Лера – лучшая ученица в классе. Приближаются октябрьские праздники. Учительница подводит итоги по результатам учёбы в первой четверти. Лучший ученик будет награждён загадочным белым конвертом. Каждый старается как может. И вот результаты подсчитаны, и на классном часе учительница торжественно объявляет фамилию лучшего ученика. Им оказывается Лерочка. Учительница вручает белый конверт, и Лера идёт на своё место.
– Нет, Лера, ты должна у доски вскрыть конверт, – немного обиженно говорит учительница.
Лера возвращается к доске и вскрывает конверт. Оттуда выпадает пригласительный билет на праздничный парад в честь Октябрьской революции. На парады эти никогда не ходят ни её папа, ни мама, и считают их не праздниками, а днями скорби.
– Ну, что скажешь? – довольно спрашивает учительница.
– Как на парад, идём мы прямо в ад, – отвечает Лера и опять идёт на своё место.
Лепесток третий
Меня Бог создал
Дети в школе знают, что Лера – верующая. В школе она такая одна, и её часто дразнят. Вот и сегодня я опять выслушиваю Лерочкин рассказ:
– На перемене Юля из параллельного класса начала ко мне приставать и доказывать, что Бога нет. Ей папа сказал, что люди от обезьяны произошли, а папа у неё очень умный. Вокруг нас ребята со всех классов столпились, кричат, на меня пальцами показывают. И Юля кричит: «Мы от обезьян произошли, от обезьян!».
Я встревожена. Боюсь, что Лера в свои восемь лет не смогла достойно ответить, может быть, даже ввязалась в драку.
– А ты что сделала? – спрашиваю я.
– Мам, ты не волнуйся. Я не ругалась. Я очень спокойно сказала: «Хорошо, Юлечка, ты, если хочешь, происходи от обезьяны, а меня Бог создал».
– И дальше что? – с ужасом говорю я.
– Дети засмеялись и стали кричать: «Юлька – обезьяна!». А Юля кинулась на меня драться, – обиженно отвечает Лера.
Лепесток четвёртый
Многодетная Россия
Лера уже взрослая девушка. Окончила школу с золотой медалью и едет в Москву поступать в институт. Я переживаю, перед расставанием даже падаю духом. Почему-то так жалко эту маленькую (полтора метра) девушку, выходящую в самостоятельную, такую тяжёлую жизнь.
– Лера, может, тебе лучше пойти в монастырь?
– Это почему?
– Не знаю, как раньше, но сейчас женщине в монастыре легче, чем в семье. Мне так кажется. Почти каждый год рожать, растить, тянуть всю эту «команду». Нет, в монастыре легче.
– Мам, ты что? А кто Россию спасать будет? – возмущённо отвечает Лера, и больше мы к этой теме не возвращаемся.
Как-то я спросила Леру: «Сколько же у тебя будет детей? Семь, как у меня?».
– Конечно, нет. («Ну вот», – подумала я.) Намного больше! – закончила фразу Лера.
Конечно, мы понимаем, что рождение детей зависит не от нас, а от Бога. Но готовность принять все те души, которые Бог поручает вырастить, – это уже наша свободная воля. Воля, основанная на любви.
Цветок второй
Ксения
Лепесток первый
Нескучное имя
Ксения – полная противоположность старшей, серьёзной Лepe. Жизнерадостная, крепенькая, вечно бегущая, поющая, неумолкающая черноглазая и румяная малышка. Быстро взрывающаяся и тут же остывающая, увлекающаяся наша «Ксюка» – как она себя в детстве называла. Маленькая, она очень на нас обижалась за то, что мы назвали её «скучным» именем Ксения.
– А как ты хотела бы называться? – поинтересовалась я.
– Яздундокта! – выпалила Ксюша и, подумав немного, добавила: – В крайнем случае, Снандулия![4 - Снандулия (Яздундокта) Персидская, праведная – благочестивая христианка, богатыми средствами много помогавшая узникам-христианам, заключённым в темницах Персии при правителе Шапуре II. Прим. ред.]
Лепесток второй
Про пингвина
Четырёхлетняя Ксения возвращается из воскресной школы и с порога спрашивает:
– Мам, а пингвин – парнокопытный?
У меня от изумления падает на пол кастрюля.
– Да зачем тебе?
– Ну как же! – отвечает Ксюша. – Нам сегодня в воскресной школе читали про чистых и нечистых животных (в воскресной школе один учитель на двадцать пять детей, от четырёх до семнадцати лет. – Прим. авт.). Кого есть можно было, а кого нельзя. Так он парнокопытный?
– Да нет. Но пингвины у нас всё равно не водятся.
– А если его нам в панихидке принесут (пожертвуют. – Прим. авт.)? – задаёт вполне резонный вопрос Ксюша.
Лепесток третий
Азы священной истории
С детишками занимается батюшка. Девочки уже лежат в кроватках, Родион в колыбельке. Папа читает главу из «Священной истории», потом задаёт вопросы. Старшая всезнайка Лера отвечает на вопросы отлично. Ксюша старается тоже. Вопрос:
– Кем по профессии был Иосиф Обручник?
Ксюша, довольная тем, что знает:
– Плотником.
– А что он делал? – спрашивает папа.
– Плоды сторожил! – бойко выкрикивает Ксюша.
Лепесток четвёртый
Предостережение
Все вернулись из церкви и занялись своими делами. Маленькая Ксения всё ещё находится под впечатлением службы, надевает на себя какой-то длинный халат, из детской сумочки мастерит кадило и начинает ходить по комнате, изображая дьякона. Так продолжается довольно долго. Все угомонились, я на кухне готовлю обед, и вдруг в абсолютной тишине из детской раздаётся торжественный Ксюшин басок, советующий:
– Не упивайтеся вином, в нём же есть блу-у-уд!
Лепесток пятый
Простое русское имя
На сей раз я провожу викторину со старшими детьми. Ксюшу прошу назвать простое, самое распространённое русское имя. В ответ слышу:
– Сарра!
Тут остаётся только всплеснуть руками.
– Но почему же Сарра?
– Сарра была женой кого? Авраама! А Авраам был верующий – значит, православный. А если православный, то русский. Значит, и Сарра – простое русское имя.
Как тут поспоришь? Да ещё с ребёнком четырёх лет.
Цветок третий
Родион
Лепесток первый
Чудо
Родион – единственный мальчик в нашей семье. Часто девочки объясняют этот прискорбный факт тем, что второго такого мы бы не выдержали. С самого рождения он куда-то бежит, где-то хозяйничает, постоянно падает и разбивается.
В доме очень тесно. Две небольших комнатки на всех и между ними проходная кухня. Все кровати – двухъярусные. Мебель стоит вплотную, и поэтому со второго яруса кровати можно перешагнуть на шкаф, оттуда прыгнуть на дверь, прокатиться на ней и свалиться на диван. Этим и занимается детвора. Родион – самый бесстрашный. Не думая, совершает этот бесконечный аттракцион, пока я с маленькой Лидочкой на руках вожусь по дому.
Однажды слышу испуганный крик Леры, вбегаю в детскую – и на моих глазах Родя вниз головой летит со шкафа и с глухим стуком падает на пол. Я жду страшного крика, но стоит мёртвая тишина. К горлу подкатывает тошнота. Подбегаю к маленькому скрюченному тельцу, поднимаю на руки. Глаза открыты, рот тоже не закрывается. Лицо белое-белое – никогда такого не видела. Несу Родю на кровать. Начинаю тормошить, плакать. Девочки стоят рядом, притихшие. Батюшка далеко в Москве, только что уехал и вернётся через месяц. Вижу, что Родя смотрит на меня, спрашиваю:
– Больно?
Прикрывает глаза – «да».
– Где, Родя?
Тянет ручку к голове. Рот так же открыт, не закрывается, сам всё такой же белый. Я не могу больше, ухожу в другую комнату, плачу, молюсь. Немного успокоившись, возвращаюсь, вливаю в открытый ротик глоток крещенской воды, мажу головку маслицем от мощей святого Серафима Саровского. Медленно тянется время. Час, другой, третий – всё то же, никаких изменений.
Девочки начинают хныкать, просить есть. А я сижу около Роди, и ужин, естественно, не готов. Тогда открываю банку рыбных консервов, нарезаю хлеб и здесь же, около кроватки, кормлю девочек. Вдруг Родя тянет ручку ко рту, тоже хочет есть. Я, обрадованная, сую ему в открытый ротик кусок рыбы, и тут же у него начинается рвота. Как-то медленно изо рта выползает что-то густое и чёрное. Я уже не выдерживаю и бегу к соседке через улицу, у которой есть телефон – звонить в Москву батюшке. Но соседка, узнав, в чём дело, берёт всё в свои руки и вызывает «Скорую».
Пока я иду домой, подъезжает машина, и вместе с пожилой женщиной-врачом мы входим в дом. Навстречу нам весело выбегает Родион, жуя яблоко. Я понимаю, что меня ждут объяснения за ложный вызов. Но опытный врач усаживает меня на диван и заставляет рассказать всё, как было. Обо всём случившемся я рассказываю ей, и слышу в ответ тревожный голос:
– Немедленно в больницу! Необходимо сделать снимок черепа. В лучшем случае – сотрясение мозга, в худшем – черепно-мозговая травма.
Понимая каким-то чутьём, что Родя спасён, и ничего этого уже не надо, пытаюсь отказаться: «Я не могу, в моём положении…» (я на седьмом месяце беременности, на руках маленькая Лида). Врач обещает, что мы всё равно окажемся к утру в больнице с ухудшением состояния сына.
– По крайней мере, не давайте ему есть, можно чуточку воды, – получаю совет на прощанье.
Надо ли говорить, что всю ночь я не спала, бегала к кроватке Роди и слушала, дышит ли он? А утром, обойдя его тарелкой каши, я услышала возмущённый рёв. И, махнув рукой, начала кормить сына.
Этим же утром к нам заехал участковый врач, увидев отметку о вызове скорой помощи в журнале. Мне пришлось уже в третий раз пересказывать ужасную историю и выслушивать о моём «неразумном поведении». В конце концов элемент чуда врачом был всё-таки признан, но он всё никак не мог найти этому чуду объяснение.
А дальше происходит следующее.
– Что же спасло его? – спрашивает врач.
