– Николай Трофимыч? Жив-здоров! Сейчас на материке, у внуков гостит! Ему бы совсем уехать, а он ни в какую! Ну, что ж это мы с тобой рассусоливаем? Хороша я-то! Побегу! А ты сиди, вон телевизор гляди!
Она пропала из глаз, а Лиля снова в разные стороны покрутила ступнями. Ожог на самом деле сняло – не как рукой, а именно рукой! Таня его сняла.
Нагревшаяся в тепле чудодейственная мазь потихоньку начала пахнуть, и это оказался такой запах, что Лиля зажала ладонью рот, всерьез опасаясь, что ее вырвет.
Впрочем, дышать нужно было именно ртом, нос втягивал не воздух, а проклятый запах, и Лиля стала дышать ртом, старательно контролируя себя.
…Нельзя, чтоб вырвало, стыдно. Подумаешь, запах!.. Зато совсем не больно.
Через некоторое время она приспособилась – вдох ртом, выдох носом, – и вернувшиеся Лева с Таней застали ее с интересом читающей газету «Крайний Север», из которой она за это время узнала, что мэр Анадыря накануне встречал прилетевшего губернатора, что в Билибинском музее вновь открылся зал палеонтологии, что косторезы Уэлена принимают у себя эскимосов с Малого Диомида, в скобках было помечено – США, Лиля не поняла, при чем тут США. Еще была беседа с терапевтом Нечаевым о профилактике авитаминоза и большая статья об увеличении поголовья оленей в ванкаремской тундре. Оленеводов хвалили и поздравляли.
По телевизору все это время показывали веселый концерт. Девушки почти без одежды, но в разноцветных блестках встряхивали платиновыми волосами и силиконовыми грудями, юноши в прозрачных рубахах и атласных штанишках встряхивали волосами, смоляными и динамическими микрофонами. Смотреть и слушать все это было почему-то тошно, и Лиля не смотрела и не слушала.
– Знакомый до боли запах! – радостно вскричал Лева Кремер, появляясь на пороге, и зажал свой необыкновенный нос. – Таня, открой фортку немедленно, иначе я за себя не отвечаю! Лиля, касатик, как ваше ничего? Я таки не уследил, и произошла катастрофа! И не уговаривайте меня! Я знаю, что произошла!
Лиля засмеялась и отложила газету на страшно интересной статье о собачьих упряжках, решив, что потом непременно дочитает.
– А я сегодня слыха-ал! – Лева уселся напротив, быстро и внимательно оглядел Лилины ступни и погрозил ей длинным пальцем, как будто она что-то скрывала, а он ее раскусил. – А я слыха-ал!.. И даже сказал Николаю Юрьевичу, что та самая Лилия Молчанова из радио квартирует у меня на квартире. Очень милая девушка, очень, вот как я сказал Николаю.
– Мы там все прибрали. – Таня хлопотала возле плиты. – Вещички твои я в своей машине достираю, ты не беспокойся! И высушу, и выглажу!
– Ну что вы, это неудобно, спасибо вам большое.
– Неудобно, когда на ноги льется кипяток, вот это неудобно! Таня, где у нас виски, помнишь, в прошлом году Миша Касьяненко привез с материка? Мне просто необходимо для поправки нервов! Они в чудовищном состоянии! Фельдшер Щупакин в восемьдесят восьмом уверял меня, что нервные клетки не восстанавливаются, и был абсолютно прав! Нужно перестать нервничать и приспособиться, утверждал фельдшер Щупакин. Сам он совершенно приспособился, но в скором времени помер от белой горячки. Таня, ну, где тот виски, за который я только что говорил?!
– Сейчас, Левушка!
– Все хорошо? – вдруг спросил Лева у Лили и пристально посмотрел ей в лицо. – Или все плохо?
– Да нет, – сказала Лиля. Ей показалось, что спрашивает он вовсе не о потопе и стиральной машине. – Подумаешь, труба лопнула. Ничего особенного.
– Труба как раз и не думала лопать. Труба как раз стоит на своем законном месте как вкопанная! А сорвало окаянный шланг.
– Лева, я сколько раз говорила…
– Сколько раз ты говорила, столько раз я слышал!
– Они опять придут, тунеядцы эти, ты опять им будешь платить, а они…
– Таня, я уже встал на путь исправления. Ну, по одной!
Лева Кремер с силой выдохнул как полагается и одним глотком махнул из стакана виски, налитый Таней.
– И вам сегодня положено, – и он опять погрозил Лиле пальцем, – или вас всю ночь будет мутить от запаха этого треклятого жира, а оно вам надо? Что делать?! Чудесное средство, без него пропадешь! Но амбре, конечно… Хотя с другой стороны – и амбре!.. Идеал недостижим! Или да? Лечит, но воняет! А бывает и так, что не воняет, но и не лечит.
Лиля влила в себя виски. Горло обожгло, слезы выступили на глазах.
– Ну, ну. – Лева похлопал ее по плечу. – Таня, дай ребенку закусить или ребенок сделается пьяный, а мы за ним ответственные!
– Даю, даю!.. И супчику даю, и гуляшик, и вот здесь еще оленинка, жаренная с лучком! Левушка, ну что ты сидишь без дела! Налей девочке еще чуточку для аппетита!
…Часов в двенадцать совершенно разомлевшую, пригревшуюся и счастливую Лилю проводили спать. Пристраивая ее под роскошную пышнотелую перину, Таня приговаривала, что вот и слава богу, сейчас поспишь хорошо, а утром все пройдет, утро вечера, как водится, мудренее и еще что-то такое же бессмысленное и утешительное. Под периной было тепло, а это самое главное на побережье Мировой Арктики, всякий знает! Еще было сытно – хорошо поесть тоже очень важно на этом самом побережье, тут кофейком да сухариком не обойдешься, и терапевт Нечаев предупреждает об опасности авитаминоза, в тундре возросло поголовье оленей, а Олег Преображенцев просто дурак какой-то, хоть и учился у самого Абакумова…
Лиля проснулась, улыбаясь.
Сейчас она еще пять минут поваляется – больно уж хорошо валяться! – потом позавтракает как следует и на работу! Нужно посмотреть, что там за проблема у Преображенцева с фонотекой – как это группы «Мьюз» нет, помилуйте! А директору Роману, который притворяется матросом с парохода-угольщика, хотя никакой он не матрос, можно будет предложить одну интересную штуку – какую-нибудь часовую викторину. «Викторина» звучит ужасно скучно, а на самом деле должно быть весело! Задается тема, каждый день разная, придумывается вопрос, любой! То есть на самом деле любой – Лиля потянулась и закинула руки за голову – про французское кино, про собачьи упряжки или – вот, вот! – про вступление России в ВТО. Совершенно очевидно, что здесь никому нет дела до этого самого вступления, и можно спросить, почему нет, и это будет смешно и поучительно. Надо призы придумать за лучший ответ – допустим, самый остроумный или правильный, если нужно угадать фильм или саундтрек. Только не «пустышки» – годовую подписку на журнал «Мурзилка» или набор открыток, – а футболки, кружки, шапки, все исключительно с логотипом «Пурги». Под это дело можно будет договориться со спонсорами…
Тут вдруг раздался какой-то странный звук, совершенно посторонний. Лиля вынырнула из перины и посмотрела по сторонам. Ничего такого постороннего – комната с полированным сервантом, в серванте всякие штучки, полированным гардеробом и полированным комодом, а также двумя креслами, вовсе не полированными, а плюшевыми, и коврами не только на полу, но и на стенах. Звук повторился, и Лиля решила не обращать внимания.
Должно быть, где-то там, у Тани с Левой, звонит телефон.
…Значит, договориться со спонсорами и заранее освещать мероприятия, о которых вчера говорил директор, – гонки на собаках, фестивали коренных народов, и не просто освещать, а готовить к ним аудиторию, заранее формировать интерес, а для этого надо придумать, что именно отличает, допустим, гонку именно в этом году…
Телефон?! Телефон?!
Лиля вскочила, кинулась, роняя со стула аккуратно сложенные вещи, путаясь и выворачивая карманы, выхватила мобильный. Господи помилуй, он и вправду звонит!
– Молчанова, привет, – сказал в трубке любимый, прекрасный, сказочный голос с другой планеты. – Ну чего? Как аборигены? Аборигенствуют?
– Кирилл! – Лиля села в перину, ноги подкосились. – Как я рада тебя слышать, если бы ты только знал! Наконец-то…
– Ну? Время идет, работа стоит?.. Или как?
– Кирилл! – закричала Лиля, изо всех сил сжимая мобильный, в страхе, что он исчезнет вместе с трубкой. – Тут пурга, самолеты не летают! И связи нет! Не было! Слышишь?! Какое счастье, что ты дозвонился! Я сто раз звонила и ничего…
– Я и не дозванивался, – весело объявил мужчина ее жизни с другой планеты. – Я просто позвонил, и готово. Вечно у тебя какие-то сложности, Молчанова! Вот чего я не люблю, так это метаний твоих! Просто терпеть не могу! Ты к губернатору сходила?
Лиля не поняла ничего про губернатора. Ей столько нужно ему рассказать! И про дядю Колю Вуквукая, и про сопки, и про «Пургу» – ту, что радио, и ту, которая за окнами! – и про лиман, и про…
– Ты первым делом должна была сходить! – Голос сделался недовольным, за ним в отдалении слышался шум, похожий на ресторанный. – Ну что ты, ей-богу! Я же тебе бумажку специальную дал! А ее один сенатор подписал! Он теперь звонит, спрашивает, как тебя губернатор принял, а я ни ухом ни рылом! Ты была у него или нет?
– Где была?! Кирилл, поговори со мной! Я тут совсем одна, и связи нет, я дозвониться не могу! Кирилл, ты слышишь меня?! Я хочу улететь, как только самолет придет, но тут никто не знает, когда он будет!
Мужчина ее жизни помолчал секунду.
– Значит, так, Лиль. У тебя командировка, или ты не в курсе? Ты можешь хоть когда вернуться, за последствия я не отвечаю. Прикрывать тебя я не собираюсь. Мы с тобой, конечно, прекрасно проводили время, но ты сотрудник холдинга, как и я. Хочешь проблем, возвращайся, ради бога!
Лиля слушала, и сердце у нее холодело. А может, и не сердце. Может, она сама замерзала. В комнате было холодно. Все же пурга за окнами – не только на радио!
– Это все не мое дело. А мое дело следующее. У тебя бумажка есть, подписанная Никольским, сенатором. Я у него накануне твоего отъезда интервью брал, ну, и сказал, что от нас человек в Анадырь летит. Он бумажку дал к губернатору. Сегодня его помощник звонил, спрашивал, как тебя приняли. А я не в теме. Ты была у губернатора?
– Нет.
– Ну молодец, Молчанова! Как всегда. Значит, сходишь к нему, отдашь эту бумажку, если ты ее еще не посеяла… не посеяла, Молчанова?
– Нет.
– И мне отзвонишь. Хоть что-нибудь уже сделай, а? Выйди из комы!
– Хорошо.
– Все, давай, целую. Пока.
Цифровая абракадабра на экране погасла, и выплыло загорелое, улыбающееся, любимое лицо. Лиля посмотрела на него.
… Разве сейчас он звонил? Вот именно этот человек, который так улыбается ей?! Который спал с ней, и просыпался с ней, и целовал так, что в голове становилось горячо, темно и пусто?!
Что там случилось, на той планете, где остались Москва и Кирилл? Что-то ведь случилось! Лиля улетела на звездолете в иные миры, а в ее мире, который она знала, понимала и так любила, произошла катастрофа. Он то ли перевернулся, то ли отсюда, с этой планеты, кажется, что он перевернут, и Кирилл – вовсе не Кирилл?..
Картинка исчезла, канула в черноту экрана. Тут Лиле очень захотелось нажать кнопку, вызвать его из черноты и снова посмотреть, подольше, получше, чтобы убедиться, что это Кирилл и он вовсе не перевернулся! И весь ее мир цел, невредим и по-прежнему прекрасно существует.
Она помедлила немного и отложила телефон.
Губернатор, значит? Хорошо, пусть будет губернатор, если в том мире это важно.
И Лиля решительно стала одеваться.
Кажется, Таня караулила под дверью, потому что, как только Лиля задвигалась, она постучала, зашла и сразу же весело захлопотала, стала подталкивать квартирантку в ванную, уверяя, что все утро набирает для нее воду, и повесила чистые полотенца, и пусть Лиля ничего не стесняется, потому что Лева уже давно уехал, и ей никто не помешает, и у них-то самая настоящая ванна, а в Лилиной квартирке только душик, и вот всякие шампуни, Наташка с материка присылает, а потом позавтракать надо обязательно, как же не завтракавши на целый день идти в такую метель, хотя первая метель долгой не бывает, однако ж сегодня подувает посильнее вчерашнего.
В крохотной ванной все заволокло паром, вода, хоть и желтоватая, была упоительно, сладостно горячей, и Лиля напустила пены побольше, чтоб не видеть, что она желтоватая.
В этой самой горячей воде, в крохотной ванной, где висели чужие полотенца и халаты, один в другом стояли под раковиной чужие пластмассовые тазы, а на запотевшей полочке теснились чужие банки и склянки, Лилина жизнь совершенно наладилась. Намыливая голову Таниным шампунем, она даже запела – «просто пока, пока, и молча пойду я вниз по лестнице, может, когда-нибудь…» – и с удовольствием лила себе в лицо тундровую воду, и грелась, и снова намыливала, и вылезла с большой неохотой, да и то только потому, что дальше сидеть в кипятке стало никак невозможно.
Когда она открыла дверь, из ванной в коридор клубами повалил пар, как из бани на морозе, и Таня закричала с кухни, что кофе стынет.
За завтраком – блины, большая миска красной икры и поменьше со сметаной – Лиля наконец-то перевела часы на анадырское время и спросила, как ей найти губернатора.
– Как его найти? – удивилась Таня. – А я и не знаю. Может, у Левы спросить? Может, он знает? Как приедет, мы его…
– А есть что-нибудь такое? – Лиля покрутила в воздухе свернутым блинчиком, показывая, какое именно. – Администрация или мэрия?
– А это есть, пожалуйста, это сколько угодно. Мэрия сразу за той гостиницей, за «Чукоткой», только по левую руку, а администрация – это почти на холме, далеко!
Лиля улыбнулась. В Анадыре на самом деле все очень близко, рукой подать, удивительно даже.
– А губернатор где принимает? В администрации, наверное! – Она свернула еще один блинчик, старательно уложив в него, как в конверт, икры побольше. – Мне бы в приемную бумажку из Москвы передать.
– Вот не знаю я, где он принимает. Я никогда в жизни ничего ему не передавала! – Таня улыбнулась. – Лева приедет, мы у него спросим. Ноги-то как? Ничего?
– Я про них и забыла, – удивилась Лиля и заглянула под стол, чтобы посмотреть. Ноги как ноги, самые обыкновенные.
– Ты пей спокойно, не торопись, все равно пешком я тебя не пущу, говорю, дует сильно, а Лева еще с утра уехал.
Лиля вспомнила, как вчера в подъезде радио «Пурга» держалась двумя руками за батарею не в силах отдышаться, уверенная, что на самом деле едва избежала смерти.
…Н-да. Пешком действительно не дойти. Позвонить Олегу Преображенцеву, попросить заехать? У них тут все как-то очень просто, необъяснимо просто! Можно попросить – и за тобой заедут. Можно попросить – и дадут поесть. А можно ничего не просить – и получишь почти новую юкагирскую кухлянку, потому что в декольте и лакированных штиблетах пропадешь.
И Лиля позвонила Алене Долинской.
Преображенцев… ну его. В общем, не стала Лиля ему звонить.
Алена так обрадовалась, как будто сидела и ждала, когда же наконец Лиля позвонит и о чем-нибудь ее попросит, и заняться ей было совершенно нечем, а тут, слава богу, занятие нашлось. Она сказала, что, конечно, конечно же, заедет и в администрацию подвезет.
– Только оденься по-человечески! – вслед Лиле крикнула Таня. – У тебя ж и торбаса, и шуба, все есть! Слышишь?!
Лиля сказала, что слышит, и, отдуваясь и переваливаясь, как Винни Пух после обеда у Кролика, забралась на свой третий этаж.
Все последствия вчерашнего потопа оказались ликвидированы, как и не было его, и в крохотной выстуженной квартирке стало как будто теплее. Это потому, что Таня включила обогреватели – когда успела? Утром, наверное. Она как-то все успевает, эта самая Таня, удивительно дело.
Лиля натянула торбаса – все-таки правый давит, но какая теперь разница, – разыскала в сумке листочек в файловой папке, тот самый, о котором так пекся Кирилл. Листочек, изрядно помятый, на самом деле был подписан каким-то сенатором, Лиля посмотрела. Подпись и сенатор значили для Кирилла гораздо больше, чем пурга, которая пришла с Ледовитого океана, кипяток на полу, чужие люди, с которыми теперь живет его Лиля и будет жить, пока не «придет борт»!
Так уж получилось.
На площадке закричали:
– Лиля! Лиль!
Она подбежала и толкнула дверь:
– Я здесь!
– Привет! – Алена, румяная с улицы, в тулупе и высоких сапогах, отряхивала с капюшона снег. Завидев Лилю, перестала отряхивать, протопала прямиком к ней и смачно поцеловала в щеку, как будто давно не видела близкого и любимого человека. – А я знаю, что вроде ты здесь где-то, а квартиры-то и не знаю!
– Заходи!.. Хочешь кофе? Нет у меня никакого кофе. У меня вообще ничего нет.
– Да купить надо, и вся недолга. Потом к Тоне с Сережей заедем, все купим, чего там тебе надо.
– Кто такие Тоня с Сережей?
Алена махнула рукой.
– Хорошие ребята. У них два больших магазина и одна лавочка маленькая. Можно и в супермаркет, – это слово Алена выговорила с некоторым уважением, – однако дорого больно и бестолково. А эти ребята молодцы, стараются только свежее возить. Ну, насколько это возможно! Сережка прошлую зиму в тундре едва не замерз. Честно. Он в какой-то поселок по зимнику пошел, ну, и попал в пургу. До Анадыря километров тридцать не дотянул.
– Что значит «пошел»? – Лиля еще раз проверила заветный листочек в сумке, подумала, побежала в комнату, произвела раскопки в так и не разобранном чемодане и достала меховой шарф, который Кирилл под хорошее настроение купил ей в крохотном дорогущем бутике на Петровке. – Пешком, что ли, он пошел?
Алена засмеялась, как будто Лиля удачно и свежо пошутила.
– На вездеходе пошел! «Пешком!» Он в поселок продукты повез. На вездеходе! И запурговал. Но ничего, продержался, а потом, когда улеглось немного и наши подоспели, вытащили его. Тут ведь все от водителя зависит и от машины его. Если водитель не бестолочь последняя и машина нормальная, шансы есть. А тебе в администрацию зачем?
– Да из Москвы сегодня дозвонились…
– Ну?! Связь появилась?!
– Просили передать. – Лиля не стала говорить «бумажку» и сказала «документы», чтоб посолидней.
– А кому передать-то?
