– И что ты хочешь этим сказать? – спросил он тоном, в котором чувствовалась искренняя надежда на возвращение диалога в адекватное русло.
Мужчина осмотрелся по сторонам и чуть задрал подбородок, засунув руки в карманы пальто.
– То, что есть правила, а есть реальная жизнь. И реальная ситуация, – добавил он.
Максим посмотрел мужчине в глаза.
– В реальной жизни и в реальной ситуации у тебя знак «Уступить дорогу». Это значит, ты должен притормозить, убедиться, что дорога свободна и только потом ехать, – сказал он.
– Ты что, меня правилам учить будешь? – выпалил мужчина.
Такое начало отдыха Жене совершенно не нравилось. Последние три дня она только и делала, что ждала этой поездки. Предвкушала, как будет наслаждаться тишиной и свежим воздухом, пока Максим будет рисовать свои комиксы. Как будет гулять по лесу. С Максимом, естественно. Бродить там одной ей совсем не хотелось. Как будет лежать в джакузи. На такое начало она не рассчитывала.
На лице Максима появилась отчётливая злоба.
– Ты нормальный вообще, нет? Ты нарушил правила, создал аварийную ситуацию и ещё пытаешься предъявить что-то мне? – спросил он с возмущением.
Мужчина посмотрел на него, потом на номер их машины и, кинув на Максима последний взгляд, развернулся и пошёл к своей машине.
– Ещё увидимся, – бросил он, не оборачиваясь.
Сев в машину, он выключил аварийку и выскочил на дорогу практически перед носом красного Nissan Juke, не включив левый поворотник. Максим проводил его взглядом и повернулся к Жене.
– Ладно, поехали, – кивнул он и направился к двери.
Женя села на своё место, машинально пристегнула ремень безопасности и отклонила спинку кресла в надежде, что полулежащее положение её успокоит. Но этого не произошло. Всё равно её слегка трясло. Нахмуренный Максим сел за руль и пристегнулся.
– Урод, – буркнул он и завёл двигатель.
Жене казалось, что её схватили за лёгкие и не дают вздохнуть.
– Он же точно был неправ? – спросила она.
Максим посмотрел на неё. Выражение лица у него было абсолютно уверенное.
– Ну, да. У нас главная дорога, он был обязан пропустить. Просто он урод, – повторил Максим.
У Жени не было прав, поэтому она плохо разбиралась в знаках и дорожной разметке. Уверенность Максима её чуть-чуть успокоила. Только…
– Я вот думаю, что значит это «ещё увидимся». И на номер он так зыркнул, – сказала она и вернула спинку кресла в нормальное положение.
Максим улыбнулся и взял её левую кисть в свои руки.
– Да ничего не значит. Не переживай, у нас уже давно не 90-е, – сказал он.
Этот ответ Женю не устроил. Тревожность не просто никуда не делась, а разыгралась с ещё большей силой. Женя заёрзала на кресле, пытаясь устроиться поудобнее, но любое положение казалось ей каким-то колючим.
– Что-то я уже никуда не хочу, – тихо сказала она.
Максим вылупил на неё глаза и подался вперёд.
– Не-не-не, ты чего, обалдела? Я уже оплатил, – сказал он и, наклонившись ближе, поцеловал её в щёку.
Женя поморщилась. Её сейчас всё раздражало.
– Ну и что. Я уже ничего не хочу, – насупившись, пробубнила она и сложила руки на груди.
Максим отстегнул ремни безопасности, притянул её к себе и укусил за левое ухо.
– Солнце, ну, ты чего? Из-за какого-то дебила мы теперь пропустим выходной? Да наплевать на него! Я хочу, чтобы ты отдохнула, – сказал он и добавил, – И сам бы не отказался.
Женя некоторое время продолжала сидеть, насупившись, а потом вздохнула.
– Ладно. Тут ехать ещё три часа. Думаю, за это время я успокоюсь, – сказала она и пристегнула ремень безопасности. – Только ты меня не любишь.
Максим пристально посмотрел на неё, отвернулся и пристегнул ремень безопасности.
– И почему же это я тебя не люблю?.. На этот раз, – спросил он, включая левый поворотник.
– А потому что ты больше хочешь отдохнуть сам. Тебе плевать отдохну ли я, – сказала Женя ехидно.
– Начинается, – пробубнил Максим, выезжая на дорогу.
В коридоре запиликал домофон и Женя, в тёмно-синей футболке с изображением пингвина на груди и серых спортивных штанах Максима, сорвалась с компьютерного кресла, который стоял в большой комнате, где у неё был оборудован рабочий уголок для обработки фотографий. Женя нажала на кнопку домофона, и послышался характерный писк, означающий, что дверь внизу открылась. Повесив домофонную трубку, Женя включила свет в коридоре и прошла на кухню. Встав в её центре, она засунула руки в карманы и напряжённо вздохнула. Она нервничала. Она всегда нервничала, когда появлялась хотя бы малейшая перспектива общения с мамой. Женя включила чайник, достала две кружки и поставила их на стол. Она любила маму. Очень любила. До безумия. Но Алевтина Ивановна была очень беспокойной женщиной. Очень беспокойной и суетливой. Женя ещё раз глубоко вдохнула и медленно выдохнула.
– Всё будет хорошо, – прошептала она.
Вчера вечером Женя и Максим вернулись из домика, поэтому сегодня утром, как и предполагала Женя, Алевтине Ивановне просто жизненно необходимо было проведать дочь. И внука заодно. Алевтина Ивановна позвонила ещё в десять утра, предупредила, что зайдёт, поэтому Женя уже с утра находилась слегка на взводе. Выходных как будто и не было. Она порылась в ящике со сладким, набрала конфет в вазу и поставила на стол.
На кухню зашёл Костя.
– Кто звонил? – спросил он, подошёл к вазе и склонился над ней, перебирая указательным пальцем конфеты.
– Бабушка, – сказала Женя, ехидно улыбаясь.
Костя выпрямился и посмотрел матери в глаза.
– Меня нет, – сказал он и мигом ретировался в свою комнату, схватив первую попавшуюся конфету.
Женя, усмехнувшись, сложила руки на груди.
Входная дверь открылась и в коридор с двумя пакетами в руках зашла Алевтина Ивановна, пожилая женщина, брюнетка с каре, ростом чуть выше полутора метров. Она ещё ничего не сказала, но Женя уже почувствовала, как суетливая нервозность заполнила собой всю квартиру. Жене сразу же захотелось что-нибудь сделать, но было непонятно, что именно. Постояв в нерешительности пару мгновений посреди кухни, она прошла в коридор, обняла маму и поцеловала её в щёку.
– Привет, – сказала Женя, забирая сумки. – Ого! Ты чего набрала-то?
Алевтина Ивановна, держась за вешалку, снимала ботинки.
– Ой, привет, дочка, привет, – пробормотала она.
Несмотря на небольшие размеры, голос у Алевтины Ивановны был очень глубокий, бархатный и громкий. Порой складывалось впечатление, что вместо гортани у неё была большая музыкальная труба. Разобравшись с ботинками, она приступила к куртке.
Женя, тем временем, прошла на кухню, поставила пакеты на табуретки и снова включила чайник, который итак уже был горячим. Алевтина Ивановна вошла в кухню и тут же принялась выгружать содержимое пакетов на стол. Пельмени, сосиски, колбаса, хлеб и прочее. Женя на секунду прикрыла глаза и сосчитала до трёх. Затем положила руку на пачку пельменей, перекрывая маме возможность дальнейшей загрузки стола едой.
– Мам, остановись. Куда ты это всё накупила? Ты думаешь, у нас есть нечего? – спросила она.
Алевтина Ивановна посмотрела на неё с таким выражением, будто Женя спросила какую-то чушь. Достав из пакета банку сгущёнки, она повернулась и положила её на полочку, висевшую на стене.
– Конечно. Что я, не знаю что ли? Всё время, как ни придёшь, у вас ничего нет, – сказала она, сгребла пельмени, сосиски и колбасу со стола и ушла в коридор, где стоял холодильник.
Женя закатила глаза. Она знала, что её мать бесполезно в чём-то переубеждать. Алевтина Ивановна считала Женю плохой хозяйкой и с этим давно было пора смириться, но каждый раз стокилограммовые намёки на это больно ударяли по самооценке.
– Чай будешь? – спросила Женя без энтузиазма.
– Да-да, – отозвалась Алевтина Ивановна и, войдя в кухню, села за стол. – Ох, так, остальное нам домой, – сказала она, схватила пакет и отнесла в коридор.
Вернулась она оттуда уже с шоколадкой.
– Это Косте. Где он, кстати? – спросила она.
Женя взяла шоколадку и положила на полку рядом со сгущёнкой.
– У себя. Только он уроки делает, – сразу же добавила она, заметив, что мама уже собралась навестить внука.
Алевтина Ивановна уселась на табуретку, осмотрела кухню и, скорчив недовольную гримасу, пододвинула чашку ближе к Жене.
– Ну, как съездили? – улыбнулась она.
Жене вспомнился инцидент на дороге, но она тут же выкинула его из головы. Выходные прошли замечательно, поэтому вспоминать о неприятностях не хотелось.
– На удивление, хорошо, – сказала Женя и положила в чашки пакетики. – По лесу нагулялась. И постоянно вспоминала наш дом в деревне.
Женя села на табуретку, развернулась, взяла чайник, приподняв его правой рукой, и, когда поворачивалась обратно, в пояснице у неё что-то стрельнуло. Женя скривилась и застонала. Лицо Алевтины Ивановны мгновенно стало серьёзным и обеспокоенным. Отложив ложку в сторону, она подскочила и, выхватив чайник из рук Жени, поставила его на стол. Саму Женю она взяла под локоть и осмотрела сверху вниз.
– Что такое? Что-то болит? Что? – спросила она на одном дыхании.
Застывшей в одной позе Жене казалось, что ей разрезали мышцы внутри. У неё даже дыхание слегка спёрло.
– Да-а-а, всё нормально, сейчас отпустит, – сказала она и стала медленными маленькими порциями втягивать воздух.
Алевтина Ивановна недоверчиво посмотрела на неё, взяла чайник и налила воды в чашки. Поставив чайник на место, она взяла ложку и банку с сахаром, стоявшую на полке рядом со сгущёнкой. Вытащив пакетик из чашки, она убрала его на блюдце и положила себе две ложки сахара. Лицо её сильно помрачнело.
– Это всё из-за твоей работы. Натаскаешься там вечно тяжестей, конечно, у тебя всё схватывать будет, – пробубнила она. – Максим тебе совсем не помогает что ли?
Боль в пояснице прошла. Такое уже случалось, и не раз, и Женя знала, что стоит замереть и мелко подышать, как через пару секунд всё проходит. В этот раз методика опять сработала. Почувствовав, что отпустило, Женя с облегчением вздохнула и пододвинула к себе чашку с чаем.
– Моя работа здесь не при чём, – отмахнулась Женя. – Как там папа? Давно что-то его не было.
Алевтина Ивановна с недовольным лицом поводила ложкой в кружке, медленно вытащила её и ещё более медленно провела краем ложки по краю чашки, смыв оставшиеся на ней капельки. Положив ложку в блюдце, она взяла чашку двумя руками, методично сделала глоток чая и также методично поставила кружку на стол.
– Плохо у него дела, – сказала она.
Женю как будто ударили током изнутри. Она расширила глаза, отодвинула чай и с серьёзным лицом посмотрела на маму.
– Что случилось?
Алевтина Ивановна посмотрела ей в глаза.
– Семейные проблемы. У его дочери нет нормальной работы, – сказала она.
От негодования у Жени раздулись ноздри. Выдохнув, она плотно сжала зубы, чтобы не ляпнуть ничего лишнего.
– Ты опять? Хватит, мам, я тебя прошу, – чуть не сорвавшись, выпалила Женя.
Алевтина Ивановна нахмурилась, закинула ногу на ногу и, взяв кружку двумя руками, демонстративно отвернулась к окну, задрав подбородок. Жене хотелось разорвать на себе кожу. Этот диалог продолжался все десять лет, что она снимала. И, несмотря на все успехи и, на самом деле, хороший заработок, Алевтина Ивановна никогда не одобряла выбор дочери. Она считала, что это слишком нестабильно, а вопрос с пенсией вообще выводил её из себя до такой степени, что она переставала приводить логичные аргументы и просто срывалась в истерику. Женя закрыла глаза и вздохнула. Взяв маму за предплечье, она чуть склонилась к ней и попыталась улыбнуться. Получилось кисловато.
– Мамочка, – позвала она нежно, – ты действительно сейчас хочешь об этом поговорить?
Алевтина Ивановна продолжала упорно смотреть в окно, поджав губы и сдвинув брови, и нервно покачивалась из стороны в сторону. Казалось, она хочет что-то сказать, но… то ли не хотела говорить, то ли не знала, как сформулировать то, что хотела сказать. В конце концов, она просто хмыкнула, махнув левой кистью.
На кухню вошёл Максим в одних шортах и с голым торсом и, увидев Алевтину Ивановну, пригвоздился к месту.
– Ой, не знал, что вы здесь, – сказал он, моргнув.
Его появление застало Женю врасплох и слегка напрягло. Не в лучший момент он зашёл. Как будто специально стоял за углом в коридоре, слушал, когда обстановка накалится, и готовился войти. Женя слегка помотала головой из стороны в сторону и кивнула на коридор, надеясь, что Максим поймёт, что нужно свалить. Но тот не понял.
– Я быстро, я только чайку налью себе и уйду, – сказал он, открывая шкафчик с кружками. – Как у Вас дела, Алевтина Ивановна?
Мама сделала глоток, поставила чай на стол и взяла конфету.
– Плохо, – заявила она.
Максим резко повернулся к ней с обеспокоенным лицом.
– А что такое? Со здоровьем что-то? – искренне спросил он.
– Нет. Семейные проблемы. У мужа моей дочери нет нормальной работы, – протрубила она.
Женя вздохнула, закрыв глаза, и обессилено опустила руки между колен, издав усталый стон.
– Ма-ма, – протянула она. – Есть у него работа.
Максим, надув губы, стоял возле газовой плиты с поднятой чайной ложкой в правой руке и бегал глазами по кухне.
– Лад-но, – сказал он, – Обойдусь.
Положив ложку на стол, он вышел из кухни. Алевтина Ивановна посмотрела ему вслед и перевела грозные глаза на Женю.
– Какая у него работа? Мазюльки свои мазюкать? – снисходительно спросила она.
