И под деревом, ночью, назовут тебя милой,
И сиянием лунным засветишься ты…
Положи своё сердце ему на могилу –
Как любил он весною смотреть на цветы!
– Валя, а можно я прочитаю вслух? – несмело спросила Юля, и Огненная сестра, молча кивнув, передала ей листок.
«А может быть, получится перевести и на языки других миров?» – подумала Леренна, слушая стихи. – «И прочитать здесь, как Валя? Ормаиль, насколько я помню, тоже пишет стихи… Да, похоже, на этой могиле сегодня зародилась ещё одна традиция нашего ордена».
* * *
Сидевший за рулём машины мужчина молчал всю дорогу до Москвы. Ему не о чем было говорить ни с ёрзавшей на заднем сиденье женщиной, ставшей не просто чужой, а чуждой, ни с сыном, который вообще терпеть не мог разговаривать, ни тем более с совсем маленькой девочкой. Молчала и женщина, лишь изредка принимавшаяся что-то ворковать девочке, когда та начинала капризничать.
Так же молча мужчина поздоровался за руку с парнем и девушкой, ждавшими у нужного подъезда, и стал выгружать вещи. Всё было понятно без всяких слов, ибо заранее обсуждено по телефону – встречают Артём и Лариса, потому что Катя на работе. Девушка, опять же в молчании, повела в квартиру на втором этаже женщину с любопытно оглядывавшейся годовалой девочкой на руках, парень понёс за ними первые тюки, севший на скамейку у подъезда мальчик раскачивался из стороны в сторону, при этом тихо подвывая, – в общем, все были при деле.
Через несколько минут мужчина тоже поднялся на второй этаж, держа за руку сына. Мальчик вошёл в квартиру и начал однообразно поворачиваться на месте, продолжая подвывать. Мужчина не стал переступать порог – это были не его дом, не его женщина и не его дочь. «И даже сын, получается, не мой», – вздохнул он про себя. – «Один у меня сын, а второго безвозвратно похитило тёмное зазеркалье».
Может быть, ему и стоило сказать на прощанье хотя бы пару слов женщине, которую он когда-то любил и верил ей. Но мужчина закрыл за мальчиком дверь квартиры – дверь в свою прошлую жизнь – и, выйдя из дома, сел в машину и неторопливо выехал со двора. Впереди его ждало мужское дело – строить дома для людей. Ждал его собственный дом, и ждал сын. Не ждала только женщина – и больше не будет.
«Никаких женщин!» – решил он. – «Женщины не задумываясь идут на любой обман и на любую подлость, если убедили себя, что «ради деток». Но как раз ради детей – и нельзя обманывать! Именно детей они в первую очередь и обманывают, создавая для них исходно построенный на обмане и подлости мир».
* * *
– Квартира оплачена на полгода вперёд, – излагал Артём. – Вот договор, смотри. Оформлен на меня, но ты с детьми, понятно, вписана. Мебель, посуда – всё есть. Об одном только прошу – не делай больше глупостей! И постарайся, чтобы твоя ненаглядная тётя не то что не появлялась здесь, а даже не знала, где ты живёшь.
– Ох… Это такие цены в Москве? – ужаснулась Лиза, разглядывая договор. – Мне же и через полгода не потянуть! Может быть, надо было всё-таки сделать, как тётя хотела?
– Тётя предлагала не своё, – буркнула Лариса. – Ты-то её должна получше меня знать, нет?
– Да уж, – передёрнулась женщина. – А вы ей точно не скажете, где я живу? Хотя что это я? Скажете, конечно! Иначе она вас просто со свету сживёт.
– А она не знает, что я знаю, – усмехнулся парень. – Квартиру тебе Федот искал, а больше никого здесь не было, поняла? Реально не знает даже Катя – только мы с Федотом и Лара. Да, и подружкам своим не проболтайся – заложат! Может быть, номер телефона сменишь? С кем из прошлой жизни захочешь общаться – сама позвонишь с нового номера.
– Не знаю даже… – в чужом доме, который стал ей лишь временным пристанищем, Лиза чувствовала себя очень неуютно, и ей хотелось сохранить хоть что-то из покинутого мира.
«Ты и сама-то недалеко ушла от Раисы», – с неприязнью смотрела на женщину фея Воды, успевшая узнать события последних двух лет из памяти Федота. – «Мама Маши и сестра Никиты – по большому счёту, просто-напросто маленькие девочки, которым хочется от пуза налопаться варенья, не думая о последствиях, а вот ты вполне сознательно пошла на подлость – по отношению не столько к Федоту, сколько к Лани. И ведь так до сих пор ничего и не поняла – всё думаешь, что мужик чисто за измену взъелся!» – Лариса с грустью посмотрела на девочку, жизнь которой предназначалась не ей самой, а няньке для безнадёжно заблудившегося в закоулках своей души брата.
«Впрочем, так ли уж безнадёжно?» – подумала она. – «Но всё равно получается, что если Елисей выйдет из своей темницы к людям, Лань станет не нужна. Тут-то мать ей всё и припомнит – и «семью разбила», и «работать не могу из-за тебя, квартиру снимать не на что». Хотя, может быть, зря я так плохо о Лизе думаю?»
– Пойдём с Меланией погуляем, – тем временем предложил кузине Артём. – Район тебе покажу и купим, чего не хватает.
– А Лисёнок как же? – женщина не могла оставить мальчика одного, даже несмотря на то, что прекрасно знала – всё это время он будет монотонно раскачиваться, сидя на кровати в своей комнате, и щёлкать выключателем, как делает это уже несколько минут. Лампочку Артём предусмотрительно выкрутил, чтобы мигающий свет не привлекал ненужного внимания.
– Я присмотрю, – фее Воды как раз и нужно было остаться наедине с Елисеем. – Погуляйте, в самом деле, а то Лань, похоже, укачало в машине.
– Лань? Ланька? А что, неожиданно, но как-то, знаешь, лучше, чем Мелька! – Лиза, слегка рассмеявшись, полезла отцеплять привязанную к одному из чемоданов прогулочную коляску. В квартире было ещё прохладно – батареи они открыли лишь по приезду, поэтому никто ещё не раздевался, и уже через несколько минут Елисей и Лариса остались одни.
– Привет! – Марина, отозвавшись на призыв, появилась почти сразу, и за ней – Леренна, Хомка и…
– А ты Хьёи, я знаю! – улыбнулась Лариса.
– Да. Привет, – поздоровалась по-тарлаонски незнакомая девушка, в облике которой сквозила некая неуловимая странноватость.
* * *
Лисёнок сидит в своей норе, вход в которую забран невидимым толстым стеклом.
Ему не хочется выходить – и никогда не хотелось. Пару раз он тянулся было к плывущим за стеклом теням, выпростав незримую лапу, но её сразу облепляло чем-то неприятным, и больше он не пробует. Иногда кто-то тянет его из норы за нос, и тогда лисёнок кусается.
Сегодня тени стали немного другими, но серый назойливый дождь, шелестящий по стеклу, всё тот же. Ну и зачем тогда выходить? Дождь – это не страшно, это хуже. Мокро, липко и неинтересно.
Кто-то гладит лисёнка по хвосту. Это не большая лиса, которую так и зовут – Лиса, то есть Лиза, но ему всё равно. Даже, пожалуй, приятно. На хвосте у него глаза – у всех лисят глаза именно на хвосте, разве нет? – и он видит, как ещё чей-то глазастый и очень пушистый хвост начинает протирать мокрое стекло норы.
Можно осторожно потянуться наружу лапой, почему бы и нет? Хм, тепло, ничего липкого, да и тогда, в общем-то, не было. «Дождь кончился», – почему-то понимает лисёнок. Странно, разве дождь вообще может «кончиться»? На то он и дождь, чтобы идти постоянно.
В стекло заглядывает луна, которая, светя всё ярче, начинает таять. Да ведь луна и стекло – это одно и то же, и сейчас они истают вместе! Но снаружи почему-то не мокро, а тепло и пушисто, и ему протягивают ещё один глазастый хвост.
– Привет, – со смешным произношением говорит хвост.
– Привет, – отвечает лисёнок.
Две пары глаз смотрят друг на друга, но те, другие, подмигнув, начинают убегать по хвосту всё дальше. Интересно, куда это они бегут? Да, лисёнку наконец-то интересно, и он сам не замечает, как вылезает из норы. Ого, целых пять хвостов! Вообще-то это пять существ, которые называются «красивыми девушками», а для тех, кто понимает, – «феями», но знать об этом ему ещё рано. А вот улыбаться красоте – никогда не рано, и он улыбается.
– Как тебя зовут? – спрашивает фея, превратившая стекло в луну.
– Елисей, – с некоторой важностью в голосе произносит мальчик. – А тебя?
– Тамара, – фея весело смотрит на него, и он чувствует её радость. – Хочешь, я приду ночью – покажу тебе лунный сад?
– Хочу. А мама где?
– Мама пошла погулять, скоро вернётся, – говорит девушка, встречавшая их у подъезда. – Лис, тебе не жарко в куртке? Дома тепло уже.
– Лис – это большой лисёнок? – уточняет Елисей, снимая куртку – он давно умеет раздеваться сам, просто раньше это было неинтересно.
– Ага! – хохочет девушка. – Как лиса, только мужчина!
* * *
От компании, встречавшей год, который в эти минуты уже провожали, осталась ровно половина, причём так и не восполненная до конца – двенадцатое место за столом пустовало. Не было ни Кристины с Белкой и Инессы, устраивавших в Москве веселье для «юных друзей мафии», ни Лейлы, составившей на сей раз компанию Даше и Алексею, ни Ларисы, решившей попробовать, что такое Новый год в полностью взрослой семье, – к Стихиалям и Леренне с Юлей присоединилась лишь «молодая гвардия», порождённая уходящим годом.
– Люся звонила, – доложила Ната, нарезая салат. – Уже встретила по-сибирски, поздравляла.
– Вот жалко, что её не будет, – Гражина придирчиво осмотрела конструкцию из другого салата в стиле «сталинский ампир», над которой она как раз закончила трудиться. – Хотела ей показать, а придётся фотографировать.
– Это называется «диффузия», – изрёк Артур, ставя в духовку заправленного гуся. – Каждый год – в новой компании, да так оно и интереснее! Верно, грызёна мать? – подмигнул он Нате.
– Что-о?! – Лесная Сестра на мгновение возмущённо взвилась, но моментально рассмеялась. – Почему «грызёна»-то?
– Потому что наставница грызунов, – разъяснил Страж Вихрей. – Белки и хомяки – это ведь грызуны?
– Ну, Хомка уже не ученица, – уточнила вернувшаяся из магазина Валя. – Я тут, кстати, похулиганила немного – купила пармскую ветчину прямо в Парме.
– Ты, надеюсь, не говорила: «Руссо туристо, облико морале, потерянто камарадос, помогиссимо»? – с серьёзным видом поинтересовался Виктор.
– Ну что ты! – девушка лукаво улыбнулась. – Слово «килограмм» везде понимают, а больше ничего и не надо. Кроме денег, конечно. А остальные-то где?
– Тарлаонки скоро будут, – начал перечислять Страж Драконов. – Алина сегодня допоздна работает, а то некоторые в последний момент покупают в подарок не что-нибудь, а антиквариат! А Володя с Мариной пошли показать Хомке её родной город, придут через час где-то. Давайте пока на стол накроем, что ли?
* * *
– Первый тост – за Холокост? – Володя был не только магом Воздуха, но и евреем, поэтому единственный из всех мог позволить себе подобного рода шуточку. – А то, получается, и собачий год был огненным, и свинский тоже будет.
– Фу, зачем благородного зверя так обижать? – картинно нахмурилась Марина. – Боевой красный вепрь – вот как правильно! Но всё равно это должен быть не первый тост и даже не второй. А давайте я первая! – она наполнила одиннадцать бокалов из протянутой Виктором бутылки, которую маг Огня только что открыл, и встала. – За обретённых в уходящем году! За то, что нас на Земле уже почти двойной ковен!
– В том-то и дело, что «почти», – заметил Володя, когда стих звон фужеров. – Но как бы то ни было, я так рад, что одна из обретённых – это ты!
– Взаимно, Вольф… – Марина, обняв юношу, посмотрела на него проникновенным влюблённым взглядом. – Знаешь, Ледяные Девы вообще-то не влюбляются, но я какая-то неправильная фея Воды.
– Ну что ты! – улыбнулась Алина. – Путь Свободы, не забывай! А Любовь – такое же имя Творца, как и Свобода, разве нет? Кстати, первый тост был за Водой, и это правильно, потому что именно Вода собралась первой. А кто второй?
– Второй в смысле тоста или в смысле стихии? – поднялся Артур. – Ответ на оба вопроса одинаковый, и мы все его знаем. Господа присяжные заседатели, посмотрите на того, кто незримо пребывает с нами двенадцатым! – он показал на пустующий стул, перед которым был сервирован пустой же куверт[9 - Куверт – набор столовых приборов на одну персону.]. – Что вы видите?
– Воздух, – засмеялась Ната.
– Обретаемого в наступающем году, так философичнее, – поправил Виктор. – Точнее, как Линка выразилась ровно год назад, «долженствующего быть обретённым».
– Совершенно верно, коллеги! – согласился Страж Вихрей. – Принимая же обе сентенции истинными, заключаем, что с нами сидит четвёртый маг Воздуха!
– И он почти здесь не только во времени, но и в пространстве, – неожиданно вырвалось у Алины.
– Что, тоже петербуржец? – обрадовался Володя.
– Не исключено, – Артур, подмигнув ученику, начал наполнять бокалы для второго тоста. – Но ты же прекрасно знаешь, что Воздух, где бы он ни был, всегда одновременно с этим «почти здесь»!
Глава 3. Иван Васильевич меняет конфессию
1 января – февраль 2007
Всё на свете должно происходить медленно и неправильно, чтобы не сумел загордиться человек, чтобы человек был грустен и растерян.
В. Ерофеев
Лиза, конечно, была слегка пьяной, как и полагалось в новогоднюю ночь, но вот радостной отнюдь не была, чего в эту ночь вообще-то уже не полагалось, – более того, она явно только что плакала. «Пьяные слёзы», – поняла Лариса. – «И я догадываюсь, почему».
– Заходи, – женщина сразу потащила фею Воды на кухню, даже не предложив разуться. – Ну зачем вы это сделали? – она жадно выпила полстакана вина и вновь залилась слезами. – Зачем?
– Что – «это»? – Лариса старалась быть немногословной, предоставляя возможность выговориться самой Лизе.
– Да не притворяйся ты! – «эти глаза напротив» были преисполнены поистине вселенской скорби. – Думаешь, я не поняла, кто этих фей привёл? И Артём догадывается, что ты с Лесными Сёстрами знакома, и ты сама знаешь, что мы знаем. Только я тебе позвонила – и ты уже через пять минут на пороге! Они что, могут не только сами так появляться, но и тебя прихватить? И Лисёнок сейчас у них?
– Ну, знакома, – подтвердила девушка. – Что они плохого-то сделали? Елисея на праздник пригласили, где куча детей будет? Так он сам просил, а то всё с тобой да с тобой.
– Да всю жизнь мне поломали, ну как ты не понимаешь? – рыдала Лиза. – Тянула-тянула я Лисёнка, с Гаврюшей из-за него рассорилась, Ланьку опять же для него родила, с Федотом рассталась, перед всеми виновата – и всё, получается, зря? Где ж вы два года назад были, благодетельницы?
– Два года назад я с ними и знакома-то не была, – призналась фея Воды. – А те сёстры, которые Лиса вытащили, вообще стали феями совсем недавно.
– Ну и оставили бы нас в покое, раз поздно уже! – со злостью посмотрела женщина. – Лара, можешь ещё вина раздобыть?
– У меня с собой есть, – Лариса, предполагая, как обернётся дело, на всякий случай прихватила в гости бутылку. – Лизет, ты просто никак не привыкнешь, что Лис – совершенно нормальный мальчишка. Но дальше всё гораздо проще станет, тем более что он очень скоро вырастет.
– Лара, вот умная ты, а всё равно дура дурой! – Лиза залпом выхлебала очередной стакан. – Лисёнку, может, и лучше будет, только тоже не «проще»! Как я его в школу поведу – в восемь лет только в первый класс? Подумают небось, что идиот какой! Да и в какую школу, когда московской регистрации нет? В Ефремов возвращаться? Так в Москве хоть никто не знает, что он психом был, а у нас – каждый кошак помойный и тот пялиться будет! А обо мне вы подумали? Несла-несла крест, а теперь не нужно? Восемь лет не работаю уже – как теперь обратно в жизнь возвращаться? И ещё ведь два года не получится, даже если постараться, – Ланька-то маленькая совсем. Вот ненавижу я её – да, ненавижу, не боюсь признаться! Ради Лисёнка терпела, только ты никому не говори, а то затравят же меня, – она опять взялась за бутылку. – Чуть не сдохла, когда её рожала, и совесть покоя не даёт, что Федоту изменила, чтобы родить, а теперь Ланька не нужна! Да и вообще она не нужна была – я же не хотела больше детей, только для Лисёнка и пошла на это… – женщина обессиленно уронила голову на стол и зашлась беззвучным плачем.
«А ведь знала я, что так всё и окажется», – Лариса тоже налила себе полный стакан. – «Тут даже никакого предчувствия Воды не нужно было – минимальная житейская мудрость и не более того. Но Лис вышел из своей зазеркальной темницы, и я ни о чём не жалею».
Внезапно Лиза резко вскочила, сваливая со стола тарелки и стаканы, и бухнулась на колени перед девушкой, при этом чуть не растянувшись на полу:
– Ларочка, умоляю! – она уже не плакала – она выла. – Скажи своим феям – пусть Ланьку к себе возьмут, Христом Богом прошу! Ну должны же у них быть какие-то ученицы, воспитанницы или как это называется?..
