– Вот, посмотрите, – произнес он. – Это Левант – старинные земли, которые переходили от одних завоевателей к другим. Места сии издревле были хорошо известны французам. Многие крестоносцы, обосновавшиеся здесь, были родом из королевств и графств, входящих ныне в состав Французской республики. Ну, а в начале шестнадцатого века французские короли заключили фактический союз с турецкими султанами. Общим врагом и Стамбула, и Парижа была Вена. При этом французских королей ничуть не смущало то, что они – католики – сражались вместе с мусульманами против таких же католиков-австрийцев. Французские купцы получили от мамлюков, правивших в Египте, немалые льготы и преференции.
– Особенно тесные связи, – добавил я, – между Францией и Османской империей возникли в годы правления в Стамбуле султана Сулеймана Великолепного. Дело доходило до того, что эскадры знаменитого османского пирата Хайреддина Барбароссы базировались в средиземноморских портах Франции – Тулоне и Марселе.
– Да, я читал об этом, – кивнул Кутузов. – Зная это, легко понять, почему Бонапарт отправился в Египет. У французов осталось немало друзей среди влиятельных людей в Леванте.
– Михаил Илларионович, – улыбнулся я, – что касается Наполеона, то он мог бы гораздо раньше оказаться на Востоке. Вам, наверное, известно, что в 1795 году экстраординарный французский посланник Раймон де Вернинак-Сен-Мор попытался заключить договор о союзе с турецким султаном Селимом III. Молодой артиллерийский офицер по имени Наполеон Бонапарт также должен был быть отправлен в Константинополь в 1795 году для помощи в реорганизации османской артиллерии. Он туда не поехал лишь потому, что всего за несколько дней до того, как ему предстояло отправиться на Ближний Восток, он доказал, что может быть полезен Директории, расстреляв картечью взбунтовавшуюся в Париже толпу. Его оставили во Франции.
– Я слышал об этом, – Кутузов протер платочком слезящийся правый глаз. – Правда, я был в Константинополе тремя годами ранее и не мог быть знакомым с месье де Вернинак-Сен-Мором. Но, Василий Васильевич, давайте вернемся к теме. Как бы то ни было, но влияние французов в Леванте не может заменить им войска. А остатки египетской армии Бонапарта в Египте окружены превосходящими силами турок и англичан. Они страдают от нехватки боеприпасов и снаряжения и готовы капитулировать.
– Может быть, может быть, – ответил я. – Но то, что не удалось генералу Бонапарту, возможно, удастся Первому консулу Франции Наполеону Бонапарту. Не забывайте, Михаил Илларионович, что у нас есть прекрасный плацдарм на Средиземном море, откуда можно начать новую кампанию в Леванте.
– Вы имеете в виду Ионические острова? – осторожно поинтересовался Кутузов. – Я тоже думал об этом. Действительно, оттуда можно действовать против турок и англичан, используя корабли греков, которые чувствуют себя как дома среди островов восточной части Средиземного моря. А что думает по этому поводу Бонапарт?
– Он придерживается того же мнения. Кроме того, Бонапарт решил возобновить свои связи среди османской знати. Он хочет замириться с султаном Селимом. Думаю, что ему это удастся. Ведь в нашей истории нечто подобное произошло в 1805 году, когда Франция и Турция подписали союзный договор, направленный против Англии и России. В нынешней ситуации турки могут пойти на союз с Францией и нами, если мы предложим им некую компенсацию.
– Персию? – переспросил Кутузов. – Это интересно, очень интересно. Знаете, Василий Васильевич, намечается весьма удачная политическая конфигурация. Надо это все как следует обдумать. Если вы позволите, я покину вас, чтобы взвесить все и рассмотреть открывающиеся перед нами перспективы.
6 (18 июня) 1801 года.
Санкт-Петербург. Михайловский замок.
Дарья Иванова, русская амазонка
Этот свежеиспеченный генерал из ФСБ точно хочет сделать из меня что-то вроде Мата Хари российского розлива. Ну, или как минимум Штирлица в юбке. Если кому неясно – это я про Баринова говорю. Хотя, конечно, и его можно понять, ведь надо иметь надежную агентуру среди заговорщиков. Вот он мне и предложил, чтобы я помогла ему раскрыть очередное покушение на жизнь императора.
– Видишь ли, Даша, – сказал Баринов, лучезарно улыбаясь мне. – До нас дошла информация, что англичане, которые крепко получили по носу и здесь и в Ревеле, готовятся взять реванш. Мартовский заговор, организованный братьями Зубовыми и Паленом, провалился. Положение у джентльменов из Лондона хуже губернаторского – их престиж на континенте серьезно подорван, а союз России и Франции, направленный против Англии, заключен. Все это вызвало панику среди британских власть предержащих. Им ничего не остается, как пойти ва-банк. Уцелевшая агентура англичан собрала всех недовольных Павлом, поляков, бунтовавших при Костюшко, и роялистскую шушеру. Денег джентльмены из Сити не пожалели – всем участникам заговора заранее обещали золотые горы и реки, полные вина. Ну, а для начала, чтобы они вдохновились и воспряли духом, потенциальным цареубийцам выдали солидные авансы.
– Да я все это понимаю, Николай Михайлович, – со вздохом ответила я, – только на императора обижаться у меня нет причин, к французским роялистам, как вы понимаете, я не принадлежу, да и к мятежным полякам тоже. И потому мне не совсем понятно, как вы попытаетесь внедрить меня в их ряды. Хотя… Я, кажется, поняла, о чем идет речь. Вы предлагаете попытаться выйти на заговорщиков через Барбару Каминскую? Только, как мне кажется, зря все это. Прекрасная полька просто сходит с ума по Сычу – пардон, по Герману Совиных. У них, похоже, дела зашли слишком далеко…
Тут я покраснела, вспомнив, как однажды, вернувшись утром после свидания с Сычом, Барбара неожиданно разоткровенничалась и рассказала мне, как там у них все происходило. Оказывается, Сыч еще тот ходок, прямо Казанова в камуфляжке. Закружил, понимаешь, бедной девушке голову и затащил ее к себе в постель. Или она его? Тут дело темное… Правда, как призналась Барбара, он не был у нее первым. Где-то в Польше остался бравый хорунжий, уговорами и клятвами в вечной любви соблазнивший юную и пылкую девицу. Потом хорунжий сказал своей коханой «до видженья» и скрылся в неизвестном направлении. Такая вот грустная история. Но Барбара и слышать теперь не желает о том хорунжем.
Я прямо рассказала обо всем этом Баринову. Тот кивнул, внимательно посмотрел на меня, после чего добавил, что все это ему известно и что, похоже, у Германа тоже имеются некие нежные чувства к Барбаре.
– Пойми, Даша, мне совсем не хочется, чтобы Барбара загремела на каторгу, как участница заговора против императора. А если она окажет, пусть даже и помимо своей воли, определенное содействие в ликвидации этого самого заговора, то ее не привлекут к уголовной ответственности, и она может и дальше быть с Германом.
– Да, но я-то что могу сделать?! – честно говоря, мне не до конца была понятна моя роль во всех этих шпионских игрищах.
– Ты можешь получать от нее дополнительную информацию, – нравоучительно произнес Баринов, – которую она по той или иной причине решила не сообщать Герману. А тебе, как единственной подруге, она может рассказать между делом о планах заговорщиков.
Мне совсем не хотелось становиться агентессой при Баринове и его конторе. Только ведь, если заговорщики все же сумеют убить царя… Ведь они не пожалеют ни супругу, ни царских детишек. Возможно, что эти изверги не тронут великого князя Александра Павловича, потому что им будет нужна марионетка, обладающая правами на российский престол. Нет, лучше, чтобы такого не произошло. И я согласилась…
Сегодня вечером, как всегда, мы отправились с Барбарой в нашу «лазню» – так по-польски моя подруга называла санузел, в котором мы споласкивались перед сном. Стараниями моего отца и Кулибина для нас там сварганили что-то вроде душевой кабинки, чана с теплой водой и лавок, на которых можно было посидеть и немного обсохнуть. По указанию императрицы нас за счет казны регулярно снабжали довольно приличным душистым мылом. Только я все равно скучала по оставшимся в XXI веке шампуням, лосьонам и кондиционерам.
Барбара сегодня была явно не в настроении. Она не болтала со мной, как обычно, о разных пустяках, а все больше молчала. А на мои вопросы отвечала неохотно и односложно. Я попыталась ее разговорить, но у меня долго ничего не получалось.
Но не зря папа называл меня маленькой занудой. После того, как мы помылись и, завернувшись в простыни, присели на лавочку, чтобы расчесать волосы, Барбара неожиданно всхлипнула, а потом разревелась, да так, что слезы из ее глаз полились ручьем.
Я попыталась ее успокоить, и, в конце концов, мне это удалось. Обтерев заплаканное лицо Барбары мокрым полотенцем и приобняв ее за плечи, я стала убеждать польку, что все вокруг хорошо, мир удивителен и прекрасен, а потому надо радоваться ему и стараться не замечать разных неприятных пустяков.
Барбара немного успокоилась, с благодарностью посмотрела на меня, а потом, как обычно бывает в подобных случаях у нас, женщин, ее прорвало, и она со мной разоткровенничалась.
– Я так боюсь, что эти мерзавцы убьют Германа, – дрожащим голосом сказала она. – Они настоящие забуйцы[5 - Убийцы (польск.).]. Панна Дарья, если бы вы только знали, что они готовят. Они хотят убить самого… – тут Барбара вздернула подбородок кверху, показывая, что речь идет об очень и очень высокопоставленной особе.
– Кто они, я ничего не понимаю?.. И при чем тут Герман? – прикинувшись шлангом, спросила я.
– О, это очень страшные люди. Они готовятся напасть на царский дворец, чтобы убить императора Павла и всю его семью. Главный у них – князь Чарторыйский. Этот сын курвы наставляет рога великому князю Александру. А сам мечтает перебить все царское семейство и сесть на русский трон. «Мы, Гедиминовичи, знатнее Романовых!» – хвастался он. А ведь все в Польше знают, что никакой он не Гедиминович, а бастард, которого его мать нагуляла с князем Репниным.
– Ха-ха-ха! – рассмеялась я. – А ведь род князей Репниных идет от великого князя киевского Михаила Всеволодовича. То есть настоящий отец пана Адама – Рюрикович. Впрочем, как я слышала, Чарторыйский еще тот мерзавец – живет в доме великого князя Александра Павловича, а в благодарность за гостеприимство занимается блудом с супругой своего благодетеля.
Барбара грустно покачала головой.
– Панна Дарья, этот лайдак получил золото – много золота – от англичан. Он собирает под свои знамена всех недовольных императором Павлом и говорит, что русского царя надо непременно убить. Только сделать это будет не так-то просто. Мой Герман… – тут Барбара снова захлюпала носом, – будет защищать императора до последнего и может погибнуть. А я этого совсем не хочу…
Чтобы у прекрасной польки опять не началась истерика, я снова обняла ее за плечи. Барбара прижалась ко мне, как ребенок к матери.
– Ничего не бойся, – шепнула я ей на ухо. – Мы сделаем все, чтобы царь, его семья и твой ненаглядный Герман остались живы. Я тебе обещаю. Ты мне веришь?
Барбара радостно закивала.
– Я верю тебе, панна Дарья. Вы все необычные люди. Я смотрю на вас и не могу понять – кто вы и откуда. Иногда мне кажется, что вы не от мира сего. Я спрашивала об этом Германа, но он лишь смеялся и крепко-крепко целовал меня.
Полька вздохнула и мечтательно прикрыла свои прекрасные глаза.
«Счастливица, – подумала я. – Хорошо бы, чтобы у нее с Германом все сладилось… Интересно, а как там живет-поживает Саша Бенкендорф? Он скоро должен приехать в Петербург. А я… А я по нему очень-очень соскучилась».
6 (18 июня) 1801 года.
Королевство Пруссия. Дорога неподалеку от Франкфурта.
Майор ФСБ Андрей Кириллович Никитин,
РССН УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области «Град»
В наше время этот город назывался Франкфуртом-на-Одере. Здесь, когда еще существовал Советский Союз, стояли части ГСВГ, в одной из которых служил отец моего хорошего знакомого. Когда-то это был большой и богатый город, лежавший на торговом тракте между Позеном и Берлином.
Франкфурт сильно разрушили во время Тридцатилетней войны – его население с двенадцати тысяч человек уменьшилось до двух с половиной тысяч. А в 1759 году неподалеку от Франкфурта близ селения Кунерсдорф прусский король Фридрих II потерпел страшное поражение от русской армии, которой командовал генерал Петр Салтыков.
Я рассказал об этом сражении Наполеону. Тот признался, что читал о нем, но подробности битвы ему неизвестны. Пришлось мне на время стать лектором и поведать будущему императору про то, как Старый Фриц едва унес ноги с поля боя, потеряв свою треуголку, и в отчаянии писал: «От армии в 48 тысяч у меня в эту минуту не остается и 3 тысяч. Все бежит, и у меня нет больше власти над войском… Последствия битвы будут еще хуже самой битвы: у меня нет больше никаких средств и, сказать правду, считаю все потерянным…»
Бонапарт с сомнением покачал головой:
– Не может такого быть! Король Фридрих был великим полководцем. Ему удалось разбить даже французов под Россбахом. А тут какой-то… Как вы сказали, Андре, Салты…
– Салтыков. Петр Семенович Салтыков. Он, кстати, имел честь скрестить шпаги и с французами. Дело было в 1734 году. Тесть французского короля Станислав Лещинский, сам бывший польский король, решил снова вскарабкаться на трон в Варшаве. Король Людовик XV прислал на помощь отцу своей супруги эскадру и десант – две тысячи человек. Корпус фельдмаршала Миниха осадил Данциг, в котором укрылся Станислав Лещинский, и заставил гарнизон и французов сложить оружие. В составе корпуса Миниха и воевал будущий победитель Фридриха Великого.
– Я плохо знаю историю вашей страны, Андре, – со вздохом произнес Бонапарт. – Хочу попросить вас, если это возможно, рассказывайте мне почаще о ней. Ведь мы должны лучше знать друг друга.
Во Франкфурте мы отдыхали целый день. Наполеон рвался в Париж, но кавалькада карет и повозок двигалась довольно медленно. Следовать же домой небольшой группой, так, как он инкогнито ехал в Кёнигсберг, я Бонапарту отсоветовал. Кстати, меня в этом поддержал и генерал Баринов, с которым я связался по рации.
– Не хочу вас расстраивать, ребята, – сказал он, – но у нас тут назревает какая-то нехорошая движуха. Возможно, что готовится «второй акт марлезонского балета», сиречь цареубийство. Мы, конечно, не позволим польским недобиткам и французским роялистам убить императора, но может произойти всякое. В свою очередь, в ваших краях может начаться охота на Наполеона. Он для наших недоброжелателей не менее опасен, чем Павел. Потому вам лучше держаться вместе и смотреть в оба. Британцам терять нечего, и они могут пойти ва-банк.
Я рассказал Наполеону о разговоре с Бариновым. Тот не удивился и к предупреждению о возможных неприятностях отнесся с полной серьезностью и пониманием.
– Андре, я думаю, что союз, заключенный между нашими странами, – это страшная опасность для Британии. Там, узнав о сближении Франции с Россией, даже сменили правительство – вместо Вильяма Питта-младшего премьером сделали Аддингтона.
Я усмехнулся, вспомнив, что в досье, которое подготовил для меня Василий Васильевич Патрикеев, говорилось, что Генри Аддингтон, нынешний премьер-министр Соединенного королевства, фактически является марионеткой Питта-младшего.
Но разговоры разговорами, а меры предосторожности принять все же следовало. Я тщательно проинструктировал своих бойцов, предупредив, чтобы они смотрели в оба. Потом переговорил с французами, сопровождавшими Бонапарта. Те поначалу косились на моих парней, но после того, как те, разминаясь, показали свои умения в рукопашке, резко их зауважали. Ну и, естественно, меня, как их начальника. Кроме того, видя мои доверительные отношения с Наполеоном, они сделали соответствующие выводы и перестали со мной препираться.
А вот просить помощи у пруссаков не стоило. Расставаясь, генерал Блюхер в изрядном подпитии, правда, заявил, что если нам понадобится его помощь, то он – завсегда пожалуйста. Похоже, что старый гусар не зря трепал языком и сказал это от чистого сердца. Но к пруссакам мы обращаться не будем. Кортеж сопровождают несколько кавалеристов, только они скорее находятся при нас ради приличия, чем для обеспечения безопасности.
Мне почему-то казалось, что британцы и их подельники должны попытаться снова применить что-то вроде «шахид-телеги», как это они уже сделали в Париже на улице Сен-Никез. Но они могут дополнить взрыв адской машины огнем снайперов, которые добьют тех, кто уцелеет. Нечто подобное я видел в компьютерной игре «Ассасин’с Крид». Там ассасины помогают спасти Бонапарта. Забавно, получается… Это что, мы будем играть на стороне ассасинов?
Вечером, когда мы благополучно покинули Франкфурт и двинулись дальше, Наполеон подскакал ко мне и спросил, знакомы ли мне имена тех, кто готовит в Петербурге покушение на императора Павла. Услышав имя Карло Поццо ди Борго, он изменился в лице и даже скрипнул от злости зубами.
– Как же, как же, я хорошо знаком с этим подонком. А ведь когда-то, Андре, мы были с ним лучшими друзьями. Я тогда жил на Корсике. Мы оба сходили с ума, читая Руссо, и мечтали вместе с легендарным Паскуале Паоли бороться за независимость нашего любимого острова. А потом…
– А что было потом? – поинтересовался я у Бонапарта.
– А потом он предал меня, – с горечью произнес Наполеон. – Паоли и Поццо ди Борго снюхались с англичанами и стали готовиться к мятежу с целью отделения Корсики от Франции. Я был против этого – и потому стал их врагом. Моя попытка направить петицию в Париж о готовящемся мятеже через якобинский клуб в Аяччо – да-да, Андре, в молодости я, как и многие, был якобинцем – закончилась тем, что Паоли начал на меня охоту, как на дикого зверя. Моих братьев и меня объявили врагами корсиканской нации. Представляете, Андре, – врагом нации меня, корсиканца, готового отдать всего себя за мой прекрасный остров! Ко мне домой заявились люди Паоли. Я догадывался, что счет моей жизни пошел на часы. Меня убили бы по приказу Паоли, причем палачом стал бы мой бывший друг Поццо ди Борго.
Наполеон хмуро взглянул на меня. Я понял, что воспоминания о том, что происходило совсем недавно, когда он был всего-навсего нищим офицером, не доставляют ему большого удовольствие. Но он вздохнул и продолжил свой рассказ:
– Андре, я решил бежать, чтобы спасти свою шкуру. Ночью я сумел выбраться через окно из дома, где я фактически находился под арестом. Петляя в зарослях маки[6 - Во Франции густые заросли вечнозеленых и колючих растений называют «маки». Отсюда, кстати, и получили свое прозвище бойцы французского Сопротивления в годы Второй мировой войны.], я тайком пробрался в Аяччо. Мне пришлось, словно дикарю, скрываться в пещерах и хижинах пастухов. Меня приютил мой кузен, Жан-Жером Леви. Но, видимо, кто-то донес и на него. В дом Леви пришли жандармы. Но я в последний момент успел выпрыгнуть через окно в сад и стал пробираться к морю. Там я сел на лодку и доплыл до Макинаджо. Каким-то чудом мне удалось раздобыть лошадь и, перевалив через горы, добраться до Бастии. Оттуда я переслал через верных людей записку матери в Аяччо, в которой были такие слова: «Preparatevi: questo paese non ? per noi»[7 - «Приготовьтесь, эта страна не для нас» (итал.).]. Моя матушка все поняла правильно и той же ночью с тремя моими малолетними братьями и сестрой бежала из нашего дома на страда Малерто. Сделала она это вовремя – через несколько часов после ее бегства молодчики Паоли разнесли в щепки дом, в котором я родился и в котором долго и счастливо жила моя семья. Мы спаслись, но никогда больше я не вернусь на Корсику. «Эта страна не для нас», – написал я. Но в душе Наполеоне Буонапарте все же остался корсиканцем. И если вы, Андре, прикончите этого мерзавца Поццо ди Борго, то я стану вашим пожизненным должником.
Наполеон дружески похлопал меня перчаткой по плечу и направился к Дюроку, который внимательно разглядывал что-то на горизонте впереди нас. Я тоже достал бинокль, чтобы посмотреть, что именно так сильно заинтересовало генерала.
Навстречу нам по дороге со стороны Берлина во весь опор скакало десятка два всадников. Судя по форме – а я уже немного научился разбираться в здешних мундирах – это были гусары. Ничего особенного – прусские кавалеристы направляются куда-то по каким-то своим служебным надобностям. Но Дюрок был несколько другого мнения о происходящем.
– Странно, очень странно, – бормотал он, разглядывая мчавшихся навстречу нам гусар. – Что-то тут не так…
– А что не так? – спросил я.
– Вот, Андре, изволь, взгляни, – Дюрок указал рукой на всадников. – Судя по мундирам – это гусары. Но почему-то у двух из них вместо положенных им сабель на боку драгунские палаши. А вот еще один – у него карабин висит не через левое плечо, как положено, а опять-таки по-драгунски – на крюке портупеи. У пруссаков с униформой и снаряжением очень строго – не может быть такого, чтобы они так вольно обращались со своей формой и снаряжением. И еще – те гусары, которых мне дал в сопровождающие генерал Блюхер, куда-то подевались. Они или отстали, или…
– Понятно, – процедил я. – Значит…
– Это значит, Андре, – решительно произнес Дюрок, – что люди, которые преследуют нас, совсем не те, за кого они себя выдают.
Дюрок поднялся в стременах и громко крикнул:
– Alerte ? l’arme![8 - Тревога! К оружию! (фр.)]
Я же врубил рацию и гаркнул:
– Внимание! Приготовиться к бою!
6 (18 июня) 1801 года.
Королевство Пруссия. Дорога неподалеку от Франкфурта.
Капитан Казбек Бутаев,
РССН УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области
Я уже начал было скучать – едем мы себе, едем по Европе, разглядываем немецких бюргеров и их жен в кружевных чепцах. Рядом с нами Наполеон Бонапарт, с которым мы не спеша беседуем. Словом, сплошная идиллия. Но, как говорил Александр Блок: «Покой нам только снится». И скучать нам не дают враги наши, как внутренние, так и внешние.
Не знаю, на что рассчитывали эти «абреки». Может быть, они решили, что у них прокатит по-наглому напасть на наш кортеж и под шумок подстрелить господина Первого консула? Если так, то замысел их был порочен с самого начала. Ну не такие уж мы с французами лохи, чтобы нас можно было вот так запросто обвести вокруг пальца.
Первым тревогу забил Дюрок. Нет, не зря Наполеон держал его при себе и давал самые деликатные поручения. Генерал сразу увидел несуразности в обмундировании и снаряжении этих ряженых и сообщил об этом Киру. Тот отдал команду, и все приготовились к бою. Броники у нас были под рукой, оружие тоже. Как действовать в подобных случаях, мы тоже знали.
Самое сложное было утащить в какое-нибудь импровизированное укрытие самого Бонапарта. Тот неожиданно заартачился и решил лично поруководить отражением вооруженного нападения. Но Никитин так цыкнул на него, что Первый консул от неожиданности даже поперхнулся и безропотно позволил своим «бодигардам» запихнуть его за одну из карет.
– Внимание! – передал по рации Кир. – Огонь открывать без команды. Как только кто-то из этих «ковбоев» попытается по нам пальнуть – валите его не раздумывая.
Правда, старший наряженных в мундиры прусских гусар налетчиков сперва попытался запудрить нам мозги, достав из кармана какую-то бумагу и заорав с расстояния двадцати шагов во всю глотку, что, дескать, в нашу делегацию затесался беглый фальшивомонетчик, которого следует немедленно выдать местной полиции.
– У нас есть приказ, подписанный самим королем Пруссии! – вдохновенно врал ряженый «пруссак». – Дайте нам осмотреть всех, кто следует с вами! Не бойтесь, честных людей мы не тронем!
– По-немецки он говорит вроде правильно, – тихо сказал мне Дюрок, – но он не немец. Похоже, что этот мерзавец родом из Эльзаса.
– Мы французы, которые с разрешения прусского короля Фридриха Вильгельма находились в Кёнигсберге, а теперь возвращаемся в Париж! – крикнул ему Дюрок. – Мы находимся под защитой прусской короны, и потому вы не имеете права что-либо от нас требовать!
Слова французского генерала явно не понравились предводителю ряженых «гусар». Он вскинул карабин, но выстрелить не успел. Я нажал на спусковой крючок раньше, и наглец, получив пулю в лоб, запрокинулся в седле.
Дальше началась пальба, и все пространство между нами и «пруссаками» быстро затянулось пороховым дымом. Но мы стреляли чаще и более метко. Потеряв половину своих людей, фальшивые «гусары» пустились наутек. Свалив одного из беглецов, я осмотрелся. Несколько французов было ранено. В числе их оказался и Дюрок, получивший пулю в левое предплечье. Я подскочил к генералу и осмотрел его рану. В общем, ничего страшного. Надо только хорошенько ее продезинфицировать и перевязать руку, что я и предложил сделать Дюроку. Тот, однако, лишь отмахнулся от меня.
– Как там Первый консул? – спросил он. – Он не ранен?
– Нет, мой верный Дюрок, – неожиданно раздался голос Наполеона у нас за спиной, – этим мерзавцам не удалось меня подстрелить. Наши русские друзья со своим удивительным оружием способны перестрелять банду и в два раза большую, чем та, которая имела наглость напасть на нас. Надо осмотреть поле боя – может быть, мы найдем среди убитых и раненых парочку тех, кто сумеет удовлетворить наше любопытство.
Дюрок, так и не дав себя перевязать, помчался в сторону лежавших на дороге тел. Вместе с ним поскакал и майор Никитин с пистолетом в руке. Кто его знает, может быть, среди раненых найдется и такой хитрец, который захочет перед тем, как отправиться в страну вечной охоты, завалить кого-нибудь из нас.
7 (19 июня) 1801 года.
Санкт-Петербург. Михайловский замок.
Старший лейтенант ФСБ Герман Совиных,
РССН УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области «Град»
