– Ради того, чтобы найти одного. Его среди 12 миллионов москвичей?
Сергей берет бумажное сооружение, пытается расправить его. У него ничего не получается, и он в сердцах сметает его со стола.
– Да, ради одного Его среди 12 миллионов москвичей. Я должен заставить Его искать меня. Пусть у него хотя бы возникнет подозрение, что я здесь. А затем попытаться покончить с ним до того, как он успеет покончить со мной.
– Решил действовать по древнему анекдоту времен шестидневной войны?
– Какому еще анекдоту?
– Ну был такой анекдот полвека тому назад во время шестидневной арабо-израильской войны. Рядом еврейские и арабские позиции. Мойша кричит: «Ахмед! Ахмед!! Вам все равно не поможет вам все равно не поможет вам все равно не поможет». Ахмед высовывается и кричит в ответ: «Чего тебе?» Мойша – бабах – и нет Ахмеда. На следующий день Абдула решил ответить ударом на удар и кричит: «Мойша!» Мойша в ответ: «Это ты, Абдула?» Абдула высовывается и отвечает: «Я». Мойша – бабах! – и нет Абдулы.
Сергей иронически улыбается.
– Хороший анекдот. И что?
– Ты, может, и похож на Мойшу. Но перед тобой далеко не Абдула.
Олег показывает куда-то вниз, в преисподнюю.
– Он не высунется.
– А я и не надеюсь, что он высунется. Мне важно, чтобы он хотя бы пошевелился.
Олег пошевелился и неосторожным движением опрокидывает солонку.
– Ну вот видишь, не к добру всё это.
– Что всё это? – Сергей пытается собрать рассыпавшуюся соль.
– А то. Ты, значит, вроде наживки.
– Почему вроде? Наживка.
– Не слишком ли дорогая? – Олег направляет указательный палец в сторону Сергея.– Они ведь бьют без промаха. Ты не знаешь этой породы.
– Да уж знаю. – Сергей сбрасывает остатки соли с ладоней. – Но я предпочитаю потерпеть поражение, как сила, чем уцелеть за счет бессилия.
– И ради этого ты лезешь на рожон?
– Почему на рожон? А ты на что? Вот ты и должен опередить их на одно мгновение. – Которые свистят, как пули у виска. – Олег иронически вертит пальцем у виска. – Это в песне хорошо звучит. А в жизни – всё гораздо сложней. Или ты решил, что за 15 лет они успокоились, и их мускулы покрылись жирком?
– Может быть и так.
– Может быть и так. Но инстинкт не спит. Он только дремлет.– Олег снова выбрасывает указательный палец в сторону Сергея. – И просыпается мгновенно. Ты же сам говорил, что нельзя недооценивать своего противника.
– Говорил и говорю. – Сергей поворачивает указательный палец Олега в сторону хозяина. – Вот ты и держи ухо востро. Будь начеку.
– Но еще не факт, что кто-нибудь клюнет.
– Не факт. Но тем не менее, вызов брошен. Ждите ответа…
Глава V. ГРУШЕНЬКА
Сергей любит эти утренние часы в офисе. Первая чашка кофе. Первая сигарета. Первая удачная мысль. На этот раз её прерывает голос секретаря.
– Сергей Николаевич, звонок от госпожи Столыпиной.
– Соединяйте.
– Сергей Николаевич?
– Он самый.
– Интервью готово. Могу Вам его подвезти.
– Ну, зачем же? Я могу и сам подъехать. Скажите, куда. Правда, я могу это сделать только после работы. День забит до предела. А впрочем, может быть, встретимся в ресторане за легким ужином?
– Нет. В таком случае, на этот раз я угощаю.
– Ах, да, я совсем забыл, что имею дело с эмансипированной женщиной.
– Не в этом дело. Просто я не люблю ресторанную еду. Она годится для деловых встреч.
– А у нас с вами встреча разве не деловая?
– Я не бизнес-леди. И у меня все встречи неделовые.
– В таком случае, слушаю. Куда подъехать?
– Большой Каретный 13. Квартира 13.
– Большой Каретный?!
– Да. Почему Вас это так удивляет?
– Там, где черный пистолет?
– Именно. Но вы не бойтесь. Он не заряжен. И давно не стреляет.
– В таком случае, буду.
Честно говоря, Грушенька не ожидала, что так легко удастся вытащить этого рыцаря наживы из его бронированной башни из акций и котировок. Пришлось изрядно посуетиться. И к вечеру посреди ее «ателье» уже стоит изящно сервированный стол на двоих. И венчают его две свечи в старинных бронзовых подсвечниках.
Звонок. Грушенька открывает дверь. Сначала появляются орхидеи в старинном серебряном сосуде. За ними – Сергей Волков. Грушенька принимает цветы, внимательно рассматривает их.
– Какие странные цветы.
– Орхидеи.
– А почему орхидеи?
– Они долго живут и радуют нас своим изяществом и совершенством.
Грушенька провожает гостя в гостиную, ставит цветы на подоконник.
– Мойте руки. Сегодня я угощаю.
Сергей уходит в ванную комнату. Грушенька зажигает свечи. Усаживает возвратившегося Волкова за стол.
– Занимайте место за пиршественным столом. Вино, коктейль, аперитив?
– На ваш вкус.
– Я предпочитаю гранатовое вино. Друзья из Армении снабжают.
– Я много пил хороших вин, а вот гранатовое не пробовал
– Вот и распробуйте, пока будете читать материал. А я тем временем приготовлю к употреблению свое фирменное блюдо. Уверена, что вы его тоже не пробовали.
Грушенька раскладывает перед Волковым листочки с интервью, ставит хрустальные бокалы с кровавым напитком, армянские сладости и убегает на кухню. Волков читает материал и каждую прочитанную страничку запивает глотком гранатового напитка. Тем временем, Грушенька вносит на подносе свое фирменное блюдо, украшенное зеленью.
– Как напиток?
– Великолепный. Таинственный восточный аромат. Это случайно не любовный напиток?
– Не волнуйтесь. Я не собираюсь Вас совращать. А что Вы скажете об интервью?
– Вполне нормальное.
– Вот именно.
– Вы недовольны своей работой?
– Вы верно сказали: «Вполне нормальное». – Грушенька отодвинула бокал с вином, как будто он мешал сосредоточиться на точной мысли. – Достоевский об одном из русских писателей, кажется, о Потапенко, сказал: «Он безнадежно здоровый человек». Чего-то нет в этом интервью, от чего оно и не дотягивает до ненормального. Аромата нет. Ладно. Соловья баснями не кормят. – Поднимает бокал. – Выпьем.
– За что?
– Да ни за что. Просто так.
Выпивают. Закусывают. Сергей съедает один кусочек, второй, третий…
– Фантастика! Это что за блюдо? Я, правд, а не большой эрудит в области кулинарии, но знаком с английской кухней, французской, мексиканской, китайской, а такого чуда еще не пробовал.
– Нравится?
– Не то слово. Откройте секрет этого кулинарного очарования.
– Это, как вы сказали, очаровательное блюдо из кухни советских генсеков.
– Да-а. – Сергей удовлетворенно хмыкнул. – У них была губа не дура. Но что это? Из чего это?
Грушенька выдерживает прямо-таки мхатовскую паузу, словно раздумывает, открывать секрет кухни, или нет. Но всё-таки решает открыть.
– Хорошо вымоченное мясо косули, сдобренное специями, нафаршированное мясом молочного поросенка. Отсюда такой нежный пряный вкус. Ешьте, ешьте. У меня еще есть.
Волков ест с явным удовольствием.
– Объедение. Да, вожди мирового пролетарьята знали толк в еде.
– Ещё бы.
– И, всё-таки, Вы довели это блюдо до совершенства. В нём какой-то необыкновенный вкус и аромат.
– Чего нельзя сказать об этом блюде. – Грушенька берет в руки листочки с интервью и укладывает их на поднос с ножами, тарелками, вилками.
– Что будете пить, чай, кофе?
– Кофе.
Грушенька уходит на кухню. Волков допивает вино. Грушенька вносит поднос с чашкой кофе. Ставит перед Волковым. Сергей пробует.
– О-о-о! А это кофе по-каковски?
– По-Столыпински.
– Я так и понял. А почему одна чашка?
– Вы пейте. А я Вас буду развлекать.
Грушенька легким движением руки раздвигает деревянную ширму, и открывается загадочное, фантастическое, звездное пространство. Другой мир. Видно, что здесь поработали очень талантливые художники-дизайнеры. Грушенька перешагивает порог и растворяется в этом мире. И вдруг, «как поцелуй в сердце», грянули струны. Всё пространство заполняют древние, как зов дикой необузданной природы, звуки, сопровождаемые вспышками света, как сполохами молний. Волков вспомнил, что нечто подобное он видел очень давно под августовским звездопадом в одном из селений Мавритании. Только там в такт звездопаду двигалась молодая, бронзоволикая, гибкая, страстная пантера, а здесь – её светлоликое отражение. Грушенька словно растворяется, в этих гортанных звуках древней свободной дикой природы. Барабаны звучат громче и настойчивей, ритм их становится стремительней, и, словно повинуясь этому стремительному ритму, ускоряется движение и жесты танцовщицы. Ей становится тесно в облегающих одеждах, и она освобождается от них. Вихрем уносятся детали туалета. Грушенька выскальзывает из юбки, как стремительно оживший птенец из яичной скорлупы. Сергей чувствует, как становится трудно дышать, и рвет ворот рубашки. И тут волшебная дьявольская ручка хватает его за руку, вытаскивает из уютного кресла и втягивает в этот водоворот, в этот смерч звуковой и световой вакханалии. Он освобождается из тесных пут одежды, и его свободное тело начинает жить своей собственной свободной жизнью. Вся долго сдерживаемая дикая необузданная, древняя страсть выплескивается наружу. И они уже одно целое, сливаются в едином древнем разнузданном ритме, отдавая друг другу всю нерастраченную энергию любви и страсти. Звездное небо, вся вселенная опрокинулась на них, и их ликующие вопли сливаются с бешеным ритмом света и звука. Они пришли из космоса и растворились в нём без остатка. Удивительный миг растворения в окружающем таинственном, беспредельном мире. И лишь её глаза, как загадочные звёзды, уста – как терпкий вкус граната, и тело – божественное тело Афродиты, вышедшей из пены морской. И нет слов. Одна божественная радость бытия. Весь прекрасный и яростный мир опрокинулся на них и соединил в одно целое в беспредельной нежности и страсти. Всё исчезло. Всё растворилось в освободившейся энергии яростной вселенской страсти. И поплыли они на легких волнах чего-то еще неведомого в ту таинственную область бытия, название которой ещё так никто и не придумал…
Сергею снится детство, море, на котором он в той жизни так и не успел побывать, ласковые руки, и улыбки отца и матери, которыми он в той жизни так и не успел насладиться. Он сладко плачет во сне, и чьи-то нежные руки вытирают ему слезы, слезы радости и печали. Он раскрывает глаза. В окно пробиваются первые лучи солнца. Над ним склонилась Грушенька.
— Ты так горько и безутешно плакал во сне.
– Это ты виновата. – Сергей почувствовал себя как-то странно, как будто его поймали на каком-то мелком преступлении.
– О, мой рыцарь. – Грушенька пытается загладить неловкость ситуации. – Чем я могу искупить свою вину?
– Чашкой кофе. Но не того, колдовского, а самого заурядного.
– Слушаю и повинуюсь, мой господин.
Сергей успевает заметить развевающиеся края каких-то легких прозрачных одежд..
