Утром Марина рассказала маме о своем новом знакомом. Мама усадила ее и попыталась вразумить:
– Послушай меня, Мариночка! Я категорически запрещаю поддерживать отношения с этим Лютиком. Я скажу тебе, кто он такой.
Взрослый мужчина, почти на двадцать лет тебя старше, явный неудачник, сексуально озабоченный, распущенный как в словах, так и в делах. Возможно, он даже талантливый и способный, но пьянство его погубит. От него уже ушли две жены. И, потом, он сам сказал, что жениться больше не собирается. Он человек творческий, ему необходимо вдохновение, и он его ищет в вине, в пьянстве, в разврате. Ты – искренняя, неискушенная девушка, не опускайся до низости его окружения.
Там нет никаких принципов. Все друг другу завидуют и предают. Это не наша среда. Там чуждые нам люди. Сгоришь среди них дотла. Ничему хорошему там не научишься. Он использует тебя и бросит. Поверь мне и забудь его! Я тебе желаю только добра. Умоляю тебя прислушаться к моим советам. Не к советам, а к настоятельным просьбам.
Отдыхай, у тебя последнее свободное лето, впереди тебя ждет работа, аспирантура, не разменивай себя на бессмысленные знакомства.
– Хорошо, мама, ты наверняка абсолютно права.
Вечером того же дня Марина встретилась со своими подружками, бывшими сокурсницами. Рассказала им о своем новом знакомом и упомянула о возможной поездке к какому-то загадочному Репе на дачу.
У подруг был свой взгляд на эти обстоятельства. Самая опытная из них, Светка, предложила свой вариант решения:
– Вот, Маринка, смотри. Давай вместе разбираться. Ты в него влюбилась? Пока что нет. Он насильник? Бандит? Извращенец? Точно – нет. Что ты теряешь от этого знакомства? Ровным счетом ничего. Если хочешь, как ты говоришь, низко пасть, иди к нему домой, не хочешь – не иди. Ты у нас человек высоконравственный, ищешь большую и светлую любовь – и это правильно, ищи! – Светка выдохнула и продолжила: – Ну, переспишь ты с ним пару раз, удостоверишься, какой он «могучий» старпер. Возможно, даже опыт какой-никакой приобретешь, а то, ой-ой-ой, так и останешься неразвращенной! Главное, предохраняйся, чтобы не залететь. Влюбляться в него не надо ни в коем случае, зачем он тебе нужен, поношенный старый хрен. Полно ребят моложе найдется, без жен и детей. А вот дополнительные плюсы от этого знакомства есть.
Света начала загибать пальцы.
– Первое – интересная компания, много известных людей. Это любопытно и прикольно. Делать сейчас все равно нечего, каникулы, прекрасная погода, почему бы и не съездить за город на шашлычки? Это два. Три – чтобы тебе не было страшно, я – почему бы и нет? – готова тебя сопровождать. Близкая подруга не позволит тебе сделать опрометчивый шаг. И последнее – там, у этого Репы, мы ведь сможем познакомиться с какими-нибудь молодыми писателями, поэтами, музыкантами, а то и артистами! Классно проведем время, послушаем артистические байки, потанцуем… Я лично советую поехать, а там видно будет.
Трудно было не согласиться с такими убедительными доводами.
Итак, Марина выслушала обе стороны, и, как всегда в этом возрасте, весомей оказалось мнение подруг. Вечером следующего дня она договорилась с Лютиком о встрече, сказала, что возьмет с собой подругу, Лютик не возражал.
В субботу Марина со Светкой оказались на даче у Репы. Двухэтажный деревянный дом, довоенной постройки, был любовно отреставрирован. Репа выкупил его у какого-то партийного деятеля.
Дом был забит старой мебелью: серванты с разрозненной цветной посудой, огромный стол и стулья времен царя Гороха. Первый этаж особенно поразил девушек. Большую гостиную, устланную ковром неимоверных размеров, украшал камин, выложенный из красного кирпича. Вся мебель и ковер были ветхими и издавали несвежий запах, но впечатление производили. Главное место в гостиной занимал черный рояль. Под окнами располагались диваны и кресла с множеством цветных подушек.
Везде царил полный порядок. Несколько девушек, видимо, часто посещавших этот дом, готовили угощения на кухне.
Участок был огромным – настоящий лес с вековыми соснами. Никаких грядок, фруктовых деревьев не было. Около входа в дом была небольшая лужайка, освещенная ярким солнечным светом. Там располагались качели, несколько лавочек, стояли мангал для шашлыков и небольшой стол.
Лютик привез девчонок на своей машине, достал из багажника две бутылки водки, несколько пучков зелени, авоську со свежими огурцами и помидорами. Стали собираться и другие гости. Каждый из них тоже привозил какую-нибудь выпивку или продукты.
Среди гостей были узнаваемые личности, артисты театра им. Моссовета и Сатиры, в основном это были семейные пары пятидесятилетнего возраста. Правда, не звезды первой величины. Позже всех приехала компания писателей-юмористов и сатириков из «Литературной газеты». Среди них были уже знакомые Марине люди. Все они знали друг друга и искренне радовались встрече.
Продукты складывали на кухне. Все ждали, когда появится хозяин – загадочный для Марины Репа. Мужчины тем временем не терялись – налили себе кто водки, кто вина, зазвучали первые тосты. Два пожилых артиста разжигали угли и нанизывали мясо и овощи на шампуры; женщины все как одна дружно готовили закуски.
Только Марина и Света на положении новеньких покачивались на качелях и с любопытством рассматривали публику. Ни одного молодого мужчины не было. Светка начала присматриваться к сорокалетнему дяденьке с рыжей косичкой. Тот одиноко сидел на лавочке, подставив лицо солнцу. На призывы друзей выпить он не реагировал и говорил, что ему еще предстоит развозить пьяную братию по домам.
Так или иначе, он не мог не обратить внимания на наших девушек – двух ярких брюнеток в открытых цветных сарафанах:
– Тетеньки, вы так сгорите на солнышке. Волосики-то у вас черные, а шкурка-то белая-белая. Опасно. Вы здесь, похоже, новенькие… Эх, вы, сахарные косточки, будь я чуть помоложе… Меня зовут Коростылев.
– Марина, Света, – почти хором ответили девушки.
– А скажите, пожалуйста, Коростылев, почему Вилена все зовут Лютиком? – поинтересовалась Марина.
– Так это он однажды вышел вот с этой самой лестницы во двор в большом подпитии, пропел «Лютики, цветочки, у меня в садочке…» и упал мордой вниз! Как еще лицо не разбил! Вот с тех самых пор он и Лютик. Мужик-то он неплохой, вот поддает только часто и помногу…
Марина поморщилась.
– А вы не поддаете? – поинтересовалась Света.
– Я – нет. Я потом работать не могу. Мне и так хорошо – без выпивки.
– А чем вы занимаетесь? – продолжила Света.
– Да я музыкант, играю понемногу на разных инструментах.
Наконец под дружное «ура» появился хозяин дачи Репа с его то ли женой, то ли любовницей – женщиной с великолепной фигурой и длинными рыжими волосами. Девчонки не признали в нем особой знаменитости, но гости все как один, расшаркивались перед ним и заискивающе, заглядывали ему в глаза.
Гостеприимный хозяин пригласил всех друзей в дом, за прекрасно сервированный стол. Лютик сел рядом с Мариной, Коростылев рядом со Светой. Сначала все было как-то по-стариковски и скучновато. Мужчины принесли большое блюдо с шашлыком и поставили его прямо на стол.
Светка поглядывала на Марину, как та быстро уплетала овощи и мясо, подкладываемые ей в тарелку внимательным Лютиком. Коростылев тоже ухаживал за Светкой, но при этом явно нервничал и находился как будто в ожидании чего-то.
– Интересно, а почему хозяина зовут Репой? Это что, фамилия такая или прозвище? – тихо спросила Марина Лютика.
– Его фамилия Репас, зовут Виктором, но в народе он просто Репа. Он не обижается, привык.
Наконец, Репа встал и произнес приветственный тост. Это был сигнал к началу веселья. Все еще раз выпили, и понеслось. Шутки и анекдоты сыпались со всех сторон. Девчонки не успевали поворачивать головы направо и налево. Все умирали от смеха. Кто-нибудь начинал рассказывать анекдот или какую-либо шутку, немедленно подключались другие.
После пятой или шестой рюмки Репа встал из-за стола, подошел к роялю и сказал, что сегодня он сыграет только что сочиненную им главную тему для нового спектакля. Лютик наконец-то написал новые стихи, Коростылев подыграет ему на гитаре и что все присутствующие услышат эти песни в исполнении Риточки. Все затихли и повернули головы к роялю.
Лютик сидел в напряжении, с вытянутой шеей. Коростылев, с гитарой, расположился на стуле рядом с роялем, Риточка, то ли жена, то ли любовница, встала рядом. Две девушки, ранее так шустро управлявшиеся на кухне и оказавшиеся также певицами, пристроились рядом с Риточкой.
Репа сел за рояль и начал играть. Играл он прекрасно, легко и профессионально. Музыка тоже казалась легкой и незатейливой, музыкальные темы простыми, но все это явно претендовало на то, чтобы стать хитом сезона. Репа, несомненно, был талантливым композитором.
Затем дело дошло и до песен. Риточка и девочки, держа в руках листы с текстом, чистыми приятными голосами спели несколько песен из нового спектакля. Припевы запоминались мгновенно. Гости с удовольствием, без всякого принуждения, начали подпевать.
Лютик был счастлив. Его глаза, тусклые серые озера, разом засияли, он крепко обнял Марину и поцеловал ее в щеку. Марина испытала чувство гордости, посмотрела на него другими глазами. Друзья хлопали, хвалили авторов, пили за успех их будущих хитов. Девушки присутствовали при рождении нового музыкального спектакля.
Через пару часов Репа, сославшись на дела, оставил компанию и отправился к себе на второй этаж. К этому времени Лютик был уже в доску пьян и забыт всеми присутствовавшими. Остальные гости тоже быстро пьянели, кроме Коростылева, который терпеливо дожидался возможности отправиться в Москву.
В какой-то момент за столом опять начали звучать неприличные анекдоты, мат, двусмысленные остроты по поводу коллег из артистического цеха.
Женская половина компании пряталась где-то на большой территории участка. Девушки явно заскучали и подумывали, как бы им выбраться с дачи. Трезвых мужчин оставалось все меньше и меньше.
В какой-то момент Коростылев предложил им свои услуги по доставке в Москву. Он не любил пьяные собрания, был раздражен. Других желающих отбыть на тот момент не оказалось.
Было еще довольно светло, они коротко попрощались с окружающими и отправились в Москву. Ехали молча. Первой Коростылев высадил Марину, у ее дома. Девушка махнула Светке на прощание и пошла домой.
Вечером следующего дня ей опять позвонил Лютик. Он настойчиво приглашал ее к себе домой, жалобно извинялся за свое «скотское» поведение. Марина, которая накануне твердо для себя решила больше никогда не встречаться с Лютиком, все-таки записала его адрес и поехала к нему. Зачем она к нему поехала, она точно не знала и презирала себя за эту авантюру.
Квартира находилась в одном из спальных районов Москвы. Маленькая, грязная, прокуренная и пропитая квартира со старой мебелью всех времен социализма: от послереволюционного периода до полной победы развитого. На стенах красовались сотни автографов и рисунков, в основном неприличных, авторами которых были его гости.
Лютик встретил ее в махровом длинном заношенном халате. Он с гордостью продемонстрировал автографы трех-четырех звезд российской эстрады. Это была его жизнь. Пригласил Марину разделить с ним его поздний завтрак – подгоревшую яичницу с помидорами.
Телефон звонил беспрерывно. Лютик отвечал на звонки всем по-разному. Режиссеру с телевидения – заискивающе, матери – что, мол, очень занят, какому-то приятелю – что тот всегда звонит ему не вовремя, какой-то актрисе – что он готов читать ей стихи дни напролет и особенно ночи.
Сидя на его грязной кухне, Марина слушала его бесконечные рассказы о творческом пути в большое искусство. Лютик поставил пластинку с записями своих песен. Они были популярными, знакомыми, тексты песен – талантливыми, но вовсе не гениальными, как представлял их всем Лютик. Потом он показал несколько небольших книжечек со своими стихами.
– Вот это все мои достижения. Ты слышала, как Репа меня хвалил. Теперь несколько лет будут идти по стране спектакли с моими песенками, денежки будут капать – кап-кап, – книжечки переиздаваться – опять-таки кап-кап! Вся артистическая братия будет крутиться около меня. Халявщики фиговы! Заживем!
– Лютик, извините меня, пожалуйста, но мне представляется, что вам еще работать и работать, чтобы ваши друзья начали смотреть на вас так же преданно, как на даче гости смотрели на вашего Репу.
– Ну, ты и дурочка! Ни фига не понимаешь! Без слов нет песен – одни мотивчики. Умные красивые слова – половина успеха. Просто у Репы огромные связи, он всех знает, все дела свои умеет устраивать. И дела тех, кто с ним рядом трется. Одна команда – вот все в рот ему и смотрят. А без этого, кому была бы нужна его поп-музыка? Ну, никак он не Джон Леннон. Дальше Белорусской ССР и Украинской ССР никто этих песен петь не будет. Я лично свое место знаю, я бабки зарабатываю, а он считает себя советским гением.
– А вы не боитесь, что все пропьете, и ничего у вас не останется?
– Так, все, хватит учить отца, как ему жить.
– Мне вас вообще-то очень жаль, вы талантливый человек, но вы совершенно неправильно живете. А скажите, от меня вам что нужно?
– Милая барышня, могла бы и догадаться. Иногда мне надо с кем-нибудь поговорить, иногда кого-нибудь обнять, а иногда кого-нибудь и полюбить. Ты вот пришла ко мне из любопытства? Я тебе хоть немного интересен, я хоть чуть-чуть тебе нравлюсь?
Марине показалось, что все, что он говорил и как он это говорил, было вполне искренне. Он смотрел на нее с отцовской нежностью и, казалось, не знал, как к ней подступиться.
Вдруг начал рассказывать о своем тяжелом послевоенном детстве, о студенческих годах, о том, как он увлекся стихами, причем так сильно, что бросил престижный институт на последнем курсе. На всю жизнь осталась любовь к немецкому языку. Говорил, что в какой-то момент в его душе зазвучали стихи, и надо было лишь успевать укладывать их на бумагу.
Родители умоляли его продолжить учебу, а он все влюблялся, влюблялся, женился, писал стихи, разводился. Потом опять влюблялся, женился, снова писал стихи. И вот однажды его познакомили с композитором, с Репасом. Репа открыл ему дорогу в мир театра, кино и телевидения, но при этом стал его рабовладельцем. Прежде чем Репа мог выбрать текст песни, Лютик должен был написать ему не меньше двух-трех десятков текстов.
Это было и есть очень непросто. Невозможно с утра, позавтракав, просто сесть за стол и написать пару десятков стихотворений. Иногда он месяцами ничего не мог писать, а иногда его посещало вдохновение и слова сами складывались в рифмы, а рифмы в стихи. И тогда он был счастлив, он летал… Затем опять наступал кризис – пустой провал во времени: он хотел писать, но не мог и начинал просто «квасить». Жаль, что время уходит, что ему уже немало лет и что он все еще для всех просто «Лютик»…
Он замолчал и взял ее руку.
– Какая ты белокожая… Ни родинок, ни веснушек… И при этом – такой контраст, такие иссиня-черные длинные волосы, серо-зеленые глаза, черные брови, длиннющие ресницы. Ты просто красавица. Я сплю и вижу, как все это божество будет лежать рядом со мной. Иди ко мне. Ты мне сейчас как никогда нужна. Я не сделаю тебе ничего плохого. Я буду просто нежно тебя любить…
Его глаза были закрыты отекшими усталыми веками, ноздри ритмично вздрагивали, но он не спал, он был счастлив. Он обнимал трепетное наивное существо. Лютик приоткрыл глаза, до конца, еще не веря в свою победу.
Рядом лежала белоснежная хрупкая девушка: длинная девичья шейка с маленькой черной родинкой, еще по-детски угловатые плечи, упругая молодая и необыкновенно красивая грудь, по которой стелились густые черные вьющиеся волосы, сквозь них виднелись два маленьких бледно-розовых соска, тонкая талия, длинные ноги и нежные ласковые руки. И это невероятное счастье сейчас принадлежало ему.
– Девочка моя, хочешь кофе? Я лучше всех в мире умею варить кофе по-турецки. Сейчас принесу.
Марина укрылась одеялом. Ей было непонятно, любит она его или просто жалеет. Как ни старалась, Марина не могла ответить себе на этот вопрос. Говорят, у любви нет цели и этим она и прекрасна. Но является ли такая любовь достойной? Не унизила ли она ее?
Если бы всему в этой жизни находилось объяснение…
Лютик действительно оказался необыкновенным любовником – нежным, чутким, страстным и деликатным. В постели он был богом и опытным сердцеедом. С одной стороны, ей казалось, что он, такой взрослый мужчина, должен и будет всегда ее любить, боготворить и защищать.
С другой стороны, она задавала себе вопрос: «И зачем мне все это, зачем? Хочу ли, смогу ли я его изменить?» И решительно себе на это отвечала: «Да, смогу, он страстно полюбит меня, и все в его жизни изменится в лучшую сторону. Он талантлив, будет писать стихи, я буду работать, ухаживать за ним. Он просто опустился, он никому не нужен. Иллюзии, иллюзии… А мне-то он такой нужен? Зачем?»
Это наваждение длилось несколько месяцев. Лютик часто напивался, оскорблял всех, в том числе и Марину. Потом, на следующий день, звонил, извинялся, умолял о встрече. Марина не могла по-другому, она его прощала, любила и жалела.
Они снова мчались на машине то в Абрамцево, то в Загорск, то в Переделкино, посещали художников, писателей, композиторов, встречались с разными друзьями, потом неслись на какие-то премьеры в Дом журналистов. Он снова ее неистово любил, сходил с ума, писал стихи, читал их, клялся, что они посвящены Марине, врал ей на каждом шагу и пил, пил, курил, сквернословил, изменял… Предавал, не осознавая, что постоянно предавать горячо любящего человека нельзя.
Постепенно душа Марины сгорела, превращаясь в серый равнодушный пепел. Какое-то время она как-то еще умудрялась его прощать, но доверять ему уже не могла. Отношения продолжались, но их давно уже насквозь пронизывала пошлость. Как же она, такая красивая, молодая, неглупая девушка, могла вляпаться в такую историю?
В один хмурый осенний вечер пьяный вдрызг Лютик позвонил Марине, умоляя ее приехать и тем самым спасти его от самоубийства. Марина, уставшая после работы, понеслась к нему, страшно нервничала, попав в ужасную московскую пробку, кое-как добралась до его квартиры, с волнением приоткрыла незапертую дверь…
На кухне за столом, накрытым грязной липкой клеенкой, сидели Лютик с одутловатым от пьянства лицом и молодая женщина деревенского вида. Они вдвоем ели сайру прямо из консервной банки, крошки черного хлеба валялись по всей кухне. На столе стояли початая бутылка водки и два стакана. «Праздник» был в разгаре.
– А тебя, твою мать, кто звал? – спросил пьяный Лютик, увидев Марину. – Ты чего явилась?
Марина не выдержала, подошла к Лютику и со всей силы залепила ему пощечину, потом хлопнула дверью и уехала навсегда прочь из этого дома.
Мама, как всегда, оказалась права. Пошлость и грязь. Лютик выпотрошил душу Марины, оставив в ней горький и тяжелый осадок. Марине даже не хотелось вспоминать об их связи. Это была исключительно ее глупая ошибка. Не стоило тратить столько времени на перевоспитание слабовольного алкоголика-глупца, с ним было впору и самой со временем опуститься до положения полной и несчастной дуры…
Светка между тем счастливо жила с Коростылевым. Марина почти не поддерживала отношения с ними. Их жизненные пути разошлись, но время от времени Светка звонила ей и сообщала новости о Лютике.
Например, что он в третий раз женился на какой-то молоденькой девушке из Тулы, но при этом все равно продолжает пить, что ничего толкового не может написать, что озлобился, всем завидует, всех ненавидит и опускается все ниже и ниже.
Марине все это было уже совершенно не интересно. Казалось, эта грустная страница ее жизни перевернута навсегда…
Год 1990
Марина защитила диссертацию, но не пошла работать по специальности. В научных институтах в это время царил хаос, зарплату платили мизерную, ученые покидали страну.
Вместо этого она вернулась в свое издательство, которое теперь вместо научной литературы переключилось на женские глуповатые журналы. Там давались «дельные» советы по выживанию, по поиску богатых и красивых мужей, по правильному подбору косметики; сообщалось о новых тенденциях в моде, гороскопы и прочая чушь, и различные сплетни. Но журналы эти пользовались успехом, издательство процветало.
На совете директоров было принято решение создать совместное предприятие с партнерской фирмой в Германии. Ответственность за поддержание контактов с немцами возложили на Марину.
В школе и институте она изучала английский язык и неплохо его помнила, но предпочтительнее было переключиться на совершенно новый для нее немецкий язык с тем, чтобы освоить его хотя бы на примитивном разговорном уровне. Этот язык ей не нравился. Слишком много родственников из старшего поколения погибли во время последней войны: кто на фронте, кто в концентрационных лагерях. Эти семейные раны еще не зажили.
Марине отвели на изучение языка три месяца. Она стала подыскивать себе преподавателя. Желающих было много, все хотели в то время заработать, но ей не хотелось заниматься лишь бы с кем и еще к тому же далеко ездить. Наконец через знакомых нашелся преподаватель, который жил по соседству.
Мужчина преподавал когда-то в институте, а теперь репетиторствовал, переводил литературные и технические статьи, подрабатывал на всех фронтах, имел большой опыт общения непосредственно с немцами.
Марина пришла к нему домой в назначенное время, в маленькую однокомнатную квартирку, сплошь заставленную лыжами, коробками, ящиками с прочим спортивным инвентарем. Вдоль стен были встроены стеллажи с книгами, аналогичные конструкции разделяли комнату на две зоны, в одной из которых стоял диван и телевизор, а в другой – стол на все случаи жизни и два старых кресла. На столе лежали книги, словари, тетради, а также стояли электрочайник, чай, сахар в коробке, две плохо отмытые от чая чашки и уже распакованный шоколадно-вафельный торт «Сюрприз».
Преподавателю было под пятьдесят, но выглядел он довольно молодо. Среднего роста, пухленький темноволосый мужчина совсем неспортивного вида и со странными длинными, закрученными наверх темно-рыжими усами. Эти смешные вычурные усы привлекали к себе внимания больше, чем его зеленые глаза, маленькие искрящиеся щелочки. Леонид улыбнулся, заметив, как смутилась Марина.
– Мои усы – моя отличительная особенность. Все женщины от них без ума. Меня, как вы уже знаете, зовут Леонид. А вас?
– Меня – Марина.
– Ну-с, проходите, Мариночка, устраивайтесь, и займемся делом. Какие цели вы ставите перед собой и, соответственно. Передо мной?
– Мне необходимо научиться немного изъясняться на немецком языке, хотя бы на бытовом уровне, например, приветствовать, благодарить, прощаться, поддерживать незамысловатый разговор в Германии о себе, своих увлечениях и работе.
– Ясно. А как вы относитесь к немецкому языку? Он вам нравится? Только честно.
– Нет, совсем не нравится и никогда не нравился. Лающий какой-то язык, немузыкальный. Песни на немецком языке мне вообще не нравятся, но что делать, мне он нужен по работе.
