Поднялся к себе в спальню. Взял бутылку, сделал глоток. Почувствовал, как знакомая сила растекается по телу – морозными пальцами пробежала по коже, горячими – подтолкнула ток крови, взвихрила мысли, проникла в каждую клеточку.
Ему не обязательно было находиться подле, чтобы брать силу из своей Пустосвятовки. За сотни километров река его поддерживала и питала. Через дождь или туман чувствовал он свою реку. Когда из ручья или озера силу брал, все равно из своей реки в тот миг черпал.
Он облил веки пустосвятовской водой и вновь погрузился в
ВОСПОМИНАНИЯ.
Как в воду.
Он увидел Надю. Он говорил с ней и заключил договор. Колдун спасет Алексея, а взамен Надя сведет колдуна с Гамаюновым. Блефовал, конечно. Никогда Лешкиной жизнью Роман не заплатил бы за собственную прихоть. В принципе колдун был уже готов отказаться от соперничества с Гамаюновым за право плести нити. Но не за Надю. Ибо узнал вскоре, что и здесь они с неведомым хозяином Беловодья соперники.
В волшебном сне колдун вернулся на берега Пустосвятовки. Купание в реке и несколько листьев куги спасли Алексея. А Роман тем временем выиграл у водяного охранное кольцо с ноздреватым камнем. Кольцо это прежде деду Севастьяну принадлежало. Всю жизнь дед его вернуть мечтал. А досталось в наследство внуку волшебное кольцо.
Потом вновь Роман с новоявленными друзьями пустился в бега, а погоня – по их следу. Попытка обратиться к властям ни к чему не привела. Вернее, привела к тому, что власти сами решили их изничтожить и продали господину Колодину с потрохами. Оставалось одно: организовать ловушку, построить мнимое Беловодье, и пусть Колодин и его бандюги из кожи вон лезут, чтобы захватить гнилой сарай и лужу грязной воды.
И вот колдун на берегу реки. Чужой реки. Не Пустосвятовки. И с ним Надя.
Надя… Он помнил ее – каждый изгиб тела, каждый взгляд, которым она его одарила. Теперь помнил. Высокого роста, стройная, она отнюдь не казалась худышкой. Тонкая талия лишь подчеркивала высокую грудь и крутые линии бедер. Глаза орехового цвета. Светлые волосы, – она откидывала их назад, оставляя открытым гладкий высокий лоб без единой морщинки, волосы волной лились по плечам. Все красавицы, которых Роман встречал до, казались рядом с нею жалкими дурнушками.
Дерзкий со всеми, он испытывал перед нею робость. Самые простые слова в ее устах звучали как интимные признания. Сердце его сжималось, да так, что колдун не мог вздохнуть. Он лишь делал вид, что втягивает в себя воздух.
– Надя… – прошептал Роман и очнулся.
Почему так быстро?! Колдун тронул веки – они были сухими. Надо же, и особое заклинание не помогло в этот раз! Роман улыбнулся: можно хоть сейчас вернуться на речку и снова встретиться с Надей во сне, который так похож на явь. Замечательный сон! Зачем Роману реальность, если можно вновь и вновь переживать восхитительные минуты, заново обрести то ощущение счастья, которое переполняло его существо. Счастье, в которое невозможно поверить! А что если закончить воспоминания на этом моменте? Ибо та минута, как эпилог сентиментального романа, вмещала всю приторную сладость счастья, какое суждено ему отведать. Но роман о Романе не заканчивался на этих строках, а сладость пережитых минут не гарантировала даже их повторения. Но, вспоминая, вспоминаешь все.
Роман вздохнул: колдун не может быть в плену у собственного колдовства. Повторно видеть один и тот же волшебный сон запретно – иначе видения так и будут нестись по кругу, вновь и вновь он будет встречаться с Надей и предаваться любви на берегу реки, и с каждым новым кругом все труднее будет возвращаться в реальность. Роман Вернон знал немало колдунов, которых поглотили собственные видения.
«Ну и что! – сам себе он крикнул запальчиво. – Плевать на запреты!»
В самом деле, явь грязна и мутна, а в снах можно вновь быть счастливым и наслаждаться почти как наяву. Спать и видеть – один и тот же сон.
«Но в реальности существует настоящая Надя. Выходит, ты откажешься от нее?» – спросил он себя насмешливо.
Нет, конечно!
Нет и нет!
Роман вскочил. Спустился вниз, в кабинет. Открыл буфет и достал последнюю тарелку. На круглой черной столешнице она расцвела белой кувшинкой на глади лесного озера. Такие пышные сравнения ни к чему – мешают работе. Просто стол, тарелка, вода. Он налил пустосвятовскую воду из кувшина и положил на водную гладь ладонь. Мысленно представил Надю. Ее лицо, ее светлые волосы… Надя! Надежда! Колдун не искал ее, нет, он лишь вспоминал. Вода в тарелке отвердела, превратилась в лед. И в прозрачную ее неподвижность будто вмерзло Надино лицо со светло-карими глазами, с полуулыбкой на полных губах – такой насмешливой, дерзко обещающей, что она приводила в восторг и одновременно злила.
Роман вынул из тарелки Надино изображение и долго держал в руках созданный диск, любуясь. Диск был теплый на ощупь, а Надино лицо настолько живым, что, казалось, оно все время меняется, то становится грустным, то наоборот, улыбка явственней морщит губы. А вот Надя встряхивает головой, и светлые волосы рассыпаются по плечам.
Колдун отнес изображение в спальню, поставил на комод. Сидел и смотрел, любовался. Надя смотрела на него, улыбалась…
– Обедать будешь?
Роман вздрогнул, услышав вопрос. Обернулся. Тина стояла в дверях.
– Не знаю.
Он глянул на Тину с недоумением, будто видел в первый раз и не знал, зачем она здесь, и кто такая. Потом, опомнившись, улыбнулся, привлек к себе, откинул челку со лба, тронул губами кожу на виске и, скользнув по щеке, прикоснулся к губам. Но этот запоздалый поцелуй не смог сгладить неловкость. Роман невольно сравнивая Тину с Надей. И сравнение это было не в пользу Тины. Было вообще нелепо их сравнивать. Они не сравнимы. Та красавица, а эта – обычная девчонка.
А что если Надя, разглядывая Романа из-под ресниц, тоже с кем-то его сравнивала?
Тина почуяла недоброе, повернулась, глянула на диск с Надиным лицом, что стоял, прислоненный к стене на комоде. Глянула и испытала боль внезапной и вполне оправданной ревности.
«Он тебя больше не любит!» – сказала сама себе. Призрак в этот раз не понадобился.
– Кто это? – спросила Тина дрогнувшим голосом. – Я ее прежде не видела. Здесь.
– Я ее только что вспомнил. Это Надя, – отвечал колдун. – Надежда…
Тина задохнулась от боли. И тут же между ней и Романом возникла преграда, невидимая, но явственная. Будто стекло.
– Кто она, эта Надя?
Роман не ответил. Ему просто нечего было сказать.
– Ты ее любишь?
Стекло слабо дзинькнуло, дробясь.
– Люблю. – Он полагал, что после такого признания говорить больше не о чем.
Но Тина считала иначе:
– Все-таки ты скотина. Надеешься, что я тебя прощу?
– Разумеется, не простишь. Я ведь не прошу у тебя прощения.
– Ах вот как! Ты еще издеваешься?! – Губы у нее запрыгали. И руки онемели – в этот раз обе. И стали как лед.
– Ничуть.
– Но я же люблю тебя! – выкрикнула Тина.
– Надя, давай не будем… – О, Вода-царица, Роман назвал ее Надей!
Эта оговорка ее добила. Еще за миг до этого она на что-то надеялась. Уверяла себя, что таинственная красавица – прихоть, блажь, не более чем стекло, одно изображение. Но теперь стало ясно, что надеяться глупо.
– Что ж мне теперь делать? Что прикажешь делать? Собрать вещички и идти?
Роман отрицательно покачал головой:
– Тебе некуда идти, и самостоятельно практиковать ты не сможешь.
Она пошатнулась, как от удара:
– Вранье! Я могу! Все могу! Вот увидишь! – Тина кинулась к себе в комнату.
Даже через коридор, сквозь стены Роман слышал, как она кричит в голос, задыхаясь от боли. По тому, как дрожали стекла в окнах, ясно было, что его неумелая ученица в ярости. Надо пойти к ней и поговорить. Только что сказать? Как утешить? Впрочем, выход есть. И слова утешения не нужны.
«Радуйся, Тина, я могу творить чудеса!»
Колдун спустился вниз, на кухне отыскал хрустальный бокал, налил из бутыли пустосвятовской воды. Постоял, раздумывая. Никогда прежде он не пользовался этим заклинанием. Дед Севастьян остерегал: только если крайний случай. А как разобрать, крайний случай или нет? Но Роман не мог допустить, чтобы Тина страдала. Он почти физически ощущал ее боль. Колдун снял с мизинца серебряное кольцо с зеленым ноздреватым камнем и спрятал в ящик, чтобы не мешало в предстоящем. Потом прошептал заклинание. С помощью колдовства любая проблема разрешается быстро и просто. Даже слишком просто.
Роман поставил бокал на поднос и пошел наверх, ступая медленно, торжественно. Он шел к Тине, а думал о Наде. И улыбался так, будто в самом деле шел к Наде. Ступени деревянной лестницы скрипели на все голоса – каждая по-своему: одна испуганно, другая протяжно, третья приветливо. Роман не замечал, что лестница давно не метена и в уголках скопился сор. Он думал о Наде.
Едва он постучал, как Тина распахнула дверь.
– Чего тебе? – В глазах стояли слезы.
О, Вода-царица, как ей больно. Но это вполне поправимо. Колдун протянул ей бокал.
– Выпей. Это заговоренная вода. Твое чувство ко мне тут же испарится. Мы будем друзьями. Хорошими друзьями на всю жизнь.
Несколько секунд она смотрела на него остановившимся взглядом. Две слезинки сорвались с ресниц и покатились по щекам.
«Она милашка, – успел подумать Роман. – И фигурка ничего. Что такого…»
Тина ударила снизу вверх по подносу. И вся заговоренная вода из бокала выплеснулась в лицо колдуну. Это было посильнее, чем кислота.
Роман зашелся не криком, а хрипом, половина лица его вспучилась белым с лиловыми прожилками пузырем, а глаз вылез из орбиты и сделался мутен. Поднос и бокал еще летели на пол, еще Тина, окаменев от ужаса, бессильно хватала ртом воздух, а Роман уже катился вниз по лестнице. Он боялся, что потеряет сознание от рвущей лицо боли, и тогда уже навсегда, до самой смерти останется обезображенным и одноглазым. Колдун схватил бочонок с драгоценной водой, выбил пробку и налил пустосвятовскую воду в эмалированный таз. Тина сбежала следом.
– Роман, миленький… – Голос ее звучал откуда-то издалека. Заглушая все звуки, накатывал шуршащий невидимой галькой прибой.
«Сейчас потеряю сознание…» – подумал Роман, хватаясь за край стола.
Но превозмог себя и погрузил голову в воду. Боль сразу же стала таять куском льда в кипятке.
– Роман, миленький, я не хотела. Я же не знала, что это заклинание так подействует на тебя… я не знала… – металась по кухне Тина.
Он поднял голову. Пузырь ожога несколько спал, но глаз почти не видел. Лишь что-то смутное, неясное, не отсюда. Роман ощупал лицо.
– Так знай… – Колдун говорил невнятно – рот стянуло от ожога на сторону.
Он выплеснул почерневшую воду в раковину и наполнил таз чистой пустосвятовской влагой. Какое счастье, что у него было достаточно воды. А если б не было? Грязной водой уродство не смоешь. Ну что ж, говорят, уродам хорошо подают возле рынка.
Вновь погрузил голову в целительную влагу и стал дышать воздухом через воду. Вода в тазу пузырилась и кипела, желтовато-розовая пена выплескивалась на пол. Когда Роман наконец поднял лицо, в тазу плавали ржавые хлопья вперемежку с кровяными нитями. Колдун откинул мокрые волосы с лица и шагнул к зеркалу. Ожог исчез. Поврежденный глаз выглядел почти нормально, только стал чуть темнее, белок покраснел, а веки лишились ресниц. Но это мелочи – краснота пройдет, ресницы вырастут. Роман зажмурил здоровый глаз. Второй видел, как прежде – только и воссозданную кожу на веках, и сам глаз сильно жгло.
– Ну как, все хорошо? – жалобно спросила Тина.
Она ожидала, что колдун обругает ее или… но Роман не сказал ничего.
– По-моему, ты сделался только красивее. – Тина заискивала. Готова была на что угодно, лишь бы он не прогонял ее. Ползать в ногах. Лгать, лебезить. Не станет же колдун силой гнать ее из дома!
Он ушел к себе в спальню и запер дверь.
– Роман, миленький, – она поскребла дверь ноготком, – что мне делать?
Он распахнул дверь, и Тина едва не упала. Роман обнял ее, привлек к себе и прошептал на ухо:
– У тебя есть дар. Держись за него, как за страховочный трос. Дар от всего спасет.
– Рома, так ведь я…
– Мне отдохнуть надо. Иди. – Он положил ей ладонь на лоб и прошептал заклинание. До следующего утра вся боль ее уйдет. А завтра… Нет, ей не станет легче. Но сама она немножко отвердеет под напором бед. Надо только эту первую ночь утраты пережить. Он и сам не знал, откуда это знает.
Сейчас Роман хотел уснуть самым обычным сном. Отдохнуть. Не слишком ли много событий с тех пор как он вернулся? Колдовской шок, потеря памяти, ссора с Тиной, ожог… И Надя… Надя! Он хотел ее видеть немедленно. Теперь, сейчас, и плевать на то, что между их встречей и днем нынешним пролегла временная полоса длиной в год. Ему нужна была Надя. Только она.
Нет, нет, о Наде не вспоминать, а то он не сможет уснуть, вновь начнет грезить наяву и окончательно измотает себя.
Роман заснул, будто провалился в темноту. Спал часа два. Проснулся и сразу вспомнил, что, кроме пережаренной яичницы, ничего не ел. Кажется, Тина обещала приготовить обед. Еще до того, как узнала, что он ее не любит. Впрочем, сейчас уже время ужина. Интересно, приготовила отвергнутая возлюбленная что-нибудь или нет?
Колдун спустился на кухню.
– Ну, чем ты меня угостишь? – спросил весело, как будто не случилось утром меж ними внезапной и страшной ссоры.
– Да, да, я сейчас!
Жаль, но ничего нельзя уже было изменить. Он не мог отказаться от Нади, не мог, и все.
Он помнил, как Тина в первый раз появилась в его доме…
“Нет, нет, – одернул Роман сам себя. – Не надо вспоминать просто так. Можно ошибиться. Я должен исследовать прошлое. Вернуться назад и все вспомнить. Это главное. Об остальном я не должен думать. Не должен”.
Ужин прошел банально. Роман что-то жевал, Тина спрашивала, вкусно ли. Он кивал в ответ.
– Роман, помоги, – вдруг сказала Тина, когда он закончил есть.
Он молчал. Не хотел отвечать. Но смилостивился и спросил сухо:
– В чем дело?
– Кто-то порчу на меня навел.
– Что?
Тина рассказала про встречу с Медоносом. Ну вот, оказывается, она уже давно знала про его измену. Знала, но не верила. Колдун взял Тинину ладонь в свою, сдавил немного так, чтобы образовалась в центре ложбинка и вода удерживалась в горсти. Несколько капель пустосвятовской воды, заклинание, и влага устремилась к потолку облачком пара, и тут же на пол посыпались черные хлопья: больше призрак Медоноса не потревожит девичью память.
– Ты – самый сильный! – восхитилась Тина. – Сильнее всех на свете.
– Ты бы тоже могла, если бы учила заклинания. Завтра поеду на реку, – объявил он Тине.
