Дед снова замолчал, а Юноша бросил благодарный взгляд на Девочку. Хоть кто-то его понимает. Старый сухарь, наверное, уже забыл, каково ему самому было, когда он оказался на месте Юноши.
Но это вряд ли. Дед помнил всё, именно поэтому они вместе, именно поэтому они здесь.
5
– Проходите, – Юноша сделал приглашающий жест рукой.
Незнакомец перешагнул порог и уверенным шагом направился в гостиную.
«Кто в этом доме хозяин?» – растерянно подумал Юноша.
Незнакомец тем временем бесцеремонно развернул стоявшее у окна кресло – кресло, в котором так любила сидеть Александра, – и уселся, закинув ногу на ногу.
– Как вас зовут? – спросил Юноша.
– В общем-то, это не важно, – ответил незнакомец, – можете называть меня Дедом.
– Хорошо, Дед, я вас внимательно слушаю.
– Боюсь, то, что я вам сообщу, вряд ли вас обрадует, – после небольшой паузы сказал Дед. – У меня есть веские основания полагать, что Александра мертва…
Смысл сказанного не сразу дошёл до Юноши: разум его просто отказывался принять столь абсурдное предположение. Но ведь именно этого – пусть даже в самых потаённых уголках подсознания – так сильно боялся Юноша. Да, именно этого. И когда, наконец, Юноша осознал, что слова Деда вполне могут оказаться правдой, в голове его будто бы что-то взорвалось, отчего мир вокруг поплыл перед глазами, постепенно погружаясь в темноту…
Юноша даже не почувствовал, как, падая, разбил себе бровь, ударившись об угол стола. Он не потерял сознания полностью и ещё долго лежал посреди комнаты, не видя ничего кроме темноты вокруг себя, чувствуя, как Дед аккуратно переворачивает Юношу на спину и вытирает ему платком окровавленное лицо. Юноша слышал, как Дед поднялся и торопливым шагом направился на кухню, откуда вскоре вернулся, неся в руках миску с водой.
Он намочил платок и положил Юноше на лоб.
Темнота перед глазами уже начала понемногу рассеиваться, но Юноша всё ещё не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. На него напало какое-то странное оцепенение.
Дед, тем временем, шарил в секретере, громким шёпотом разговаривая с самим собой:
– Чёрт возьми, – ворчал он, – каждый раз чувствую себя, словно убийца, никак не привыкну… Где же этот нашатырь, чтоб ему провалиться!.. А, вот он!
6
Резкий порыв ветра взметнул столб пыли, застлавшей им глаза.
Юноша принялся протирать рукою лицо, сердито отплёвываясь. Девочка несколько раз громко чихнула. Один Дед, казалось, ничего не заметил, уныло ковыляя по дороге и глядя себе под ноги.
Всматриваясь в его сгорбленную фигуру, Юноша решил, что всё бы отдал, лишь бы узнать, о чём сейчас думает Дед, хотя прекрасно понимал, что ни о чём хорошем, ибо мысли самого Юноши в эти минуты были тревожными и мрачными.
Снова подул ветер.
С того момента, как они сошли с электрички, он дул почти не переставая, с каждым разом становясь всё сильнее и сильнее, словно пытаясь остановить безумцев, которые ещё сами не знали, что их ждёт впереди, там, у новостроек… Нет, пожалуй, даже у завода.
И ведь они действительно не знали, подумалось Юноше. Ведь если Дед сказал правду, а Юноша в этом почти не сомневался, то ещё не известно, с чем им придётся столкнуться.
И что бы это ни было, у Юноши было стойкое ощущение, что после встречи с ним их вряд ли останется трое… Похоже, им предстояла решающая битва. Теперь они либо выиграют, либо проиграют. Третьего не дано.
7
Они сидели на кухне и пили кофе. Точнее, кофе пил Дед, Юноша лишь нервно постукивал ложечкой по краю чашки, бессмысленным взором уставившись вглубь кофейной черноты.
– Так вы говорите, Александра мертва? – прервал, наконец, молчание Юноша.
– Стопроцентной уверенности, конечно, нет, но вероятность этого весьма велика, – немного помолчав, ответил Дед.
– Насколько? – Юноша мог и не задавать этого вопроса, поскольку заранее знал на него ответ.
– Процентов на девяносто пять – девяносто восемь…
– Как это случилось, и почему меня никто не известил?
Дед достал из кармана новый платок – бежевый, с коричневыми полосками – и вытер пот со лба.
– Отвечу сначала на последний вопрос. Никто ещё об этом не знает. А как она умерла… Если мои опасения подтвердятся, то вам лучше этого пока не знать.
– Если никто об этом не знает, то откуда же вам это известно? – внешне Юноша выглядел вполне спокойным, наверное, потому что находился в оцепенении, вызванном шоком, но внутри него – и в душе, и в мозгу – царил хаос.
– Извините, сейчас я не могу вам всего рассказать… – Дед замялся. – Скажем, я узнал об этом от единственного очевидца происшествия. Правда, есть небольшая доля сомнения в том, была ли это именно Александра или нет.
– Вы хотите сказать, что несчастный случай всё-таки имел место, вопрос в том, с Александрой ли он произошел? – уточнил Юноша.
– Убийство… – тихо поправил его Дед. – Это было убийство.
Глава 2.
1
Они подошли почти вплотную к домам, поэтому Юноша мог уже разглядеть рисунки на занавесках зашторенных окон, а сквозь не зашторенные – фигуры людей, сидящих на кухне или в комнате перед телевизором, либо просто блуждающих по квартире в халатах и удобных домашних тапочках. Все они находились у себя дома, в тепле и уюте. И только Дед, Девочка и Юноша, у которых теперь не было дома, брели неизвестно куда и неизвестно зачем, обдуваемые холодным ветром.
Юноша с любопытством вглядывался в рисунки на шторах. Зрелище поистине интересное! На одних изображены цветы, на других – звёзды и небесные светила, на третьих – геометрические фигуры, четвёртые вообще сплошного чёрного цвета. Казалось, по рисунку можно было определить характер их хозяина: шторы с цветами принадлежат закоренелому эстету, ценителю всего прекрасного, «звёздные» – неисправимому романтику, склонному к мистике, хозяин «геометрических» – сторонник новых, порой совсем ему непонятных веяний моды, обладатель чёрных – натура замкнутая, сочетающая в себе меланхолическую депрессивность и холерическую злобу.
Насколько разные люди! Но объединяет их одно. Все они, сидя внутри своих новых удобных квартир улучшенной планировки, думают, что стоит зашторить окна, как люди полностью отгораживают себя от внешнего мира, меняющегося с огромной скоростью далеко не в лучшую сторону, и не меняются только они одни.
Как глубоко заблуждаются эти наивные! Мир рушится, и вместе с ним разрушаются все, кто в нём находится, ибо вся гниль сосредоточена в самой основе мирозданья. И если не вырезать эту опухоль, весь организм может погибнуть. Но никто не осознаёт этого, поэтому люди предпочитают запереться внутри своих просторных квартир с занавешенными окнами и делать вид, будто происходящее их не касается.
И лишь немногие понимают масштабы грядущей катастрофы…
– Ну, вот и пришли, – сказал Дед.
2
На этот раз Юноша очнулся гораздо быстрее. Деду даже не пришлось доставать нашатырь.
Юноша сидел посреди кухни, прижав колени к груди и обхватив их руками, и что-то тихо шептал одними губами. Он почти не слышал сбивчивых объяснений Деда, который присел на корточки напротив него и, бурно жестикулируя, что-то пытался ему рассказать.
Юноша думал об Александре.
Она была нежным и совсем нетерпимым к боли существом. Настолько, что лишний раз старалась не шить, чтобы не уколоть свои чувствительные руки иголкой. Поэтому, как бы она ни умерла, последние секунды её жизни были преисполнены ужаснейших мучений. Юноша ни секунды в этом не сомневался.
Он не представлял, у кого могла подняться рука на такое невинное создание. Александру любили все – и дети, и взрослые, друзья и знакомые. И даже незнакомые люди, если им приходилось общаться с Александрой, относились к ней с каким-то трепетом, словно боялись, что девушка может растаять, подобно миражу, при малейшем проявлении грубости или злобы.
Убийство Александры было равносильно убийству новорожденного:она была так же чиста и безгрешна, по-детски наивна и непосредственна. Следовательно, кем бы ни был её убийца, он являл собой всё самое мерзкое и низменное, что только может быть в человеке.
Неважно, кто он, главное, что теперь Юноша просто обязан найти его и умертвить. Уничтожить самым жутким способом, какой только может прийти в голову, а после – изрубить его тело в куски и скормить свиньям. Не собакам. Именно свиньям. Главное – найти этого зверя.
Внезапно в мозгу Юноши что-то вспыхнуло, и перед его глазами возникло ужасное виденье, которое ему не суждено было забыть никогда. Оно стало частью Юноши и неизменно являлось ему в ночных кошмарах, словно напоминая о том, что избавиться от него можно лишь достигнув поставленной цели.
Посреди какого-то странного помещения возвышалась каменная тумба, отдалённо напоминавшая алтарь. На ней лежало тело Александры, которое было буквально искромсано ножом. «Алтарь» и пол вокруг него залило кровью, но девушка была ещё жива. Справа стоял какой-то невзрачный человек невысокого роста и хрупкого телосложения, своей внешностью больше напоминавший школьного учителя, чем убийцу. Он что-то бормотал себе под нос. Уже начинающая лысеть голова и лицо «учителя» лоснились от пота, а по толстым стёклам громоздких очков в роговой оправе стекали мутные капли.
Неожиданно человек воздел руки к небу – Юноша увидел короткий ритуальный нож, лезвие которого было разукрашено какими-то неведомыми письменами, – и, трижды неразборчиво прокричав, вонзил клинок в сердце Александры.
Издав вопль, Юноша инстинктивно рванулся к убийце, но виденье уже пропало, и он растянулся посреди кухни, больно ударившись об пол. Кровь, хлынувшая из разбитого носа, маленькой лужицей начала растекаться по кафелю.
– Где это?.. – только и смог выдавить из себя Юноша, поднимая своё окровавленное лицо на Деда.
3
Они стояли посреди двора и просто смотрели. Дед – с ностальгией и неприкрытой печалью, Девочка – с каким-то странным облегчением и решительностью, Юноша же – с огромным удивлением. Удивляться было чему. Хотя Юноша почти на сто процентов принял то, что рассказал ему Дед, он всё-таки не верил своим глазам. Можно, конечно, было списать всё на однотипную планировку, которой так славится наша страна, но… Юноша знал, что это был именно тот дом, в котором он когда-то жил. А если это он, значит, в нём… Нет, об этом лучше пока не думать, иначе можно наделать глупостей, которые дорого обойдутся всем троим…
Пока Юноша пребывал в раздумьях, Дед принялся расхаживать взад-вперёд вдоль стены дома. Иногда он останавливался, чтобы похлопать рукой по какому-нибудь бетонному блоку и удовлетворённо кивнуть.
– Да, – наконец сказал он, – сделано на совесть. Жаль, что придётся всё это разрушить.
– Зачем? – Юноша удивлённо поднял брови.
– То, что нас интересует, находится под этим домом. Вход в место, которое расположено под остатками литейного завода, теми, мимо которых мы проезжали на электричке. Дом – что-то вроде печати на двери, её нужно сорвать, чтобы войти внутрь.
– И много ли таких домов вы уже разрушили? – поинтересовался Юноша.
Дед с Девочкой переглянулись и разразились недобрым смехом.
– Порядочно, – сквозь смех прокашлял Дед. – Мы даже можем теперь давать объявление в газету: «Бригада из двух человек осуществит квалифицированный снос жилого строения». Слышал байку, что ФСБ дома взрывала? Это были не они.
– Тьфу! Банда маньяков! – раздражённо, но почти беззлобно прокомментировал Юноша. – Вы хоть подумали, где мы будем жить, пока не найдём тех, кто нам нужен?
Дед и Девочка снова расхохотались, на этот раз весело.
– Как где? – Дед хитро прищурился. – У тебя.
4
Всё произошедшее потом запечатлелось в памяти Юноши неясными, смазанными картинками, расположенными безотносительно друг к другу. Он помнил, как они с Дедом вышли из дома и направились к старой, давно неработающей котельной, расположенной буквально в полукилометре от дома.
Темнота.
Котельная. Полутьма. Затхлый воздух, наполненный неизвестно откуда идущим паром. Сильный запах ржавчины и плесени. Ужасная жара, от которой идёт кругом голова. Проржавевшие насквозь трубы, разбитые манометры. Хруст стекла под ногами…
Темнота.
Разлагающееся тело Александры, которое раньше было образцом красоты, а ныне буквально кишит червями и разваливается на куски гниющей плоти при малейшем прикосновении. Оно лежит на руках у Юноши, который нежно гладит Александру по голове и целует в покрытые трупными пятнами остатки губ. Юноша рыдает.
Темнота.
Вспышки милицейской сирен. У входа в котельную – два «УАЗика» и «РАФик» скорой помощи. Да только кому, к чёрту, кроме Юноши, здесь нужна медицинская помощь?! У машин стоят пять милиционеров – два сержанта, майор, лейтенант и стажёр, который, согнувшись пополам, извергает содержимое своего желудка на землю. Оно и понятно: он ещё совсем мальчишка, а от увиденного здесь даже у бывалого майора лицо белое, словно в нём не осталось ни капли крови. Тело Александры лежит на земле, завёрнутое в простыню.
Майор подходит к Юноше и начинает ему что-то говорит, но тот не слышит ни слова. «Ей же ничего не видно», – тихо произносит Юноша. «Что-что?» – недоуменно переспрашивает майор. «Ей ничего не видно!» – Юноша говорит уже так громко, что стоящие у машин врачи и милиционеры поворачиваются в его сторону. «Но…» – начинает майор. «Вашу мать! Неужели вам трудно снять простыню с её лица?! – Юноша срывается на крик. – Она должна в последний раз увидеть небо, это вы понимаете?!»
Он бросается к телу Александры, но буквально в метре от него Юношу обхватывают сильные руки, и Дед оттаскивает его в сторону. «Пустите меня! – голос Юноши срывается, превращаясь в какой-то истеричный визг. – Мне нужно открыть ей лицо!» Но Дед неумолим. Он усаживает Юношу на землю, продолжая сжимать его в своих не по возрасту крепких объятьях.
«Поймите, она так любила небо, – рыдает Юноша. – Откройте ей лицо, пожалуйста!»
Слёзы текут по его лицу ручьями, а с нижней губы по подбородку бежит толстая струйка слюны, капая на некогда белоснежную рубашку, теперь всю измазанную в пыли и ржавчине.
