грудь. Дело, конечно, не в них, а в том, что я отлично осведомлена о её желании обосноваться в койке моего мужа. Взгляды, что она мечет в Романа на совещании, и нарочитые жесты выдают в ней оголодавшую хищницу, которую ничуть не смущает моё присутствие. Тридцать восемь, разведена, детей нет. Чем не повод отбросить принципиальность?
– Снова к вам, – без улыбки отвечаю я, делая акцент на последнем слове. – Приятно, что скучали.
Не затрудняя себя дальнейшим общением с ней, разворачиваюсь к своему кабинету. Тело переполняет бодрость. Даже встреча с сукой Елисеевой приносит удовлетворение. Как же мне всего этого не хватало: тесной офисной юбки, трущейся о бёдра, дребезжания офисной техники, снующих туда-сюда людей. До того, как занять кресло в «Родинский и партнёры», я работала в крупной международной компании, и лишь спустя год после свадьбы Роман уговорил перейти к нему. Убедил, что хочет меня не как жену, которую необходимо держать под боком, а как ценного специалиста. В итоге решил сделать из меня комнатную собачку, смысл существования которой – знать хозяйские команды и иметь блестящую шерсть.
Мой кабинет, к счастью, ничуть не изменился: тот же неправильной формы стол, специально заказанный под меня, кремовое кресло с массажной подушкой, на которой так приятно расслабиться в обеденный перерыв, и тот же стеллаж с цветными корешками книг, которые я собирала годами. Люблю толковую развивающую литературу. Мотивирует и вдохновляет.
Как следует оглядевшись, я иду к окну поднять жалюзи, чтобы позволить приветливому утреннему солнцу оживить заскучавшие стены. Так всегда начиналось моё рабочее утро – с минутной медитации перед ликом пробудившейся столицы. Взгляд падает на белый горшок, стоящий на подоконнике. Кое-что здесь всё-таки изменилось. Мой крошка-спатифиллум, именуемый женским счастьем, превратился в скорчившийся бурый скелет. Я тычу ногтем в высохшую землю и смиренно вздыхаю. Бесполезно. Его уже не воскресить.
– А я знала, что ты рано или поздно появишься, – весело звучит позади.
Стряхнув с пальцев серую пыль, я оборачиваюсь. Из дверей кабинета на меня смотрит улыбающееся лицо сотрудницы отдела кадров. Вера. Обожаемый мной человек, с которой мы немного потерялись из-за её декретного отпуска и моей личной трагедии.
– Поняла, что ежедневные спа и обеды в ресторанах не моё, – коснувшись губами её щеки, посмеиваюсь я. – Как ты?
– Вертимся понемногу, – в своей рабоче-крестьянской манере отмахивается Вера. – Я только «здрасте» забежала сказать. А то Роман Анатольевич заметит, что я мужские причиндалы за его казенные харчи пинаю, и выгонит с треском. Потом же поболтаем, да?
Я уверяю, что обязательно поболтаем, и после того, как она уходит, набираю Романа. После приезда в офис он сразу же заперся у себя в кабинете, и толком обсудить будущие нюансы работы у нас не получилось. Я по большому счёту всё здесь помню и знаю, осталось только понять, с кем придётся непосредственно контактировать. С момента моего затянувшегося отпуска в команде несколько человек сменилось.
– Ром, ты освободился? Я у себя в кабинете. Жду.
– Нет, я уехал, – нетерпеливо звучит в динамике. – Иди в зал совещаний. Я сейчас туда человека приглашу, с которым тебе нужно будет согласовывать финансирование и основные этапы проектов.
Такая спонтанная смена планов у мужа для меня не в новинку, поэтому, не усложняя разговор дальнейшими расспросами, я вешаю трубку и поднимаюсь. Что значит «согласовывать»? Раньше моя должность позволяла регулировать все вопросы напрямую с самим Романом.
На ходу приветствуя знакомые лица, иду по коридору, попутно прокручивая в голове будущие дела на день. Неплохо будет обновить моноблок, а ещё заказать канцтовары. Не хочу начинать новую рабочую веху со старыми вещами.
Толкаю нужную дверь и тут же останавливаюсь как вкопанная. Выгоревшая чёлка, упрямо очерченный рот, длинные кисти, сложенные на столе, и изучающий взгляд. Какого?.. Передо мной сидит тот курящий сопляк с корпоратива.
– Стелла, – без улыбки произносит он, свободно ощупывая моё тело глазами. – Приятно снова тебя увидеть.
Поза и взгляд, которым он на меня смотрит, – будто я новоприбывшая стажёрка на собеседовании, – вызывают острое желание ему нагрубить, а лучше – выставить за дверь. «Какого хрена ты тут забыл? – хочется рявкнуть мне. – И кто дал тебе право так меня разглядывать?» Непонимание и раздражение – вот что я чувствую. Ненавижу быть застигнутой врасплох.
– Ты кабинетом не ошибся, Матвей? – холодно уточняю, опуская на стол заготовленный блокнот. – У меня здесь встреча.
– Надо же. Ты запомнила, как меня зовут. – Сопляк смотрит мне на грудь и только потом в глаза. – Это очень приятно. Нет, я не ошибся, Стелла. У тебя встреча со мной.
– Мне необходимо с тобой обсуждать свои будущие проекты? – переспрашиваю я, растерявшись. Слишком уж уверенно и расслабленно звучит его голос для того, кто пытается врать или шутить.
Собеседник изучающе ощупывает моё лицо и, склонив голову набок, щурится.
– А твой муж тебе не сказал? Я занимаюсь инвестиционным прогнозированием. Соответственно, решаю, будет компании выгоден твой проект или нет.
Я лишаюсь дара речи. Они что, серьёзно? Да Роман из ума выжил, если доверяет распределение собственных средств юнцу вроде него! «Родинский и партнёры» инвестирует десятки миллионов ежемесячно, а этот парень только вчера университет окончил.
– Присядешь? – Сопляк встаёт и выдвигает для меня кресло. – Ты ведь, наверное, хотела обсудить детали нашей совместной работы?
Мне хочется сжать переносицу и помотать головой. Бредятина, на хрен. Совместной работы? С кем? С тем, кому по возрасту полагается до беспамятства накидываться в клубах и зависать в «Макдональдсе» с милкшейками?
– Для начала я хочу поговорить со своим мужем. – Забираю со стола блокнот, проклиная себя и заодно Рому за то, что выставил меня такой идиоткой. – Потому что у меня есть большие сомнения в том, что к твоему мнению стоит прислушиваться.
– Ну да.
Саркастично улыбнувшись, парень выпускает из рук спинку кресла, которое выдвинул для меня, и отшагивает назад. В карих глазах отчётливо проступает лёд.
– Ты ведь считаешь меня чьим-то блатным сынком, протирающим здесь брюки.
