Акулина Вольских "Мэтт. Часть 1"

Когда Сэм приехал на выходные, я старался продемонстрировать ему все свои умения и за пару дней впитать всё, чему он мог меня научить. Сэмюэль довольно кивал.

Изменений в моей жизни было достаточно, но кое-что осталось прежним. А именно – конфликт с тем самым Праймом из-за которого я от страха пырнул ножом отчима. Говнюк продолжил нападки, невзирая на то, что нас развели по разным классам и теперь я был не один. Малкольм вместе со мной боролся с гаденышем и его шайкой. Мы дрались почти каждую неделю. В скором времени, к нам присоединились и другие. Теперь школа разделилась на два лагеря. Первый, как и прежде, возглавлял Чарли. А второй каким-то неожиданным образом, выбрал предводителем меня.

С тех пор полы в коридоре, ведущем в кабинет директора, не успевали лакировать. Новые синяки на лицах и ссадины на костяшках накладывались на предыдущие. Конфликт разгорался, рискуя перерасти в массовые беспорядки.

Джой скрипела зубами, ворчала себе под нос и гремела посудой в раковине после каждого такого случая. Я же, в свою очередь, уже не пытался объяснить ей причины своих поступков. Уходил к себе в комнату и лупил грушу с ещё большим остервенением.

Я злился на Прайма и его банду. Злился на несправедливость. Прайм тоже был зол и продолжал донимать меня и остальных. Взаимное недовольство и стычки продолжались, становясь всё более свирепыми. К концу зимы драки случались почти каждый день. И если поначалу мы ограничивались парой тычков и расходились, то теперь накал усиливался. В один из таких дней, точка невозврата была достигнута.

– Эй, Уайт! – крикнул белобрысый из кучки десятилеток. – Новые джинсы?

Я повернул голову, сжал зубы и одним взглядом старался передать всю ненависть к Прайму. Он усмехнулся. Стайка гиен гнусно захихикала, подбадривая.

– Где в ваших трущобах появилась помойка, куда выбрасывают новые вещи?

Не останавливаясь, бросил в его сторону:

– Скажу, если узнаю. Может себе что подберешь. А-то одеваешься, как пидор.

Прайм прикрыл рот, выгнул вниз уголки губ и мотнул подбородком.

– Надо будет сказать отцу, чтобы проверил магазин. Не мать ли твоя утащила? – гадко хмыкнул он.

Компания оценила его выпад, отозвалась смешками и тут же расступилась, завидев меня.

Ощущая, как каждую клетку моего тела заполняет злость, я с разбегу зарядил правой рукой в челюсть Чарли. Он стукнулся затылком об шкафчик, собрался и предпринял попытку ответить.

– Правда глаза колет, Уайт? – он толкнул меня руками в грудь. – Сложно быть сыном воровки?

– Заткнись! – я снова кинулся в атаку.

Ученики школы образовали круг, в центре которого мутузили друг друга двое. Прайм был чуть выше меня, много крепче. Но в одном он явно уступал – в ярости.

Злость бушевала во мне сильнее, чем когда-либо. Периферическое зрение отключилось, и теперь я видел перед собой только розовую, откормленную физиономию Прайма. Лицо его растянулось в оскале, и он замахнулся. В последний момент я отклонился, избежав удара. Чарли шмыгнул носом, снова нападал, сыпал оскорблениями, проходился в очередной раз по цвету кожи, происхождению, материальному положению. Чем больше он говорил, тем свирепее становился я, окончательно теряя контроль над своими эмоциями. Лупил кулаками, собирая удары в ответ. Один такой пришёлся в цель. Тупая боль пронзила левую часть лица, челюсть тут же заныла. Я пошатнулся. Прайм сплюнул на пол, довольный своим успехом.

– Выродок из гетто не умеет драться! – смеялся он, и толпа ему вторила. – Ты – слабак, Уайт! Чёртов слабак!

Перед глазами пронеслось интервью Джеймса Тони, в котором он оскорблял Роя. А потом кадры из видеозаписи их боя.

Будто почувствовав второе дыхание, я сжал кулак, резво шагнул к задире и вмазал левым хуком по корпусу. Ударил правой. Снова левой. Улыбка с лица Чарли стыдливо сползла, и теперь он отступал назад, прикрывая локтями туловище. Я всё сильнее напирал, оттеснял его к шкафчикам на противоположной стороне. Толпа зевак не препятствовала, расступилась, с интересом ожидая финала.

Прайм уже не пытался нападать или огрызаться. Все его усилия теперь были направлены только на защиту. По сути, я уже был победителем и мог остановиться, прекратить. Чарли сдался, как только его лопатки коснулись железной дверцы. Но всё сказанное им ранее, теперь воздавалось сполна.

Окончательно слетев с катушек от злости, я пробил левый джеб, следом правый кросс в лицо Прайма и остановился, только когда услышал хруст, нос парня принял неестественную форму, а на школьной рубашке расплылось ярко-красное пятно.

Глава 8. «Недопонимание»

Возможно, вся ситуация и закончилась бы как обычно, если бы под финальный гонг в коридор не вышел школьный инспектор.

– Уайт! – гаркнул он так, что все присутствующие разом замолчали и обернулись.

Мужчина зашагал к нам. В воцарившейся тишине даже звук его шагов звучал угрожающе.

– Прайм! В медпункт. А ты, – он ткнул пальцем мне в грудь. – В мой кабинет.

Он развернулся спиной, и мне ничего не оставалось, как под встревоженный шёпот одноклассников проследовать за ним.

Длинный язык Прайма, приведший впоследствии к его же сломанному носу, поставил на уши всю школу. Наконец, администрация обратила внимание на разросшийся конфликт со всей серьёзностью.

Несложно догадаться, как проходили разбирательства. Прайм выл, причитал и шмыгал опухшим клювом, обвиняя во всех бедах меня. Я только молча ухмылялся, понимая, что говорить что-либо в своё оправдание не имеет смысла. Отец несчастного орал, как ненормальный. На меня, Джой, директора, сына – на всех подряд. Называл школу притоном для отморозков, маргинальной дырой. Директор в процессе разбирательств почти всё время отмалчивался и кивал, то и дело вытирая платком испарину со лба и бросая на меня укоризненные взгляды.

Джой злилась. Она пыталась что-то возразить в самом начале, но, задавленная криком, притихла и, кажется, посерела.

Отец Прайма требовал моего исключения, но, поскольку эта школа была единственной в нашем районе, об этом не могло быть и речи. Когда встал вопрос о переводе на домашнее обучение, в спор-таки вступила Джой. С несвойственной ей бойкостью, она обозначала свою, а заодно и мою, позицию, приводя здравые аргументы. Когда она закончила, ни директор, ни разгневанный папаша не нашлись, что возразить. Таким образом, для меня всё осталось по-прежнему. С той лишь разницей, что теперь за мной наблюдали похлеще, чем за заключёнными Алькатраса.

Прайм тоже остался в школе. Опасливо косился на меня, избегал стачек и всё больше молчал. И всё же, обилие яда в детском организме иногда брало верх над инстинктом самосохранения, и он снова налетал на меня.

Джой все-таки уволили. Она устроила дома такой скандал, что даже звуки музыки и крики детей из соседних квартир робко стихли. Мать кричала, плакала, бросала вещи. Столько бранных слов, как тогда, я от неё в свой адрес ещё не слышал. Она кричала о том, что я изгадил ей жизнь одним своим рождением и продолжаю портить всё, чего касаюсь, как и мой отец. Что я сам виноват во всех конфликтах с одноклассниками. Я и мой упертый характер. Если там, в кабинете директора, она отстаивала мои права, то сейчас собственноручно закапывала и меня, и те последние крохи доверия и любви, которые были во мне. Молча, сжав зубы, я выдержал эту истерику и ушёл к себе.

Слова Джека о том, чтобы я поговорил с ней, сейчас звучали смешно. Бессмысленно было объяснять мою позицию человеку, для которого я в принципе не могу быть прав. От обиды, злости, в горле встал ком. В носу защекотало от непрошеных слез. Чтобы не дать себе шанса на слабость, схватил перчатки и принялся избивать грушу. Ссадины на костяшках болели, но я не замечал эту боль. Гораздо сильнее её была та, что поедала душу. Набрасывалась, как голодная пантера, и рвала на части то светлое, что до этого дня удавалось хранить внутри себя.

Один. В городе, где живёт несколько тысяч человек, я чувствовал себя тотально одиноким. И пусть теперь в школе не каждый решился бы встать против меня, легче от этого не становилось.

Было и ещё кое-что. На следующий день после драки, Прайм растрезвонил о случившемся на весь город. Меня и Джой вызвали в участок, и молодой шериф разнёс сперва меня, а потом и мать. Обещал лично присматривать и пророчил мне будущее за решёткой.

Узнал об этом и Джек. Дня через три после инцидента, я пришёл на ферму, уже понимая, что отвертеться от разговора мне не удастся. Но, к моему удивлению, встречать меня вышел Сэм. От его привычной веселости не осталось и следа. Он махнул мне рукой и повёл в амбар. Встал рядом с подвешенным на крюке снарядом, сложил на груди руки.

– Я не буду спрашивать тебя о причинах, – строго начал он. – Думаю, этот нытик заслужил трёпку. Так?

Я кивнул, радуясь, что хотя бы в этом месте моя точка зрения имеет вес.

– Но я зол, Мэтт. Чертовски зол. И знаешь, почему? – он сделал паузу. – Я злюсь, потому что ты потерял контроль над собой. А этого делать нельзя. Никогда.

Сэмюэль подошёл ближе. Заглянул мне в лицо, и в его глазах помимо злости я разглядел волнение.

– Ты понимаешь, о чем я говорю? Понимаешь?

Я молча смотрел на него, ощущая, как он вдавливает меня в пол одним взглядом.

– Ты – боец, Мэтт. И, помимо того, что это звание влечёт за собой ответственность, есть ещё одна важная вещь. Злость – это твой союзник. Она даёт тебе силу, мощь. Я это вижу. Но только тогда, когда ты контролируешь её, когда умеешь управлять ею. Если ты теряешь контроль, тогда она начинает управлять тобой. Становится твоим врагом. Она делает тебя слабым, уязвимым. Контроль, Мэтт! Всегда! Даже когда хочешь крушить всё вокруг, не теряй контроль! Ты понял?

Смиренно кивнув, я опустил голову. Сэм похлопал меня по плечу.

– Идём в дом, – произнёс он мягче. – И скажи спасибо, что я отговорил отца проводить с тобой воспитательную беседу.

Мы обогнули дом, прошли мимо конуры Брайта, который только равнодушно шевельнул ухом и остался лежать.

– Мужчина должен уметь защищать свою честь, – продолжил Сэм. – Свою и своих близких. Но делать это надо осознанно. И распускать руки только тогда, когда слова бессильны.

Уже в доме Джек бросил на меня пару недовольных взглядов, но, видя, как легко ведёт себя Сэм, смягчился и сам. Я же снова ловил сладкое чувство причастности к чему-то значимому, ощущал себя деталью этого маленького мира.

С этого дня мой собственный мир разделился на две половины. Первой из них для меня теперь был Джек и его сын. Уроки бокса, тёплое, дружеское общение, взаимная забота, интерес – всё это настолько не вписывалось в прежнюю картину жизни, что теперь, прорываясь сквозь костяной щит к центру груди, надёжно поселилось в сердце.

Второй частью остался родной район, мама, школа и связанные с ними дрязги. Единственным лучом света в этом непроглядном мраке был Малкольм. Но даже от него, лучшего друга, я жадно таил тот хрупкий оплот любви и спокойствия, подаренный мне Джеком и его семьёй.

Жить с Джой стало ещё сложнее. Теперь вместо равнодушия я ежедневно получал упрёки и тычки. Она огрызалась по любому поводу, стоило мне войти в двери квартиры, и продолжала до тех пор, пока я не уходил. Бить меня она не смела, но слова её ранили почище оплеух.

Чарли Прайм продержался в школе до окончания учебного года и перевёлся. Появилась надежда, что школа перестанет быть полем боя и начнёт, наконец, походить на образовательное учреждение.

Два летних месяца я снова провёл на ферме, изредка появляясь дома. Раза два или три забегал на несколько минут, скорее для того, чтобы Джой не подала в розыск.

Сэм, как и в прошлом году, тренировал меня в амбаре. Теперь задания стали сложнее, а требования возросли. Пару раз Сэмюэль даже устроил мне спарринг, договорился с местной школой бокса, и меня поставили против парня, который занимался много дольше меня. Конечно, я проиграл. Злился и скрипел зубами, рывком снимая перчатки. Но после того как Сэм рассказал мне об ошибках, обозначил сильные стороны, стало понятно, над чем нам надо работать. И мы работали.

К началу сентября я возвращался домой обновлённым. Мне хотелось верить, что теперь обновится и моя жизнь, что в её палитре появятся другие краски, кроме серой. Шёл и верил в то, о чем мечтал. Но мечты разбились о суровую стену реальности так быстро, что даже мушки замелькали перед глазами.

Открыв дверь квартиры матери, я тут уже увидел на полу возле обувной полки знакомую сумку. В конце коридора показался её владелец в домашних тапках. Майк скривился и крикнул в сторону кухни:

– Эй, Джой. Твой щенок явился.

Глава 9. «Привычки»

Признаться, в первую секунду меня это здорово испугало. Последний раз я видел Майка, когда он стонал после ранения ножом. Невольно перевёл взгляд на его предплечье, которое теперь было украшено бледно-розовым шрамом. Майк проследил за моим взглядом, опустил рукав футболки, будто стыдясь, и молча ушёл в кухню.

Я выдохнул. Сжатая в груди пружина медленно распрямлялась. Если бы Майк снова решил продемонстрировать своё превосходство в силе, мне бы пришлось несладко. В прошлый раз отчаяние и страх вынудили меня взять в руки нож, но сейчас я бы едва ли смог это повторить. Да и не хотелось.

Джой выглянула в прихожую, наградила меня равнодушным взглядом и, вслед за отчимом, ушла вглубь квартиры. А я буквально почувствовал между лопатками холодный клинок, воткнутый матерью.

Теперь в квартире нас жило трое. Три озлобленных и недовольных человека. Разумеется, спокойствие Майка было недолгим. Стоило мне хоть в чём-то проштрафиться, как он начинал играть роль родителя. Только в его представлении отец выглядел как деспот с покрасневшими от ярости глазами и сжатыми кулаками. Он ненавидел во мне буквально всё, как и я в нём. Но, увидев однажды мои занятия, видимо, о чём-то задумался, и предпочитал ограничиваться устными перебранками. За год его отсутствия я вытянулся почти на полфута, заметно окреп и уже не походил на того сопляка, который в панике смотрел на него с ножом в руке. Джой демонстративно игнорировала наши перебранки, закатывала глаза, трепала рукой волосы и уходила.

По силе духа, думаю, я был сильнее этого взрослого мужчины. Оттого он бесился ещё больше, нередко вымещая агрессию на Джой. Правда, только словесно. Видимо, остатки сохранившегося в нём достоинства не позволяли поднять руку на женщину.

Безденежье, неприятности в школе, тяготы жизни в гетто – всё это усугубляло и без того шаткий мир в нашей семье. Потому ссоры, переходящие в скандалы, случались чуть ли не каждый день.

Я привыкал. Бесился, но привыкал. Прятался на ферме Джека, но не от страха, а в малодушной попытке сбежать из этого ада, не слушать крики и упрёки. Убегал вместе с Малкольмом и бродил по улицам до темноты, ждал, пока ругань дома не стихнет. Наставления Сэма по поводу контроля над собственной злобой, удавалось выполнять с трудом.

К слову о Сэме. К середине осени он ошарашил меня новостью, что уладил вопрос с моими тренировками. Договорился с одним из тренеров в местной спортивной школе, чтобы меня взяли бесплатно по якобы какой-то там программе для детей из малообеспеченных семей. Думаю, не было никакой программы. Скорее всего, дело было в широких связях Сэмюэля в мире спорта. Но я был ему благодарен. Трижды в неделю приходил в зал и занимался с ещё большим усердием, желая хотя бы так отблагодарить его за заботу. Теперь у меня были и спарринги, в которых не сразу, но я всё же начал одерживать верх. Азарт и драйв растекались по телу сладким, горячим сиропом, а я шаг за шагом приближался к мечте.

***

Генетика отца взяла верх, и к пятнадцати годам мой рост перевалил за шесть футов. Теперь на Майка я смотрел уже не снизу. Майк же, по мере моего взросления и укрепления бойцовских качеств, задевал меня меньше. А вот Джой доставалось по полной. Я стискивал зубы до хруста, не понимая причин, по которым она продолжала терпеть этого подонка рядом с собой. Если сначала Майк был добытчиком, то после сокращения с завода, он около полугода болтался по дому без дела, продолжая корчить из себя не пойми кого.

Джек и его ферма никуда не ушли из моей жизни. Я бывал там почти каждый день, разговаривал с Джеком на самые разные темы и помогал ему по хозяйству. Он многому научил меня. С его помощью я освоил столярное мастерство, разбирался в электрике, стал неплохим автомехаником, что помогло мне устроиться помощником в мастерскую неподалёку от дома. Теперь от матери я практически не зависел.

1 октября 2005 года я шёл к Джеку в приподнятом настроении. Сегодня должен был состояться очередной бой нашего с Сэмом любимого боксёра. Со времени знакомства с Сэмюэлем я, как и он, не пропустили ни одного боя. Сэм старался приехать к отцу на самые грандиозные поединки, и все втроём мы садились перед телевизором в гостиной Джека, наблюдая за сумасшедшей техникой Роя.

За пару лет до этого дня, состоялся бой Роя Джонса с Джоном Руисом, о котором когда-то на кухне спорили Сэмюэль и Джек. Конечно, никто из нас не мог этого пропустить. К тому же, схватка между отцом и сыном не уступала той, что была на экране.

– Смотри, смотри, – хохотал Джек. – Сейчас твоего Роя по стенке размажут.

Сэм натурально сердился, дергался и от нервов потирал ладони, будто это он стоял сейчас на ринге.

– Рано радуешься. Я тебе говорил о Руисе. У него нет шансов.

– Есть, и ещё какие. Джонс ему даже в весе уступает.

– Руиса это не спасёт, уж поверь. Рой – лучший. Правда, Мэтт?

Я отбил «пять» и уставился в экран.

Прогноз Сэма тогда сбылся. Ни рост, ни вес, ни длина рук Руиса не помогли ему побороть Роя в скорости и непредсказуемости ударов. Когда рефери поднял руку Роя вверх, мы с Сэмом загудели, как шальные. Джек только качнул головой, насупился и молча смотрел на нас со скрещенными на груди руками.

Подходя к дому, я потрепал по голове подросшего пса.

– Привет, Брайт. Привет, дружище.

Четырехлапый радостно вилял хвостом и тыкался мокрым носом в мою ладонь. Свой. Здесь я был свой.

Войдя в дом, поздоровался за руку с Сэмом, его отцом и плюхнулся в центр дивана. Мужчины уселись по обе стороны от меня, вытащили из ящика на столе по банке пива. Потянулся и я, за что тут же получил по рукам.

– А ты куда? – возмутился Джек. – Ещё не хватало, чтобы в моём доме несовершеннолетние употребляли алкоголь! Да ещё и спортсмен!

– Эй, я уже не ребёнок! – сердился я. – И Сэм тоже спортсмен! Почему ему можно?

Сэмюэль усмехнулся, отпил из банки и ткнул в меня пальцем.

– Да, но не у меня завтра бой.

– Да идите вы, – я обиженно облокотился на спинку, а Джек поднялся, ушёл в кухню и принёс мне банку колы.

– Держи. Если уж хочешь испоганить себе здоровье, то хотя бы так.

Как и моя борьба за самостоятельность, бой на экране закончился поражением. Антонио Тарвер выиграл поединок, а настроение скатилось ниже некуда.

В отличие от Роя, мой бой на ринге принёс мне победу. Сэм радовался, и я вместе с ним. Джек устроил праздник, заказал пиццу и от нахлынувших эмоций даже разрешил Брайту забраться на диван вместе с лапами. Маленькая утопия. Островок радости и счастья.

***

Зима выдалась на редкость снежной и холодной. Пробираться пешком каждый раз по нерасчищенным дорогам к ферме было непросто. Поэтому визиты стали редкими. Джек не обижался, отмахивался, говоря, что помощь ему сейчас не требуется, а у меня появилась возможность проводить дни на своё усмотрение. Не то чтобы до этого фермер меня ограничивал, но даже несмотря на тёплое отношение к нему, я не преминул провести время в кругу сверстников.

В компании Малкольма и ещё нескольких парней из школы я проводил вечера. Мы торчали на улице возле крыльца, общались, иногда ссорились с такой же компанией подростков с соседней улицы.