Славушка и соляной камень
Евгений Юрьевич Ильичев
Двенадцатилетний мальчик Славушка с нетерпением ожидает своего дня рождения. Он мечтает стать рекрутом Великого Князя Ворона – только так из мальчика он превратится в доброго воина. Но все мечты о ратных подвигах разбиваются о волю отчима. Воевода Родослав не желает видеть тщедушного и слабого пасынка на ратной службе. Славушке велено учиться на картографа. Ни воевода, ни сам Славушка не знают, что в жилах мальчика течет кровь самого бога Рода. По воле богов, Славушку замечает местная ведунья Малана и докладывает суровому колдуну Гофрину о том, что по земле севера бродит потомок прародителя всего сущего. Хранитель врат в Гиперборею не разделяет мнения ведуньи, но все же соглашается испытать Славушку и дать отроку шанс проявить себя. Славушке предстоит преодолеть долгий путь от слабого отрока до великого мага – защитника врат и всей земли русской. Боги и злые духи, сражения и магия, вечный спор добра и зла – все это ждет маленького сироту на его пути к правде о своем рождении.
Евгений Ильичев
Славушка и соляной камень
Глава 1
Последний переход был самым изнурительным. Высокий, худощавый старик со спутанной седой бородой до пояса стоял у края леса. Опираясь на свой корявый посох, он вглядывался в густые сумерки. Там в низине, куда устремился взор путника, на лысоватой поляне возвышалась крошечная бревенчатая застава, звездчатой формы. Пять сторожевых башенок, по одной на каждый луч заставы-звезды, уже осветились сигнальными огнями. Вокруг заставы была видна широкая лента рва, заполненного водой. От кольца водной преграды в разные стороны отходило пять полноводных каналов. Зеркальная гладь этих стоаршинных каналов сотнями бликов отражала свет сигнальных огней крепости. В сумерках казалось, что там внизу не крепость расположилась, а настоящая звезда. Упала в незапамятные времена с неба, да так и осталась лежать здесь, на окраине суровой северной страны Бореи.
Внутри самой крепости тоже занимались огоньки. Старик укутался плотнее в свою черную мантию и улыбнулся вымученной улыбкой. Больше месяца он был в пути и за всё это время не видел ни одной живой души. Только древний тракт, вымощенный огромными валунами, да непролазная тайга были его спутниками. А там внизу кипела жизнь – курились избы и бани, был слышан лай собак, окрики пастухов, загонявших внутрь крепости заплутавшую в тайге скотину. Старик потянул воздух своим крючковатым носом и ощутил терпкий дух человеческого быта. Крепость готовилась вечерять.
«Добрался…» – подумал путник, наблюдая за тем, как медленно поднимается тяжелый мост через ров. Через минуту до слуха старика донесся и лязг тяжелых засовов. До утра крепость будет отрезана от остального мира.
«Что ж, теперь можно и о ночлеге подумать» – решил старик и хотел уже вернуться под сень деревьев, как услышал знакомый свист крыльев. Не отводя цепкого взгляда от крепости, он вытянул свою руку в сторону. В то же мгновение огромная белоснежная сова с бодрым клёкотом вылетела из леса и села на крепкую руку старика.
– Итак, – вслух произнес колдун, – мы на месте. Ты уверена, что мальчик живет именно тут?
– Обижаете, хранитель Гофрин, – человеческим голосом ответила сова, – я за ним уже семь лет наблюдаю. Я почти уверена, что это тот самый мальчик.
– Почти? – нахмурился старик. – Я проделал огромный путь, ведунья. Оставил без присмотра врата и всё из-за твоих домыслов?
На самом деле хранитель врат лукавил. Уходя в дальний поход, он наложил на врата все доступные ему заклинания. Там и комар не пролетит нынче. Ко всему прочему, сам вход охраняли сразу две стаи зачарованных волков. Звери и сами толком не понимали, почему они не покидают тот скальный утес. Гофрин переписал их природу и теперь единственное, что имело для лютых охотников смысл, это беззаветно охранять врата от всякого чужака. Пришлось изрядно потратиться. Защита врат выжала из него все до капли. Именно поэтому идти пришлось пешим порядком.
– Вы лучше меня знаете предание, – бесстрастно ответила сова, – потомок Рода может проявить себя лишь на тринадцатую зиму после своего рождения. Сейчас мальчику двенадцать зим и десять лун и он уже сияет силой Рода. Но моя сила с Вашей, хранитель, ни в какое сравнение не идет. Я не могу быть полностью уверена, что это именно Тот мальчик.
– Так и вызвала бы меня через год, к чему такая спешка? – Хранитель с трудом сдерживал досаду. Глупая птица вызвала его раньше срока, не убедившись в том, что кандидат действительно имеет способности. Сколько их было таких? Силой переполнены, а раскрыться не могут. У великого Рода по всей земле рассыпано огромное число потомков, но лишь прямой потомок правителя северных земель мог обладать потенциалом мага.
– Есть одна проблема, хранитель. Борейцы вот уже пятый год воюют с Финнами. – Сказала сова. – Все здоровые мальчики по достижении тринадцати зим отправляются в столицу Бореи на смотр и чаще всего рекрутируются в войска. Боюсь, мы можем упустить его.
– Так, ведь там и упускать-то, возможно, нечего.
– Не торопитесь с выводами, хранитель, просто взгляните на него и сами всё поймёте.
– Ну что же, – сдался старик, – завтра представишь мне его. Какое, говоришь, у него послушание?
– Картограф он, хранитель, но грезит войной и подвигами ратными, как в прочем и все мальчишки его возраста.
– А воспитывает его кто?
– Родослав, воевода местный.
– Воевода? – задумался старик, – а сына в картографы определил… Странное дело.
– Не без моего внушения, – хихикнула сова и пояснила, – больно мальчик хилым вырос. Лишь я видела, какой силой он обладает.
– Сила во многих течёт, но не многие ею пользоваться могут, – возразил хранитель.
– Правда ваша, но я решила перестраховаться и помыслы его отчима в мирное русло направила. Не сложно было. Мать ребенка в родовой горячке сгинула, один лишь Славушка и остался у воеводы, да сестрица его. Вот Родослав и бережет сына, в память о любимой.
– Славушка, говоришь? – Старик, наконец, отвёл взгляд от крепости и строго посмотрел на сову. – Ладно, ведунья, проводи меня к себе, нет желания в лесу ховаться. Завтра посмотрим на этого Славушку и быть тебе ощипанной, коль зря меня сюда вызвала.
Глава 2
– Вот ты где, паршивец!
Суровый окрик отчима будил не хуже ушата колодезной воды. Славушка мгновенно проснулся и, ещё туго соображая со сна, попытался выскользнуть из-под телеги, где ночевал. Не рассчитав в потёмках траекторию, он здорово приложился лбом об оглоблю, аж искры из глаз брызнули, да так и рухнул обратно под телегу.
– Нет, уж, – пробасил отчим, схватив пасынка за ухо, – на сей раз не улизнёшь, негодник! Я тебе какое послушание давеча назначил?
– Ай-яй-яй! – заверещал Славушка, следуя за властной рукой воеводы. Ухо уже горело нестерпимо.
– Тебя вчера писарь отрядил правый берег Волыни описывать, а ты, шельма, куды убёг?
– Нездоровилось мне, батя! – заныл щуплый мальчуган, стараясь поспевать за отчимом. Иначе можно было и уха лишиться. Казалось, замешкайся он хоть на секунду, и бедное его ухо так и останется в стальных пальцах воеводы.
– Нездоровилось? К бабке Агафье бы шел. Так мы же оба знаем, не был ты у старухи. Так, где ж ты, подлец, шатался?
– Нигде, батя, тут я был в хлеву. Лихорадило меня!
– Вот я тебя высеку, ужонок, за брехню! – погрозил отчим. – Мало того, пригоршню свечей украл, так ещё и врать мне удумал!? Ну, погоди у меня. Месяц порток надеть не сможешь!
– Не вру я, батя! – взмолился Славушка, – Не секи меня, я сегодня всё-всё сделаю!
– Ааа, уже не лихорадит? Тебя за лугом видели вчера, на сборы ты приходил. На палках дрался с рекрутами. А потом, небось, до утра книжки свои читал о подвигах?
Отпираться было себе дороже. Сдали Славушку с потрохами. Отчим, наконец, ухо отпустил и шёл теперь своим привычным аршинным шагом к себе в приказ. Славушка семенил рядом, тер ладонью огнём горящее ухо и вымаливал прощение.
– Не хочу я, батя, картографом… Не любо мне это. Я, как ты хочу, в походы, на войну!
– Да тебя соплёй перешибить можно! – резко обернулся воевода. – Куды тебе в походы? Не дал тебе Род силы, так служи, как велено, как можно служи. И без подвигов люди пользу могут приносить.
– Да какая ж там польза, холмики да речки на бересте малевать? Любая девка справится.
– У девок своих забот полно, и крепко я сомневаюсь, что ты хотя бы половину их дел сдюжишь. А тебе я место тёплое уготовил, от князя великого берегу, а ты на палках… И ладно если получалось бы, так ты же битый постоянно ходишь! Мальчишек старших задираешь… Что ж ты думаешь, мне не докладывают? Али глаз у меня нет? Ты, вона, весь в синяках!
– А как я иначе ратному делу обучусь, коль ты меня не учишь? – обиделся Славушка.
Воевода прогромыхал по лестнице своими сапожищами, ветром пронесся по сеням приказа, зашёл в горницу и грузно рухнул на дубовый стул, рукой голову подпёр и уставился на пасынка. Славушка стоял перед ним, ухо своё тёр и хоть бы вид подал, что страшно ему или больно. Вот же наградила матушка характером!
– И что мне с тобой делать? Что бы мать твоя сказала?
Знал воевода, как на Славушку надавить, часто пользовался этим. Память о матери он пасынку вбил в голову здорово, намертво вбил. Отрок, хоть и без ласки материнской вырос, да только совестно ему всегда было, как её именем его поучать принимались.
– А ничего бы не сказала, – угрюмо ответил Славушка, уже понимая, что проиграл, – добрая она, говорят, была.
–Добрая, не то слово, – тепло улыбнувшись, ответил воевода. – Ты про мать-то, часто от людей слышишь и даже в голову не берёшь от чего. А она всем тут помогала. Каждого своею силой коснулась. Кому не шепнёт с утра на ухо заговор, всё у того в этот день спорится, всё ладится. Какая охота тогда была, кому скажешь, не поверят. Сколько рыбы в силки рыбаки наши вылавливали. Ты бы, хоть, постеснялся желаний своих. Памяти её ради, постеснялся бы. Никому она зла не желала. Никогда и никому, слышишь! Ни другу, ни недругу. А ты всё о своём – ворогов бить, в дружину, в дозор, на разведку… Ты думаешь человека вот так запросто изничтожить можно? Тут иной охотник животину слабую стрелять не станет, пожалеет. А то человек.
– Так, не человеков, батя, ворогов я бить желаю! – встрепенулся Славушка.
– Любой ворог, в первую очередь человек. Как ты и я. У каждого мать, отец есть. Никто из капусты не появился еще. Люди они, понимаешь? Чтобы человека к Маре отослать, знаешь через что перешагнуть надобно?
Славушка головой светлой покачал.
– Через что?
– Через себя, сын, – горько ответил Родослав. – Сперва себя надо погубить.
– И что в том страшного? – не понял Славушка. – Гляжу на тебя, на сотников наших. Никто не мается, никого Полуночница не терзает.
– Тюфу на тебя!
Воевода и впрямь сплюнул на пол и замолчал. Поднял взгляд тяжелый на Славушку, увидел его глаза обиженные, да так и потонул в них. Часто он Лесю вспоминал – мать Славушкину. Крепко он любил её, ох, как крепко. Оттого и Славушку, сына её, как родного воспитывал. Уберечь от огня вражеского хотел, от меча острого, от стрелы меткой. Умирала Леся в муках, сестру Славушкину рожая, дочь их общую, да наказывала мужу, чтобы сына её от беды берёг. Как тут его на смотр посылать? И клятву нарушишь, и память жёнину осквернишь. Да и похож Славушка на мать был, ох как похож, особливо глаза бирюзовые. Да и характер… Непокорная она была, своенравная, гордая. А до чего мудрая была, хитрая, как лиса. Всё про всех знала. Обо всём наперёд ведала. Ни полслова мимо правды истины грядущей не сказала – всё и всегда в точку. Знала и про смерть свою скорую.Призналась в горячке родовой, что сон о гибели своей скорой видела. Но больно уж ему, Родославу, угодить хотела. Он от Леси общего сына хотел. А получилась девка. Ладная, красивая, да только копия он – Родослав. Ничего, окромя рыжей охапки волос от матери не переняла. Спокойная и рассудительная, Мареся вся в отца пошла. Сперва десять раз подумает, а уж после дело делает. Родослав такой же был. Очертя голову в гущу событий никогда не кидался. Взвесит все, как следует, посоветуется с людьми знающими, коль ситуация того требует, а после только решение принимает. От того и сражений множество выиграл, была у него жилка стратега. Читал он и ворога и всю ситуацию в целом, да наперед предсказывал, как оно что будет, загодя знал, как поступить следует.
Лесю с годовалым Славушкой на руках Родослав в тайге встретил двеннадцать зим назад. Жила себе она в самой чаще. Травы собирала, зверей привечала. По какой-то особенности своей, любого зверя могла приручить. Ни медведя не боялась, ни волка. Любой зверь к ней с особым почтением относился. Родослав Лесю на охоте встретил, вернее она его нашла, вепрем разодранного. Свалился он в пылу охоты с коня, да так неудачно, что ногу повредил, да подняться не мог. А вепрь, которого Родослав загнать хотел, больно дикой оказался. Почуял зверь силу за собой, да как накинется на своего обидчика. Воевода тогда от вепря ножом отбивался, всю шкуру кабану попортил. Да разве с ножом супротив вепря устоять? И растерзал бы Родослава кабан тот, если бы Леся из лесу не вышла, да не шепнула зверю слова какие-то хитрые. Кабан тот ещё с минуту буйствовал, а потом взял да и сбежал. А Леся Родослава тогда выходила. В избушку к себе кое-как дотащила, и раны глубокие травками да шепотками заговорила.
Оказалось, жила одна с ребёнком. Лесом жила, им кормилась, им травничала. Любила лес безмерно. И Лес ее любил. Ни комар, ни мошка ее не трогали. Змеи стороной оползали, а иные лютые звери еще и службу служивали. Откуда сама, чей ребёнок, Лнся рассказывать отказалась. Нет, мол, никого у меня и всё тут. Одна я всю жизнь, да вот Род послал счастье, Славушкой зовут.
Родослав тогда у Леси в хижине неделю провёл. Да так эта неделя изменила молодого воеводу, что пропал он. Влюбился без памяти в Лесю. Да и она ему благоденствовала. Люб ты мне, воин, говорила, сердце у тебя чистое, хоть и сухарь-сухарем. Так и взял он Лесю к себе в жёны. Ни молвы, ни сплетен не побоялся, как есть, с ребёнком взял и ни дня после не жалел.
– Вот что, сын. – Промолвил, наконец, воевода. – Воли матери ослушаться даже я не смел. И тебе не позволю. О ратной судьбе своей забудь, раз и навсегда. Учиться будешь мирному ремеслу. А не станет меня, сам себе путь дорогу выберешь. Я всё сказал. А теперь к писарю ступай, да всё отработай, что пропустил. Увижу с палкой или с ножами, как есть высеку, не посмотрю, что сраму оберёшься. Понял меня?
– Понял, бать, – угрюмо отметил мальчик и поплёлся исполнять волю отчима.
Глава 3
Утро в это время года занималось скоро. Только ещё, казалось, колкие звезды в окно глядели, перевернешься на другой бок, а петухи уже глотки дерут, животы надрывают. От отца Славушка шел уже под ласковыми лучами солнца, шишку свою на лбу теплу подставляя. Ухо гореть уже перестало – не сильно отец отодрал нынче. Осталась только горечь душевная, да обида на отчима. И такая та обида жгучая была, что из глаз слезы сами капали.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=69134869&lfrom=174836202) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
