Он с досадой поерзал на стуле. Последние часы у него так хорошо получалось выкинуть ее из головы и сосредоточиться на этой катастрофе. У него не было ни времени, ни желания на отвлекающие факторы. И не было времени быть таким, как этим утром. Он должен был вести себя ответственно. Сконцентрироваться.
– Это неплохо. С юридической точки зрения, – сказала Салли. – Если зданием никто не занимается, то и его документами, наверное, тоже.
– Я бы не сказал, что им не занимаются, – ответил он, толком не зная. Он понятия не имел об этих документах; они находились в стопке вместе с остальными, которые он взял из офиса нотариуса. И все равно он чувствовал эту вину.
Не обратив на это внимания, Салли взяла планшет.
– А какой адрес?
Он ответил не думая и нахмурил бровь, увидев, что она тыкает по экрану.
– Что вы там смотрите?
– Смотрю, не зарегистрирован ли кто как индивидуальный предприниматель в этом здании. Если такие есть, то вы точно не станете там первым арендодателем.
– И вы можете это проверить?
– Веб-сайт Cook County, – сказала она, тык-тык-тыкая. И нахмурилась. – Хм-м.
Прозвучало это не очень.
– Все квартиры в частной собственности. Досадно, но это не самое худшее. Моя квартира на Вестерн выглядела примерно так же, когда я купила ее. Похоже, вам придется провести небольшую кампанию.
«Кампанию». Он представил, как стоит на пустом дворе без деревьев и смотрит на балкон на третьем этаже. Сердце стучит, в ладонях погрызенные помидоры.
Но это было глупо, ведь он уже не ребенок.
К тому же. Это. Была. Не. Она.
– Вы уже говорили с кем-то в доме? – спросила Салли.
Он кашлянул.
– Э, немного. Я общался с женщиной с третьего этажа сегодня утром. – «В золотой час», – бесполезно вставил внутренний голос.
– Постойте, не надо, – сказал Уилл, увидев, что Салли снова печатает. Искать ИП было одним. Но выискивать подробности жизни людей в доме было неправильно, особенно девушки на балконе. – Вам не обязательно…
– Элеанора ДиАнжело Кларк, – произнесла Салли, не дав ему закончить.
Сердце Уилла екнуло, руки дрогнули. Но в области сердца он тереть не станет.
Имя было красивым. Элеанора.
Салли не обратила внимания, но это к лучшему. Да и какое значение имело ее имя?
– То есть предположительно. Другой житель третьего этажа – мужчина по имени Джона. Так что Элеанора, видимо, та девушка.
Будь проклято это еканье. В медицине против него так и не появилось средства, хотя у него и был совсем другой случай.
– В любом случае, – сказала Салли, – Джеральд сообщил мне – неохотно, честно говоря, но вы ведь его знаете, – что все здесь вами очарованы. Вы сможете пустить в дело этот докторский шарм! Улыбка и умение убеждать, пока прибираетесь, – и у вас все готово!
Уилл покряхтел и выпрямился на стуле. Верно. По сути, две недели. Это было ему по силам. И все были им очарованы! Взять хоть бы его кофейные шутки или как его всегда звали утешить плачущего ребенка. Или взрослого… Это ему по силам. Собрать волю в кулак, привести квартиру в порядок, достать денег, выкинуть Донни из головы. Девушка с балкона тут ни при чем.
Просто надо сконцентрироваться.
Салли захлопнула чехол планшета и улыбнулась ему так, будто они только что совершили сделку.
– Будь я вами, – произнесла она радостно, – я бы начала с Элеаноры.
Глава 3
– Он назвал тебя мисс Кларк!
Нора поджала губы и стала молить о выдержке, пока в толпе распространялись недовольные шепотки. Это собрание жильцов проходило совсем не гладко.
Уже второе подряд. Нора не то чтобы считала, да и предыдущее было, по сути, коллективным скорбным плачем по Донни, но это о чем-то говорило. Этим утром – собравшись впопыхах – соседи Норы на вид были столь же потрясены и ошеломлены, как и в прошлый раз. Привычные дела: отчеты о жилищном обслуживании, бюджет, график мероприятий – все это перенеслось на будущее.
Все из-за молодого человека на балконе и его отвратительного письма.
Его письма!
– Мэриан, – сказала Нора, стараясь не выдавать голосом своего возмущения. – Может, вернешь мне пока что письмо?
– Мисс! – ответила Мэриан, подчеркивая слово, восклицая – Ми-и-и-исс! – и точно еще не собираясь возвращать письмо Норе. Женщина смотрела на него сквозь очки, словно пытаясь воспламенить его взглядом. – Даю балл за отсутствие предубеждений в отношении тебя, Нора, но вообще все это не по-соседски!
– Верно, – сказала Нора, стоя у стиральных машин и протягивая руку за письмом. – Если бы только…
– Чужие, – произнесла тихо Эмили, тряся головой. – Здесь.
– Не понимаю, как это должно работать, – вмешался Джона, скрестивший руки поверх тощей груди. – Люди въезжают и выезжают. Это типа отеля?
– Ага, – ответил Бенни, тоже скрестив руки. Они с Джоной всегда сидели вместе; Бенни, будучи чуть младше и тише, уже давно пребывал в неизменном восхищении от громких заявлений восьмидесятилетнего Джоны.
– Типа отеля! – ужаснулась Эмили, Мэриан мягко похлопала жену по руке в знак поддержки. Однако сейчас ее внимание было разделено между утешением и возмущением, поскольку она все еще смотрела на письмо.
– Он уже подал заявку на регистрацию! – возопила она обиженно, и Нора с точностью поняла, что та чувствовала.
Мужчина с той утренней встречи, в конце концов, ничего не понимал про этот дом.
Все дни после их встречи Нора проводила золотой час у себя на балконе, слушая его движения внизу. Сначала она убедила себя, что ждала лишь возможности закончить разговор, рассказать, почему он обязательно влюбится в этот дом так же, как она. Но правда в том, что она в тишине предрассветных сумерек ждала не только этого – она ждала его нежной улыбки, его шепота.
Она была убеждена, что он вернется.
Но его не было.
Он лишь прислал письмо.
Она сделала шаг вперед, движимая новой волной возмущения от такого предательства, и потянула письмо из рук Мэриан, надеясь, что оно утратило часть своих сил с тех пор, как она открыла его прошлым вечером. Тогда, стоя у кухонного стола, Нора осознала – словно в голове завыла сирена, – что пока она (наверняка от дефицита в окружении мужчин ее возраста) поддавалась какому-то балконному гипнозу, очаровавший ее парень строил свой коварный план. Заявка на регистрацию была понятна, но ведь он задумал еще и какие-то, как он написал, «небольшие улучшения», которые «не сильно потревожат» других «квартирантов» (квартирантов! У Норы чуть мозг не вскипел). Он планировал начать с понедельника. Планировал, что это не займет больше двух недель. Планировал, что помещение (помещение! Возмутительно) будет готово к сдаче в краткосрочную аренду уже в начале июня.
А она пока что спланировала только это экстренное собрание.
Нора прокашлялась.
– Я сделала распечатки с сайта, которым он собирается пользоваться, – объявила она, потянувшись к стопке бумаг на стиральной машине. Не самое духоподъемное решение использовать стиральную машину в качестве кафедры, но ситуация экстренная. – Как вы видите, минимальный срок аренды у них три дня, а максимальный – полтора месяца.
В этот момент Нора уловила, как постепенно побледнела Эмили, сжимая только что полученный листок. Эмили всегда была очень восприимчивой, склонной к переживаниям, но после небольшого инфаркта пару лет назад – он и стал причиной ее преждевременного ухода на пенсию – все обострилось, и это даже до смертей Нонны и Донни. Дважды в неделю Нора покидала рабочий стол, чтобы пообедать с Эмили; эту обязанность они чередовали с мистером и миссис Салас. Она считала, что Эмили надо обратиться к психотерапевту, но пока что все ненавязчивые советы Норы воспринимались в штыки.
– Три дня – это плохо, – сказал мистер Салас. – Это те, кто приезжает на выходные. Напакостят и уедут, а я сомневаюсь, что парень будет ухаживать за квартирой, будто это хороший отель.
Эмили передернуло, и Нора внутренне поморщилась оттого, что мистер Салас все усугубил, но он ведь был прав. Нора видела адрес отправителя на конверте. Уилл Стерлинг (и снова предательство: фамилия была не Пастернак! Зато у него было имя врача из сериала «Главная больница», что Нора нашла крайне оскорбительным) жил довольно далеко, в южной части города, и регулярные поездки сюда доставляли бы много хлопот, особенно учитывая его режим работы. Он мог или забросить квартиру, или нанять кого-то для поддержания порядка, а это значит больше людей, больше суеты.
Суета не в правилах этого дома. Или не была в них до недавнего времени.
– Нора, мы можем этому помешать? – спросила миссис Салас. – Изменить устав?
Нора, словно пристыженная, сглотнула. Если бы она лучше старалась, то изучила бы жилищный устав сразу после смерти Нонны. Она бы внимательнее отнеслась к тому, что, по сути, его не обновляли с тех пор, как Нонна попыталась перевести здание в кондоминиум. Она бы сделала всю необходимую уборку и ремонт, пока Донни был жив, чтобы не возникло таких ситуаций, как сейчас.
Но она не постаралась, в этом уж точно. Она разбиралась с переездом и работой, с документами на квартиру Нонны. Она скорбела.
Нора прочистила горло.
– Нет, не можем. Когда вы им занимались, то поставили условие, что любое решение, касающееся здания, должно приниматься единогласно всеми жильцами, без исключения.
Нора всегда любила это в истории дома – обещание, данное жильцами друг другу много лет назад, официальная печать, подтверждающая, что они стали друг другу семьей. А теперь – пока Уилл Стерлинг строит где-то там свои планы – Норе пришлось признать, что все это было, как сказала бы Нонна, очень некстати!
– И поэтому теперь нам нужен племянник Донни, – сказала миссис Салас, качая головой.
На несколько мгновений все затихли, и сердце Норы сжалось. Они были в шоке от случившегося: у Донни все это время был кто-то, о ком он ни разу никому из них не сказал. И это само по себе было похоже на предательство.
– Ужасный поступок с его стороны, – произнес Джона сурово, и Нора не сразу поняла, что он вовсе не о своем усопшем друге, – превратить эту квартиру в номер отеля.
Эмили всхлипнула, и Мэриан снова мягко похлопала ее по руке.
Миссис Салас спросила:
– Как он может так поступить с Донни?
Все затихли, в этот раз больше с грустью, нежели в удивлении, и Нору вдруг охватило желание заступиться за своих соседей, за Нонну и Донни. Если Уилл Стерлинг появится здесь еще на одно утро (Он сказал: «Увидимся!»), вот что она должна сказать ему. И вот за это она любила этот дом – за то, как люди, не связанные кровным родством, заботились друг о друге, словно семья.
Она уловила какую-то перемену, все разом подняли на нее взгляд, будто внезапно всерьез отнеслись к вопросу миссис Салас. И что это значило? Теперь было не важно, как именно предал ее Уилл Стерлинг, ради Нонны и всех соседей Нора обязана была пресечь его планы по сдаче квартиры в аренду. В конце концов, никто и глазом не моргнул, когда Нонна попросила Нору сменить ее. Никто не усомнился, потому что они доверяли Нонне и верили, очень верили в Нору.
Она выпрямилась, ободренная этой их верой.
Она со всем справится. Она обязана.
– Он не поступит так с Донни, – твердо произнесла она. – Я не позволю.
И тут она осознала, что на самом-то деле все смотрели не на нее.
– Здравствуйте, – сказал кто-то сзади.
? ? ?
Голос она узнала сразу.
Это было другое «здравствуйте», не мягкий осторожный вопрос с балкона Уилла – нет, Донни; она из принципа будет считать это балконом Донни. Это «здравствуйте» он произнес во весь голос, уверенно. Даже не обернувшись, она поняла: он улыбается. Или усмехается. Это «здравствуйте» говорило, что он стоял прямо там в тот момент, когда она необычайно уверенно заявила о его будущем в этом доме.
От этого «здравствуйте» она в ужасе обернулась.
На долю секунды, смущенная и ошеломленная, она приняла ту же позу, как когда уронила растение: замерла, как статуя, зажмурив глаза и задержав дыхание. Все настолько походило на то утро несколько дней назад, что ей пришлось напомнить себе, в чем разница: в прачечной пахло пылью, в руке она держала письмо, Бенни многозначительно, хотя и запоздало кашлянул, а еще она была полностью одета.
Она открыла глаза и повернулась к нему.
И… так.
Итак!
Он был выше и стройнее, чем казалось раньше, – ракурс, с которого она смотрела на него в первый раз, искажал пропорции. Лицом к лицу казалось, будто он заслонял собой весь коридор. Рельеф груди отчетливее виднелся под футболкой с длинными закатанными рукавами, и ни одной из рук он не схватился за неиспуганное сердце. Он держал их в карманах широких потускневших джинсов, все в положении его тела выдавало, что ему привычно и комфортно.
Нора решила, что он и правда усмехался, усмешка подходила его позе и ужасно хорошо выглядела на его все еще красивом лице: встрепанные, будто ветром, волосы, густые, темно-каштановые, дополняли темные брови и ресницы, за которые ей бы пришлось отдать минимум полторы сотни баксов в Sephora, потому что мир несправедлив к женщинам. Может, она бы заметила еще и цвет его глаз, но была слишком озабочена очередным предательством этой трансформации между балконом и прачечной.
На нем не было очков.
Очки очень ей понравились.
– Ты, – сказала она, не подумав, и лицо загорелось от того, как это прозвучало в ее же ушах: единственный слог выражал не столько презрение, сколько нанесенную боль и пронзительное разочарование. Письмо в руках тяжелело, казалось безразмерным.
Он не ответил, только усмешка поколебалась, Нора и сообразить ничего не успела, как он обошел ее, вытянув руку, на лице его появилась широкая, обезоруживающая, совершенно очаровательная улыбка, и она почти застонала, поняв: он точно знал, кому улыбаться, чтобы разрядить обстановку.
– Привет, – сказал он миссис Салас, протягивая руку. – Я Уилл Стерлинг.
– О боже, – ответила она, пожимая ее. Она обожала сериал «Главная больница».
– Вы, должно быть, слышали обо мне, – сказал он, стыдливо улыбаясь. Он как бы устремил всего себя к женщине: ссутулился, что, видимо, было для него естественно, его врачебная участливость напомнила ей о сиделках, которые ухаживали за Нонной в ее последние дни.
Когда он двинулся в сторону мистера Саласа, его поза одновременно осталась такой же и чуть изменилась; он сказал:
– Здравствуйте, я Уилл, – и так поднял брови на крепкое рукопожатие мистера Саласа, что тот и сам мог бы воскликнуть: «О боже!» – польщенный реакцией Уилла.
Норе пришлось сдерживаться, чтобы не закатить глаза.
Он направился к Мэриан с Эмили, и к Норе наконец вернулся голос.
– Я достаточно вас представила, передав содержание письма, – заявила она ледяным тоном, и ее голос прозвенел на весь подвал. Соседи как будто разом вспомнили себя и ее, очнувшись от чар новоприбывшего.
