Инсун Эшли Бэрри
БоЖенька
Не каждый может видеть инсуны, это привилегия открыта только хранителям, таким как Эшли Бэрри. Эшли обычный подросток, чьи желания понятны каждому: сбежать из маленького города, найти своё призвание и разобраться с близкими. Но для этого нужно своровать сотни белых страниц инсуна. В попытке сбежать от трудностей, Эшли уходит в книгу с головой.И, кажется, теперь тебе предстоит решать проблемы.
БоЖенька
Инсун Эшли Бэрри
Многие назовут это плохой привычкой или зависимостью, но для меня воровство – это смысл жизни. Сегодня улов обещает быть богатым. Первой жертвой стал старик Пиф, живущий у причала. Рыбаки всегда становятся приятной наживой – сорок страниц чистых перитак. Разве не чудо?
Холеный домик Ларри не порадовал. В богатой обстановке со множеством необычайных трофеев всего пара заветных страниц. Ларри мне никогда не нравился.
А теперь, крадучись, стараясь не задеть скрипящие половицы и разбросанные игрушки, нужно найти книгу тётушки Энн. И кто держит инсун на одной полке со старенькой хрестоматией и затасканной поварской книгой? Похоже, самый ценный трактат свой жизни Энн ценит не больше, чем саму жизнь. Неудивительно, ведь в ней ничего и не происходило. Все время Энн посвятила заботе о маме, муже и детях. И теперь эта некогда молодая женщина располагает настоящим сокровищем для меня: десятком белых перитак.
Одно удовольствие их вырывать. Целым скопом, кучей, раз! Ах, какой приятный звук, как замечательно ощущать столько бумажек в руке разом. Разве не чудо? А потом ещё и ещё. Надеюсь, на моем лице не было слишком уж кровожадной улыбки, но удовольствие от процесса необычайное.
Вот и все. Инсун изрядно прохудился, стал тоненьким словно у школьника. А я спешу сбежать из душного маленького домишки в прохладную темную ночь.
Да, возможно, я худший Робин Гуд – ворую у бедных и продаю богатым, но будем честны, прежде чем мне удалось украсть перитаки у этих людей, они сами украли у себя время. Слабое оправдание. Но другого у меня нет.
Это мой шанс сбежать наконец из этого душного города.
Я бегу вниз по улице. Нужно поспеть до рассвета – продать все награбленное.
Если узнают, что меня не было в аббатстве – мало не покажется, а ещё хуже если притащу перитаки в храм. Нет. Никак нельзя, все выследят, разыщут, проверят. Обязательно нужно обогнать первые лучи сонного солнца, кровь из носа – сбыть контрабанду и с чистыми руками на работу.
Лично я перитаки обычно передаю Фрэнки. Мы раньше в храме батрачили вместе, только в разных отделах. Фрэнки из этих, головой ударенных, взбалмошных и вспыльчивых. В их отделе большая текучка кадров. Не удивительно.
Ну, в общем, Фрэнки по долгу службы тоже про инсуны знает. Использует белые листы для каких-то своих экспериментов.
– Что, сна ни в одном глазу?
Фрэнки опять полуночничает, дурачится, по мастерской носится:
– А, Эшли, приятно тебя видеть! Давно мы на глаза друг другу не попадались!
И мы смеемся.
А у меня от улыбки Фрэнки чистый восторг. Хочется глядеть бесконечно. Запомнить каждую складку в уголках глаз, каждую ресничку. Хочется на обратной стороне век иметь портрет этого античного точечного лица. Чтобы закрыть глаза и любоваться бесконечно. Хочется без конца глядеть как фарфоровые руки Фрэнки работают, сжимают долото, как мягкой волной изгибаются, и как на свету венки на запястьях синеют под прозрачной кожей. Хочется обнять. Прильнуть к большой теплой груди. Затискать до одурения.
Или поцеловать. А то и покусать. А иной раз, пройди только Фрэнки мимо меня, хочется схватить эту дурную голову и втянуть запах волос. Как наркоман затягивается дурью.
И почему влюбленность делает из людей маньяков?
– Сегодня перитак не видать, – скрывая бахвальство, я ковыряю сапогом камни мастерской. А Фрэнки волнуется, верит – волчком вскакивает с места, расстроенно топает.
– Как так?! Совсем ничего? Мне бы хоть одним глазком!
– Больше не на что глаз положить? – я издеваюсь. Но Фрэнки так мило волнуется, так отчаянно хватает и тянет меня за рукав… Приходится сдаться, – ну, у меня есть всего сто двенадцать.
– Сто!
Лицо Фрэнки надо видеть. Столько счастья, лучезарного победного удовольствия, столько энергии, что ненароком тоже поддаешься веселью.
– Глазам не верю, – и улыбается, и сжимает мои плечи горячими ладонями, и ждёт чего-то. Взгляд чуть бегает, не знает куда смотреть, направлен мне в район шеи. А я улыбаюсь неловко, киваю, будто Фрэн может видеть мою реакцию.
– Э, ну, в чужом бревне глаз не видишь… Какая глупость! Зачем я это говорю? Стыдобища.
– Пошли, поговорим с глазу на глаз, – Фрэнки, поджимает губы, старается тянуть улыбку и уводит меня в подвал. Вниз, в комнату без дверей и окон, где ни спертый воздух, ни брюзжащие мухи не смогут растрещать лишнего.
Места мало. А то, что есть – завалено хламом.
И как Фрэнки ловко маневрирует между бестолковыми каменюками – просто изумительно.
– Держи! – из кучи мусора на ощупь было найдено такое же непримечательное барахло. По виду, словно открытка, но плотная, крепкая, жёсткая. По сгибу только прохудилась сильно.
Мое сердце оступилось. На мгновение перепутало надрывную ноту в мелодичном бое. Запунлось.
Это рванье, старье, безделица – чья-то бывшая книга жизни. Ее обложка.
Ещё ни разу мне не доводилось видеть абсолютно пустой инсун. Чувство сродни отупению. Как в холодную воду упасть. Или как получить в спину удар куском сырого мяса.
Это не страх. Не отчаяние. Не боль. Это все разом, и ничто одновременно.
Я помню, как такой же ужас захватил меня в детстве от вида падающего мешка. Мама сказала со стройки цемент уронил кто-то. А мне причудливо привиделись у того руки или ноги.
И стремительный полет показался натянутой тетивой, и глухой стук удара ее будто оборвал. И только мгновение после падения было этим чувством, поднимающим волосы на затылке. Изумление, испуг, паника. Кошмар. Две дощечки инсуна. Первая – эпиграф, начало, рождение, вторая…
– Вложи пару листов, – послышался приказ от Фрэнки. И мне оставалось лишь сглотнуть тревожные впечатления и подчиниться.
Действие незамысловатое и простое. А камни на полу будто напряглись.
Мои ладони чуть вспотели. Глупость, но казалось, будто глубоко под землёй кто-то мог судорожно дернуться или вдохнуть. Уже нет. Да и на обложке имя было тщательно затерто.
– Напиши, м… Пожалуй "голем" теперь не подходит. Пиши: водитель трамвая! – а внутри мне было велено расписать каждый шаг, движение, приказ для безымянного водителя.
"Встать в пять утра по Гринвичу, – никак не позже, иначе поймают. – Прийти в трамвайное депо номер пять, – отменное место. Хрен сыщешь такое, где трудились бы халатнее. – Проверить работоспособность третьего канатного трамвая, идущего по пути: Сэметри бульвар – улица Обстэтрикс".
А дальше нудные детали: что за кнопки нажимать и когда. На каком перекрестке повернуть. Куда направляться… Как вдруг тело Фрэнки застыло, рука лишь взметнулась, призывая меня схорониться. В тревожную тишину стало сыпаться далёкое тиканье часов.
Раз-два. Тик-так. Как стук сердца.
Миг.
И с площади донеслись дребезжащие удары колокола. И вторя им, с грохотом, со скрежетом поднялись могучие камни.
Пять утра.
Ох! Я опаздываю в храм!
Не говоря ни слова, мне пришлось сбежать. Рвануть с места и понестись, что есть мочи в аббатство памяти.
Сразу же мои щеки стали горячими, стыдливыми. Подумать неловко, какая реакция может быть у Фрэнки. Поймет? Обидится? Решит, что мной завладел испуг?
Я так и вижу: одинокая фигура радуется своему творению, смеётся, оборачивается ко мне. И никого не находит…
***
Этот город как густой мед – тягучий, плотный и приторно-сладкий. И попробуй из него выбраться, всплыть на поверхность, вдохнуть свежей свободы – только глубже на дно уйдешь.
И все мы тут как мухи в янтаре. Застыли в бесконечной поруке работа-дом без малейшей возможности сбежать.
Моя мечта – свалить отсюда. На то есть три способа: словить грант на обучение, или получить печать на выезд, имея недвижимость в другом городе, или дослужиться до высшего отдела аббатства.
Первый отпадает – ведь я не умнее хлебной крошки.
О втором я раньше ни сном ни духом. Вот и остаётся отчаянный шаг – служба в аббатстве. Игра в долгую. Если будешь хорош, тебя, может, и направят в столицу. А может и нет. Может завтра уже добьешься успеха, а может лет в восемьдесят. Если раньше не помрёшь.
Но так случилось: если уж поступил на службу в аббатство, будь добр из него носа не казать. Неправильно это, знать все и про всех и разгуливать спокойно по городу.
Многие любят храм тайн, выглядит тот внушительно. Белый гигант, спящий на вате облаков: величавый, основательный и вместе с тем призрачно туманный и далекий. Эта зефирная конструкция из башен, шпилей и пик манит к себе, чарует, но стоит оказаться внутри… Да, сверху вид открывается на удивление скудный и пугающе пустой. Чем выше ты поднимаешься, тем более одиноким себя чувствуешь. Эх, обидно.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/bozhenka/insun-eshli-berri-69135661/?lfrom=174836202) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
