Сапфировый чертог
Никита Шмелёв
Почти двадцать лет смертные живут без гнёта магов, своих прежних повелителей. В руках освободившихся народов целый мир, погружённый в разобщённость и междоусобицы. Новая цивилизация только начинает своё строительство.Киун – юный, но весьма талантливый лекарь. Чтобы покрыть отцовские долги, он решается принять участие в путешествии к заброшенному магическому городу, который таит в себе несметные сокровища. Если участники похода вернутся живыми, они не только разбогатеют, но и обеспечат своего сюзерена средствами для защиты от грядущего нападения враждебных соседей.Но опасность на пути к городу представляют не только дикие банды разбойников и другие охотники за сокровищами. Маги исчезли, но осталась их неукрощённая сила, способная нести безумие и смерть.Сможет ли не бывавший раньше в походе Киун выдержать предстоящие испытания? И поможет ли искусство врачевателя там, где властвует магия?
Никита Шмелёв
Сапфировый чертог
Часть 1
I
Изможденный человек с бледно-желтоватой кожей и красными, припухшими веками вцепился Киуну в плечи и процедил прямо в лицо:
– Предатели. Все. Никто не остался. Сбежали, как побитые собаки.
Обнаженные зубы его почти не разжимались, голова мелко тряслась. Одежда слегка болталась на теле помешавшегося рассудком, за последние несколько дней он сильно исхудал.
Киуну сделалось грустно и тошно.
– Отец-надзиратель! – позвал он громко.
Ни на этот возглас, ни, вообще, на поведение Киуна бледно-желтый не отреагировал. Он продолжал сдавливать его плечи и повторять, обращаясь, наверное, ко всему белому свету разом:
– Все. Бежали так, что пыль столбом. Предатели. Бежали.
Голос у него был сиплый, а слова вырывались из горла отрывисто, короткими фразами или по одиночке.
– Здесь еще один! – крикнул Киун, поворачивая голову к дверному проему, из которого только что вышел. – Еще один с Хмаревых холмов!
Однако он решил не дожидаться, пока кто-нибудь отзовется – хватка помешанного становилась невыносимой. Очень осторожно Киун скользнул рукой вверх и бережно обхватил пальцами шею того, кто сдавливал его плечи, слегка прошелся по ней подушечками пальцев. Нашел нужное положение, прошептал беззвучно нужные слова. Надавил.
Помешанный был крепок, да и, судя по признакам, не менее крепко подхватил по пути с Хмаревых холмов лихорадку, скорее всего, болотную темень. Так что с первого раза примененное средство его не проняло.
Киун надавил на его шею еще раз. Потом еще. Ему уже достаточно пришлось насмотреться на лихорадочных и повозиться с ними, чтобы не суетиться и не оказывать давления больше, чем нужно.
Наконец красные веки помешанного начали прикрываться. Руки, одна за другой, плетьми повисли вдоль тела. Он все еще бормотал «предатели» и «побитые собаки», но забытье все сильнее охватывало его.
– Не может отец-надзиратель… – раздался у Киуна за спиной ворчливый говор. – Занят… Ох, ты! И, правда, еще один!
Помешанный уже совсем безвольно стоял на одном месте. Киун развернулся, подхватил его под одну руку, а вторую оставил низкорослой и сгорбленной, как вендар, сестре Зиннете. Помешанный оказался для нее высоковат, тем не менее она тут же крепко вцепилась бледно-желтому в бок, и вместе они ввели несчастного в просторное и темное помещение лечебницы.
– И, ведь, от самых холмов до Барриза топал, – продолжала ворчать сестра, – ни в одной деревне не остановился, именно к нам…
Киун не отзывался, чувствуя, что почти весь вес помешанного Зиннета на ходу взваливала на себя – сестра была из тех, кто умудрялся сочетать нескончаемое раздражение по отношению ко всему живому с неограниченной заботой. Если бы понадобилось, она двух таких на себе протащила бы.
Вдвоем они довели уже почти полностью уснувшего помешанного и лихорадочного до свободной койки и положили на мягкую подстилку.
– Вот же лось, – не унималась сестра. – И как это такого оборвыша в город-то пустили.
– Но ведь цвета на нем какие, ты же видишь, – сказал Киун, почему-то надеясь вызвать в Зиннете хоть каплю уважения к больному. – Правда же, из пеших войск сюзерена Годгильда.
Одежда на помешанном была не столько оборванной, сколько грязной, и под скоплениями бурых пятен угадывался светло-алый цвет капюшона и серый, как волчья шерсть, цвет верхней рубахи.
С боя на Хмаревых холмах минуло две недели, так что этот бедолага уж точно должен был стать последним из выживших. Остальные, кто не дошел до города, либо, действительно, осели по деревням, либо остались лежать там, на месте своего последнего сражения. Либо же отправились невольниками на юг во владения тамошних вождей, бешеных братьев Терта, Снаса и Нирала. Надо было постараться, чтоб припомнить более страшное и позорное поражение сюзерена Годгильда или кого-то из его пращуров. А то и в хроники залезть, хотя там подобные разгромы, порой, подчищают.
– Скажу отцу-надзирателю, – сказала сестра Зиннета. – Хорошо, что ты ему навстречу попался, – она кивнула на помешанного, – не то всех бы мне тут перепугал. Ступай, брат Киун, а то, неровен час, еще кого принесет.
Она заковыляла мимо расставленных вдоль стены коек, на большинстве из которых сидели или лежали больные, гости святилища Цеома, духа-целителя.
Помешанный уже мирно спал, лихорадка – телесная и духовная – на время его оставили. Перед тем, как уйти, Киун наложил на его все еще пылающий лоб смоченную в рубиновой воде повязку, но потом-то уже почти выбежал из лечебницы наружу. Во-первых, вечерело, скоро должны были потянуться с работ в город окрестные жители. У кого заноза под ногтем, кому ногу колесом телеги отдавило – и так до самой ночи.
Покинув святилище Цеома, Киун проскользнул в щель между домами, чтобы пройти вдоль самой стены к воротам. Так было быстрее, иначе пришлось бы толкаться со стекающимся к площади народом. Оттуда уже слышались громкие возгласы: то ли глашатай передавал новую волю сюзерена, то ли он уже закончил и теперь всегдашние крикуны схлестнулись, поддерживая эту самую волю или возражая ей.
Правитель Барриза и предместий, благороднейший вождь, сюзерен Онтхарм впервые за пять лет нарушил свое невмешательство, дав приют своему властному соседу сюзерену Годгильду, а также его семье и тому, что остались от его славного войска. Весть эта разнеслась быстро, и поговаривали, что южные вожди уже прислали ему отрубленную вепреву голову – последнее предупреждение, подразумевающее, что кровопролития удастся избежать, прислав ответный подарок, то есть голову положенной им охотничьей добычи. Собственно, голову сюзерена Годгильда.
Онтхарм такому предупреждению, если оно вообще было, не внял, и быстро пошел слух, что бешеные братья уже готовятся выступить на север. Но далее что-то у них разладилось. Точнее, разлад устроили их союзные вожди, может, и не такие бешеные, зато более многочисленные. Так угроза слегка отступила, но жителей Барриза и предместий уже было не остановить. Кто рвался «размазать дикарей по их диким степям», кто требовал выдать покрытого позором поражения Годгильда, да и дело с концом. Иные или только собирались бежать на восток и на север, или уже выдвинулись, прихватив то, что могли унести.
Киун, неся свою половинчатую службу в святилище Цеома, не брался по слухам складывать собственного мнения о том, как надлежит поступить его сюзерену. Не до того было. Недавно по окрестностям прошлась не смертельная, но довольно заразная желудочная колика, да еще разбереженные тревожными вестями бирризцы чаще стали бить друг другу морды, ломать ребра и выбивать зубы – работы хватало с избытком.
Но и этим хлопоты не исчерпывались. Главные неприятности случились дома.
II
Пройдя через ворота, Киун затопал сандалиями по нерушимым магическим камням Главного тракта в сторону постоялого двора. Приходилось все время просачиваться мимо ведомых волами телег. Мимо кучек купленных невольников, которых теперь гнали, пока не стемнело, на места работ. Мимо тех самых землепашцев, мельников, лесорубов и прочих трудяг, не ставших дожидаться заката и сбежавших в город пораньше.
– Чтите мир и покой, дети Всеотца! – орал надтреснутый и очень пронзительный голос. – Верьте в честный труд и доброе сердце! Бойтесь той силы, что не в мускулах, не в уме и не в сердце!
Приподнявшись на ходу на цыпочки, Киун рассмотрел в отдалении фигуру в старом-престаром, но чистеньком и тщательно зашитым во всех прорванных местах балахоне. Крикун был невелик ростом, так что ему приходилось вещать, стоя на большой деревянной колоде. Установлена она была, конечно же, на земле в нескольких шагах от дороги.
Несмотря на оторванность от потоков горожан и сельчан, горланил он знатно, от всей души. Однако почти никто в его сторону не смотрел. Зачем? Ведь ничего нового почитатель Гвеса, бога-ремесленника, не говорил. Раньше, когда Киун был совсем мал, таких крикунов встречалось гораздо больше и прислушивались к ним чаще. Тогда-то хулить индзевов и их магию было принято у всех. А теперь-то что? Исчезли уж, растворились во времени, и ладно.
У постоялого двора уже толклась небольшая толпа, и Киуну пришлось поработать локтями и повозмущаться, чтобы его пустили внутрь. Один рослый дровосек перехватил его своей огромной волосатой лапищей и собрался отшвырнуть подальше. Но рассмотрел висящую у него на шее маленькую литую медную пиявку и, недовольно кашлянув, отпустил.
Вообще, носить такой отличительный знак Киуну не особо-то полагалось, но матери было очень приятно. Она же и упросила отцов-наставников святилища, чтобы разрешили. Очень хотелось верить, что согласились они не из-за ее уговоров – а упрашивать и жалобить она могла весь день кряду – а потому что признавали за ним и талант, и зачатки мастерства. Хотелось, но верилось с трудом.
Пройдя в распахнутые двери, Киун нырнул в шум, смрад и хохот нижнего этажа постоялого двора. На самом-то деле вели себя постояльцы и сторонние посетители вполне пристойно, просто громко. После тишины святилища Цеома, наполненной в основном только шепотом да стонами больных, аж голова закружилась.
Утирая со лба враз выступивший пот – духота в битком набитом помещении стояла жуткая – Киун двинулся вперед меж длинных столов в ту часть нижнего этажа, где за плетеными перегородками располагался закуток потише. Вглядевшись вперед, он с радостью увидел, что оттуда ему машет рукой книгочей Атрус. Прорвавшись к нему мимо мужчин, толпившихся вокруг одного из столов, где двое дюжих бородачей соревновались в рукоборье, Киун поприветствовал своего друга и вместе они прошли за перегородку.
Там также были столы, только меньшие по размеру и почище. Платить нужно было не только за еду и питье, а просто за занятое место. Атрус усадил Киуна за занятый им в наиболее тихом углу стол, одну часть которого занимала целая поленница из больших и малых свитков. Одни были перевязаны бечевкой с лепешками сургуча на узелках, другие удостоились особых кожаных футляров. То были наиболее важные хроники и трактаты, которые Атрус не пожелал распихивать по дорожным сундукам, намереваясь не спускать с них глаз во все время своего путешествия.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=69134344&lfrom=174836202) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
