Ольга Вешнева "Несущая пламя. Огненный ирис"

Несущая пламя. Огненный ирис
Татьяна Боровская

Ольга Вешнева

Когда небеса окрасились алым, надо мной нависла беда. Великий инквизитор объявил меня еретичкой и назначил баснословную награду за голову. Как выжить в неприветливом мире, если с рождения была святой девой и не покидала пределов монастыря? Выход простой: примкнуть к тем, кого презирала, но с кем волею судьбы оказалась на одной стороне.

Ольга Вешнева, Татьяна Боровская

Несущая пламя. Огненный ирис

Глава 1. Пророческие сны

Ирисия

Из раза в раз один и тот же кошмар преследовал меня и не давал покоя. В нем ночное звездное небо над великим королевством Алиндор озарялось огненными всполохами. Кроваво-красные с желтыми хвостами вспышки появлялись одна за другой, становясь все ярче и ярче, пока в один момент небеса не разверзлись и не явилось нечто… Испуганные люди, наблюдавшие за невероятным и пугающим знамением, вскидывали головы и наблюдали за двумя черными лунами с огненными кратерами: одну большую, а другую немного меньшую. Они мерцали, завораживая своей жутковатой, мрачной красотой.

Королевская гвардия направила к месту разлома боевые летучие корабли – огромные парусники на магической тяге, но не успели они приблизиться к огненным облакам, как робкие удивленные возгласы заполнивших улицы людей сменились криками ужаса, молитвенными причитаниями и стонами отчаяния. Корабли загорелись и упали, погребая под собой несчастных горожан. Из разверзнутых врат ада повалили полчища демонов. Я видела их так близко, будто сама парила высоко над землей. Свирепые порождения бездны имели настолько страшный облик, что некоторые из людей умирали только от одного их вида. Серые, как туман с гнилого болота, сверкая в ночи звериным клыкастым оскалом и бесшумно взмахивая перепончатыми крыльями, они нападали на пытающихся укрыться мирных жителей и вышедших на защиту родной страны храбрых воинов.

Твари, призванные из самой бездны, сеяли ужас в сердца людей и обрекали их на мучения. Я видела, как сгорали дотла те, кто пытался дать им отпор, как медленно оседал пепел разрушений на залитую кровью землю, и как в ночном небе догорали алые всполохи ярких шаров. Монстры не щадили никого, даже младенцев и стариков. У них не было чувства сострадания, они были теми, кто забирал жизни. И никто из ныне живущих не мог им противостоять.

Просыпаясь посреди ночи от жутких видений, я потом долго не могла уснуть. Лежала на кровати, глядя в узкое, защищенное узорчатой кованой решеткой окно, и смотрела на любимое всеми народами нашего мира славное ночное светило в небе. Когда погода не была облачной, я могла увидеть нашу родную, светлую и чистую луну: то белую, то желтую, то голубоватую, на которой не было ни тьмы, ни пламени. Мне очень хотелось верить в то, что кошмары могут быть простыми, ничего не значащими снами. Но я не могла себя обманывать. С раннего детства запомнила, если сон повторяется, это не что иное как пророческое видение.

Такие как я, святые, отмеченные многими благими знамениями с самого своего рождения, появляются на свет не каждое столетие. Они с раннего детства творят чудеса, излечивают болезни и даруют людям божественное благословение. Это великий дар и огромная ответственность. Предвидеть будущее, прозревать души людей, исцелять больных и утешать страждущих.

К девятнадцати годам я давно смирилась со своей судьбой. Понимала, что моя жизнь никогда не будет как у простых смертных. Мне даже думать не приходилось о выборе лежащего к душе ремесла, замужестве, воспитании детей и о многих приятных моментах, которые бывают у обычных людей, живущих в шумных городах или тихих селениях.

С младенчества я воспитывалась в монастыре, посвященной Аурелии, богине света и плодородия. Его старенькая настоятельница по древнему обычаю приняла после вступления на столь важный пост новое имя в честь богини, которой отныне принадлежала душой и телом. Эта милосердная женщина заменила мне родную мать, приняв младенца-подкидыша в святую обитель. Она не рассказывала мне, кем были мои настоящие родители. Оставалось лишь гадать и додумывать, почему они отказались от новорожденного ребенка. Из-за крайней нищеты, или же из-за своего распутного нрава и разгульной жизни, в которой не нашлось места воспитанию детей. Но я была благодарна богам за то, что эти люди отнесли младенца в монастырь, а не выбросили погибать где-нибудь в лесу, на растерзание волкам. А еще за то, что наделили меня удивительным даром исцеления.

Мне нравилось помогать людям, избавлять страждущих от тяжких недугов. Но пока мне не исполнилось четырнадцать лет, настоятельница не разрешала лечить прихожан храма, боясь за мое собственное здоровье и следуя древним предписаниям. Согласно священным летописям, святая дева должна точно в отведенный срок явить свой дар народу. С тех пор мне разрешалось оказывать помощь прихожанам лишь в дни церковных праздников. И всего четыре раза в год, во время великих торжеств, знаменующих начало каждого сезона, мне разрешалось посетить столицу.

Ранним утром к главным монастырским воротам прибывала посланная архиепископом прекрасная белая с позолотой карета, запряженная шестеркой крылатых коней. Трое рыцарей в сияющих доспехах были обязаны защищать нас с матушкой Аурелией, которая единственная из всех насельниц монастыря имела право сопровождать святую деву. Вместе с настоятельницей мы садились в карету и отправлялись в Латирмель, столицу государства.

На площади Семи Принцесс, где исстари по традиции проходили народные гуляния и военные парады, я с полудня до вечера принимала страждущих, стоя на каменном возвышении в окружении целого взвода воинов. Для меня устанавливали большое позолоченное кресло из ценной древесины, похожее на королевский трон. Но я стеснялась сидеть в нем, подобно немощной старушке или надменной королеве. Чувствовала себя неловко, думая о том, что это роскошное кресло словно бы отделяло меня от простого народа, превознося над ним. А ведь, не считая редчайшего дара, я была такой же обычной девчонкой, как многие из приходящих на площадь в надежде на исцеление. Люди приезжали на праздник из разных уголков страны. Как бы ни хотелось мне помочь всей их огромной толпе, но я была не в силах исцелить каждого. Называла по именам тех, на кого мне указывала богиня Аурелия. Именно она выбрала меня, приняла в число прославившихся на весь мир славными чудесами Святых Дев, до конца своих земных дней, сохранивших чистоту и непорочность.

Одним только легким, мимолетным прикосновением я избавляла взрослых и детей от тяжких недугов, которые врачи и маги-лекари считали неизлечимыми. За день я теряла так много сил, что к вечеру не могла стоять на ногах. Тогда все же приходилось воспользоваться креслом-троном. Я садилась в него, а церковные служители продолжали подводить или подносить ко мне избранных счастливчиков, которым в этот праздничный день было предначертано на небесах получить исцеление. Я почти не чувствовала изматывающей усталости, так приятно, легко и радостно было на душе от понимания того, что смогла помочь стольким людям. И только вновь оказавшись в карете, на обратном пути в далекий от столицы горный женский монастырь, я падала без чувств на заботливо подставленное плечо своей любимой приемной матери.

Не с первого страшного сна о нападении демонов я решилась рассказать о мучивших меня кошмарах матушке Аурелии. Не хотела огорчать приемную мать. Но однажды, промучившись в жутких воспоминаниях о новом сне до утренней колокольной побудки, я все же осмелилась побеспокоить настоятельницу монастыря, чтобы поведать ей о тревожных видениях. Матушка Аурелия посчитала мои страшные сны пророческими. Она рассказала о них архиепископу и попросила передать королю предупреждение о надвигающейся угрозе. Но спустя несколько дней получила ответ, что великий государь Ливеральд не поверил в предсказание. Назвал его сказочным, да и просто глупым.

“Не может быть такого, чтобы людскому взору открылись темные небеса, – возразил король. – Ни в одном пророчестве древних мудрецов нет ни намека на приснившееся девице событие. Зато в них говорится о том, что даже святые провидцы порой видят самые обыкновенные пустые сновидения”.

Настоятельницу так огорчило неверие монарха, что целый день после получения письма от архиепископа она ходила будто сама не своя. Я не знала, как ее утешить, и, словно назло, не находила ни одной подсказки в своих воспоминаниях о пережитых будто наяву кошмарах. Не знала, как предотвратить грядущее бедствие, не допустить открытия врат ада.

Вместе с матушкой Аурелией и сестрами-монахинями мы догадывались, что могло бы стать тому причиной. Отход властей от древней веры, которую многие тысячелетия бережно хранили наши предки на этих землях.

Три года назад грянула война с заморской империей Мниглор. Она была столь ужасна, что многим народам пришлось объединить усилия, дабы положить ей конец. А уж когда все беды остались позади, наши земли сотрясла новая проблема. Объединенные народы никак не могли ужиться миром и начали вести междоусобные войны. Тогда-то наш король принял странный указ. Отныне мы отвергали наших богов и должны были принять чужих. Десяток ничего не значащих для страны в угоду иноверцам.

Матушка Аурелия, так же, как и некоторые другие настоятели монастырей, лишь подписала бумаги в королевском архиве. Но были и те, кто променял истинную веру на приказ земного монарха. Немногие среди служителей остались, как и мы, верны богам своих предков: Лунару – повелителю луны, ночи и зимы, Аурелии – хранительнице солнца, дня и лета, и сыну их Крисану, властвующему над утром и вечером, весной и осенью.

Отказ людей от истинной веры привел к тому, что разверзлись врата ада. Так сказала матушка Аурелия на собрании сестер, после того как мое пророчество начало сбываться. Крылатые демоны, серые как зола, стали творить кровавый ужас на землях королевства. Некоторые из жутких тварей имели рога на голове. Ни король, ни церковники, ни маги не давали им особого названия. Вирналы. Оно пришло ко мне во сне и через архиепископа Паумелла проникло в народ.

Души людей были объяты паническим страхом. Атаки магов, мечи рыцарей, молитвы священников – ничто не могло остановить чудовищ и навредить им. Целая армия оказалась бессильна против них. Кошмарные твари нападали по ночам, утаскивая в ад людей живыми и мертвыми. Не только грешники попадались в их когти, но и всем известные праведники, невинные дети.

Не осталось на землях Алиндора укрытий надежнее древних монастырей, последних оплотов истинной веры, но их насельники не могли принять всех ищущих спасения. Ни одни монастырские стены не вместили бы тысячи людей. Я не знала, был ли на то приказ архиепископа Паумелла, или сама наша матушка Аурелия приняла трудное решение надежно затворить все ворота и никого не пускать. Я слышала, как люди в отчаянии кричали далеко за крепостной стеной, ограждающей стоящий высоко в горах каменный монастырь. Одни молили о пощаде и снисхождении, другие проклинали настоятельницу и сестер, говоря, что те предали богов, нарушили их волю об оказании помощи всем попавшим в беду.

Заливаясь слезами, я умоляла настоятельницу выпустить меня из монастыря, чтобы я могла помочь несчастным людям, облегчить их страдания, утешить добрым словом…

– Обезумевшая толпа растерзает тебя, милая моя дочка Ирисия, – с печальной улыбкой предостерегала она, придерживая меня за руки. – Страх без надежды убивает душу. Вместо того, чтобы укрепиться в истинной вере, люди в панике теряют ее остатки.

Я смотрела щиплющими от слез глазами в ее светлые очи, от которых расходились лучики морщинок, и не могла произнести ни слова. Понимала, что матушка права. Паника, ожесточение людских сердец, кровь и смерть – настоящий ад воцарился на земле.

Но ведь не должно быть такого, чтобы праведники не могли остановить извечное зло. Великая богиня отметила меня даром своей милости. А значит, нельзя мне сидеть в безопасном убежище и ждать, пока весь мир провалится в адскую пропасть. Нет! Я должна бороться со злом. Не просто так мне являлись ночные кошмарные видения, не только чтобы предупредить народ.

Да, я хотела принять бой, отринув страх. Испытать, способна ли живущая во мне сила Света победить тварей Мрака. Но матушка Аурелия лишь приказала сестрам строже и внимательнее за мной следить, чтобы я не попыталась сбежать без ее благословения.

Глава 2. Напутствие

Ирисия

Дни для меня проходили в пугающем неведении о том, что происходит в охваченном ужасом королевстве. Голубиной почтой приходили редкие письма из церковных ведомств – очень скупые по содержанию. Но матушка Аурелия, похоже, умела в них читать между строк. Я видела, как менялось выражение лица настоятельницы, когда она зачитывала вслух приказ архиепископа об отмене всех престольных праздников с народными гуляниями. Казалось бы, все тут понятно. Настали тяжелые опасные времена. Люди даже в своих домах уязвимы для врагов. Разве можно им толпами гулять по улицам? Архиепископ нам писал о страшных случаях. Вирналы выбивали окна и выламывали двери, проникали в дома и убивали целые семьи, а маленьких детей уносили с собой. Вести становились все тревожнее, не предвещая нам ничего хорошего.

После того, как белый голубь посреди ночи принес новое письмо, матушка Аурелия созвала сестер на совет. Я тогда еще удивилась, что возвестил о всеобщем собрании не малый колокол главного монастырского храма. Сестра Мерцелла обошла все кельи, разбудила спящих насельниц громким стуком в дверь. Услышав из-за двери мой отклик, она передала слова настоятельницы и повелела спешить в пещеру святого Тарсиля.

В давние времена монастырь был мужским, а не женским. Положил ему основание пророк-отшельник Тарсиль. Он поселился в горной пещере, своими руками расширил ее и превратил в маленький храм. В наши дни это место считалось неприкосновенным. Лишь сама настоятельница могла пару раз в год заходить в пещеру, чтобы прибраться там и поменять темно-синюю, расшитую звездами плащаницу, которой был накрыт серебряный саркофаг с мощами святого подвижника. Прежде никто и подумать не мог о том, чтобы собрать сестер на совет в месте упокоения пророка.

Торопливо спускаясь по каменным ступеням следом за удивительно шустрой для ее преклонного возраста сестрой Мерцеллой, я едва не вздрагивала от сильного волнения.

– Ишь ты, нарядилась, как на престольный праздник, – оглянувшись на меня, проворчала эта маленькая сухонькая старушка.

Она сама была в обычной белой рясе и простом легком платке, на которых при свете больших настенных лампад я могла разглядеть неотстирываемые пятна. Менять свое облачение сестра Мерцелла отказывалась наотрез. Берегла новые одежды для молодых послушниц, хоть с каждым днем сама все больше сомневалась, что в ближайший год таковые могут появиться в обители.

Я же и в самом деле выбрала праздничный наряд, в дань уважения святому основателю монастыря. Двухслойное платье в пол с верхом из дорогого кружева, тонкую воздушную шаль и полупрозрачную мантию с капюшоном. Все белоснежного цвета, будто сияющего во мраке длинных коридоров и узких каменных лестниц.

Ряды настенных лампад скоро закончились. Мы спускались все ниже, и теперь источниками света служили только свечные фонарики у нас в руках. Тяжелая деревянная дверь усыпальницы была распахнута. Матушка Аурелия стояла возле саркофага с мощами святого Тарсиля. Она держала в руках серебряный крест, украшенный четырьмя розовыми аметистами, который всегда лежал поверх плащаницы. Двадцать две сестры разместились в три ряда вдоль стен пещеры, отделанных, как и пол в усыпальнице, светло-серым мрамором. Сестра Мерцелла присоединилась к ним. А я, переступив мраморный порог, замерла в нерешительности. Крепко сжимала в ладонях небольшой фонарик с догорающей свечой, силы ее огонька уже не хватало на то, чтобы накалить стеклышки и обжечь мне руки. В тот миг я подумала, что наша святая обитель стала похожа на эту свечу. Она больше не может озарять грешный мир, а только тлеет, медленно и неотвратимо затухая.

– Дорогие сестры по вере и наш светоч, моя приемная дочь Ирисия, – ощутимо взволнованным, но при этом достаточно твердым голосом начала свою речь матушка Аурелия, – в эту тревожную ночь я получила прискорбные вести. Первая о том, что поздним вечером скоропостижно скончался наш добрый друг и покровитель архиепископ Паумелл. До последнего своего вздоха этот настоящий праведник, рискуя навлечь на себя гнев короля, старался защитить последние оплоты истинной веры. С его кончиной они все падут. Второе письмо успел отправить настоятель монастыря Святого Альбрема. Он сообщил о нападении на обитель отряда рыцарей. На их доспехах не было никаких опознавательных знаков, которые указывали бы на принадлежность к ордену, гвардии или войску. Но пришли они с единственной целью – убить всех монахов до последнего. Та же участь ждет и нас. Никто из сестер не доживет до рассвета. На то воля богов, и нам остается лишь смиренно принять ее. Но еще у нас есть важная миссия – помочь спастись нашей драгоценной Святой Деве. Архиепископ мне подал тайный намек на то, что Ирисию хотят уничтожить. Погасить последний лучик света, который может спасти наш мир.

– А не думаете ли вы, матушка, что его высокопреосвященство был убит? – смело предположила сестра Клотида, высокая полноватая женщина средних лет.

– Более того, я уверена, он был отравлен, – настоятельница обвела нас всех внимательным взглядом. – Но пока еще оставался в сознании, успел надиктовать своему верному секретарю письмо. В этом послании содержались известные только нам двоим зашифрованные намеки. Попади голубь не в те руки, никто бы не смог понять, что архиепископ нас предупредил о надвигающейся смертельной опасности.

– Как страшно! – воскликнула молоденькая сестра Ллонила, прижимая руки к груди.

– Крепитесь, сестры, – возвысила голос матушка Аурелия. – Все мы запомнили с начала нашего служения молитву о том, как нужно праведно жить и прилежно трудиться, чтобы нас приняли в небесное царство. Каждая из нас постаралась заслужить милость богов. Так не надо же бояться скорой встречи с ними. Времени у нас мало. Пора собирать святую деву в путь.

– Но я не могу вас покинуть, – у меня будто впервые прорезался голос. Он звучал так странно и пронзительно, что трудно было поверить: это все говорю я, а не кто-то другой. – Оставить в беде. Обречь на ужасную смерть. Вдруг дарованная мне богиней сила способна не только исцелять людей? Я читала жития святых, которые могли одним лишь словом останавливать целые армии.

– Сила тебе пригодится еще, и, верю, не раз спасет жизнь, – матушка Аурелия подняла лежавший на полу тряпичный сверток, перевязанный алой лентой.

Это был запретный цвет в стенах обители, цвет крови и блуда. Монахини могли носить лишь белые одежды, как символ непорочности, в дни праздников надевать поверх них золотые мантии, а в дни траура черные. Поднеся ко мне странный свиток, матушка развязала ленточку и, еще не открывая уголок тряпицы, в которую было завернуто что-то мягкое, пристально посмотрела мне в глаза.

– Пришло время открыть тебе тайну, которую я хранила с того момента, как впервые взяла тебя на руки, моя дорогая приемная дочь.

Веки матушки Аурелии дрогнули, она поморщилась, будто в глаз попала соринка. Всеми силами старалась не заплакать, ведь ей предстояло до самого конца оставаться рядом с обреченными на гибель сестрами и поддерживать их.

– Я внимательно слушаю вас, матушка, – я тоже разрыдалась бы, если бы дала себе волю.

Понимала, что нельзя отпускать чувства на свободу. Нужно держаться, почти как тогда, когда меня впервые представили народу на столичной площади. Тогда мне казалось, что я умру от волнения, сердце просто вырвется из груди. Но позднее тот день я вспоминала как самый счастливый в жизни. Эта ночь запомнится другой, трагической. Но у меня нет выбора. Книга моей судьбы написана на небесах.

– Это был пасмурный дождливый вечер, – глубоко вздохнув, настоятельница собралась с мыслями и стала рассказывать о нашей первой встрече. – Да еще и разразилась сильная гроза. Потому я не нашла ничего удивительного в том, что в главные ворота постучалась женщина в темном плаще. Подумала, что путница заблудилась и сбилась с дороги. Вместе с сестрой Авдистой мы пришли к воротам, впустили женщину, предложили ей нашу скромную постную пищу и ночлег. Она отказалась от нашего гостеприимства, но со слезами на глазах попросила нас принять в обитель ребенка, ее новорожденную дочь. Нежданная гостья скинула с себя промокший плащ, явила нашим взорам непристойный алый наряд и спеленутого младенца, которого прижимала к груди. Сестра Авдиста стала возмущаться, хотела прогнать непутевую мать вон из святой обители. Я остановила ее. Придержала за руку и тайно шепнула, что мы должны спасти невинное дитя. Вряд ли мать-блудница отдаст младенца в приют. Ведь она пришла из города к нам, проделала долгий путь. Получив отказ, она запросто может оставить малютку в лесу, на растерзание диким зверям и хищным птицам. Я сказала женщине, что мы возьмем девочку на воспитание, по документам оформим как подкидыша. Мать передала ребенка сестре Авдисте и упала перед нами на колени, благодарила, что вняли ее мольбе. Она сказала, что хотела бы оставить дочь при себе, но не имеет возможности, у нее даже нет своего жилища. Если ослушается хозяйку публичного дома, та может задушить младенца, ей ничего не стоит это сделать. Еще она поведала, что отец ребенка богат и влиятелен. Он попросил сохранить дочери жизнь и отдать ее на воспитание в монастырь. Сказала на прощание, что этот мужчина еще может отблагодарить монахинь, прислать ценный подарок.

– Но если мой отец был богатым и знатным, почему он не мог вызволить мою мать из публичного дома и оставить с ней ребенка? – во мне вспыхнул жар искреннего возмущения. – Будь даже он женат, все равно у таких людей есть возможность заботиться о любовницах и детях. Они как-то выкручиваются и находят способ содержать вторую семью.

– Все не так просто в мирской жизни, как пишут в красивых книжках, – покачала головой матушка Аурелия. – Порой богатые и знатные связаны по рукам и ногам куда более тяжкими оковами, чем бедняки. Чем они ближе к власти, тем труднее им живется. Нет у них и тени свободы, а каждый шаг в сторону, вопреки установленным правилам, карается смертью. По глазам твоей матери, полным непролитых слез, по тому, как дрожал ее голос при воспоминаниях о любимом мужчине, я поняла, как нелегко приходилось твоим родителям и что истинным чудом им удалось сохранить тебе жизнь.

– Как же я благодарна тебе, милая матушка, что не побрезговала моим порочным происхождением, приняла в обитель, – мой голос едва не сорвался на причитания, но я изо всех душевных сил старалась держаться. Слезами горю не поможешь, гласит древняя мудрость. – Я не помню себя такой маленькой. Каково было мое самое первое чудо? Неспроста ведь меня с раннего детства стали называть избранной великой богиней.

– Знамение посетило нас сразу же, как только мы приняли тебя в святую обитель, – мечтательно улыбнувшись, сказала настоятельница. – Твоя мать вышла за ворота, и я собралась пойти закрывать их, а сестра Авдиста поспешила отнести малютку в теплое сухое место из-под непрекращающегося ливня. Не дойдя до ворот, я обернулась на ее голос. “О, боги! Мои ноги!” – вскричала она. Я подбежала, приняла девочку из ее рук. Боялась, что сестра Авдиста может уронить ребенка. Думала, бедняжке стало еще хуже с ногами. Сестра Авдиста болела с детства. Она хромала на левую ногу, а с возрастом и правая нога стала сильно болеть, временами почти совсем отказывать. Но из уст сестры я узнала, что произошло настоящее божественное чудо. Стоило Авдисте подержать младенца на руках, как тяжкий недуг ее покинул. Она смогла ходить свободно, не испытывая боли. А вместе подойдя к главному храму, мы убедились в том, что в нашу обитель впервые за три столетия вновь явилась Святая Дева. Темно-синие ирисы, которые были высажены на клумбах у входа в храм, все как один распустились из еще маленьких бутонов. Но еще удивительнее было то, что поменяли они цвет на огненный и сияли в ночи подобно яркому пламени, которое не мог угасить проливной дождь. Все сестры выбежали из келий, дивясь знамению. Мы решили дать тебе имя Ирисия, в честь этих прекрасных цветов.

– Мой отец… Он бывал здесь? Приезжал меня навестить? – я потеребила бахромчатый краешек шали, силясь справиться с волнением, которое будто бы перекатывалось в груди горячим тяжелым комком, давя на трепещущее сердце.

Очень хотелось услышать, кем был этот человек, хотя бы узнать, как он выглядел. Был молод или стар, носил ли коричневую мантию придворного советника или седой парик чиновника по части юриспруденции.

– Я уже говорила тебе, никто из нас не верил, что твой отец однажды придет к воротам монастыря, – нахмурилась матушка Аурелия. – Дальше них мужчину все равно не пустили бы. Он и не приехал, не показался нам лично, но прислал обещанную посылку. Как только я взяла в руки обернутый гербовой бумагой сверток, мне явственно почувствовались исходящие от него волшебные чары. Это была не злая, разрушительная магия, а защитная, и потому я решила принять дар. Божий глас в моем разуме подсказал, что придет день, когда он тебе пригодится. Судя по необыкновенному подарку, твой отец был весьма могущественным магом, он владел мастерством создания иллюзий. И в тот момент мне с первого до последнего слова стало понятно тайное предсказание Преподобного Тарсиля. Пророк считал, что даже в пристанище разврата может зародиться истинный чистый свет. Он писал, настанет день, когда стены обители покинет Святая Дева в платье блудницы – единственная, кому будет дозволено вершить судьбу этого мира и принять решение: спасти или погубить его. Не мог твой отец слышать о пророчестве Преподобного Тарсиля. Много веков не покидали эти слова стен усыпальницы, и лишь сегодня были произнесены вслух. Но вот пришло время тебе принять подарок родителя.

Матушка Аурелия раскрыла тряпичный сверток, и я увидела невероятно красивое шелковое платье, ярко-алое с золотой вышивкой. В монастырской библиотеке я читала, не только церковные, но и светские книги об истории мира и укладе жизни в королевстве. Потому знала, что столь дорогой наряд могла себе позволить лишь падшая женщина, имеющая богатого покровителя. Когда содержимое свертка было полностью разобрано, в нем обнаружились еще туфли на почти плоской подошве, темно-красный плащ из плотной теплой ткани и широкий шарф, который завязывался таким образом, чтобы скрывать нижнюю часть лица. Женщинам из публичных домов закон велел выходить на улицу в алом платье, не простоволосыми и с прикрытым до глаз лицом, чтобы не вводить в искушение примерных семьянинов. За нарушение королевского указа им грозил большой штраф и тюремное заключение на двадцать суток.

У меня перехватило дыхание, когда я прикоснулась к струящейся ткани платья. Чувства переполняли, составляя кипучую смесь, частички которой было трудно даже осознать и перечислить. Радость, как будто я обрела семью, перемешивалась с горечью предстоящей невосполнимой потери, тревогой и страхом на грани отчаяния, но вместе с тем и надеждой на то, что я действительно могу спасти мир. Притом я понимала, насколько будет для меня труден первый шаг за пределы обители, которая много лет была моим домом.

И вдруг из платья выпал золотой медальон на цепочке, очень простой на вид, без роскошной вычурности. Я подняла и открыла его. Внутри увидела картинку – огненный ирис и надпись “Моей дорогой дочери”.

Но ведь тот, кто по-настоящему любит своего ребенка, никогда не бросит его. Наверное, я слишком многого не понимала в мирской жизни, кипящей в больших городах. Страшно было представить свое будущее. Отныне мне придется выживать там, куда прежде я выбиралась лишь по великим праздникам, чтобы исцелять страждущих людей.

– В посылке также был флакончик с зельем иллюзии, – голос матушки Аурели стал таким же строгим, как во время распределения работ по хозяйству между монахинями. – Я попросила сестру Ллонилу принять его. Из нас она самая младшая, почти ровесница тебе. Проверим, как оно действует.

Все взоры обратились на сестру Ллонилу, едва дышащую от переживаний. Девушка крепко зажмурилась, пытаясь сосредоточить мысли. Черты ее лица стали меняться, становиться похожими на мои. Вылезшая из-под платка прядь волос из тусклой, пшеничного цвета стала мерцающей золотистой.

– Будем верить в помощь богов и надеяться, что наша маленькая хитрость сработает, поможет обмануть присланных убийц, – печально улыбнулась матушка Аурелия. – Времени мало. Придется нам обойтись без прощальной службы. Тебе нужно спешить, драгоценная наша Ирисия, последняя надежда мира. Отдай свою одежду сестре Ллониле, а сама примерь наряд, который тебе подарили настоящие родители.

Утерев потекшую по щеке слезинку, я отошла за пыльный занавес, он отделял ту часть усыпальницы, где хранились свитки с пророчествами Преподобного Тарсиля. Поспешно переоделась и вышла к монахиням. Чувствовала себя неуютно, непривычно. Каждый шаг давался с трудом. Я смотрела на видневшуюся в разрезе платья собственную ногу с переплетенной золотистым ремешком туфли лодыжкой как на что-то непристойное, до отвращения порочное. Хотелось сбросить накидку и шарф, стянуть через голову слишком откровенное платье, порвать чуть не до боли стягивающее грудь и попу кружевное алое белье и снова закутаться в привычное белое платье в пол, закрывающее все тело, руки и плечи.

– Если в отряде карателей будет сильный маг и он сможет раскрыть наш секрет с подменой, все равно врагам трудно будет догадаться искать невинную деву под личиной падшей женщины, – матушка Аурелия указала на покрасневшую от смущения меня легким взмахом руки. – А если враги все же смогут близко подобраться к тебе, Ирисия, просто прислонись к дому или дереву и подумай о том, чтобы стать с ним единым целым. Проверь действие иллюзии. Подойди к стене.

Я послушалась настоятельницу. Прижалась к облицованной мраморными плитами стене усыпальницы, прикрыла глаза и подумала, что хочу слиться с ней. Не открывала глаза, пока не услышала удивленные возгласы сестер, а когда это сделала и посмотрела на свою руку, то поняла, что ткань плаща и платья приобрела цвет стены, даже мои пальцы зрительно стали серыми с темными мраморными прожилками. Маскировочная иллюзия исчезла, стоило мне всего на шаг отойти от стены.

Да, мой отец был искусным магом. Люди, наделенные магической силой, пользуются уважением в обществе, особенно если они благородных кровей. Что же могло помешать ему выкупить мою маму из публичного дома и создать нормальную семью? Был ли он женатым человеком, зависящим от супруги? Или все дело в государственной службе, близости к королевскому двору?

– Последние приготовления к твоему первому самостоятельному путешествию, – матушка Аурелия дала мне в руки крест Преподобного Тарсиля и кинжал с серебряной рукоятью. – Крест, оружие духовное, тебя сбережет от козней злых сил. Кинжал, оружие земное, поможет защититься от врагов. За нас не волнуйся. Мы будем сражаться достойно. Постараемся как можно дольше задержать налетчиков.

При этих словах настоятельницы все сестры обнажили принесенные ими в усыпальницу кинжалы. Выглядели они проще, чем подаренный мне приемной матерью, но в умелых руках могли стать грозным оружием. Несмотря на мирный уклад монастырской жизни, традиция древнего искусства кинжального боя сохранялась из века в век с тех давно минувших времен, когда горные края переживали набеги разбойников и сестрам приходилось защищать обитель.

– Благодарю вас, матушка и сестры, – приняв дары, я низко поклонилась всем собравшимся в усыпальнице.

Матушка Аурелия обучила меня приемам самозащиты еще в моей юности. Но во время тех уроков я не могла представить, что наступит день, когда нам придется сражаться с настоящими врагами, а не понарошку друг с другом. Мучительнее всего было думать о том, что эти женщины, ставшие для меня семьей, скоро погибнут. Стою ли я той жертвы, которую они готовы принести? Безусловно, нет. Но целый мир со всеми живущими в нем людьми и бессловесными божьими созданиями… Он достоин шанса на спасение. Ради него я должна отправиться в путь навстречу неизвестности.

Глава 3. Побег из монастыря

Ирисия

В монастырском подземелье был тайный ход в туннель, что пронизывал огромную гору насквозь и вел в густой лес, начинающийся у ее подножия. Навсегда простившись с матушкой Аурелией, я перекинула через плечо удобную дорожную сумку из овечьей кожи. В ней лежали крест, салфетки, маленькая фляжка с водой, три пирожка из ржаной муки с начинкой из козьего сыра и несколько сухарей.