Анты
Олег Артюхов
Цикл шести книг «СТОРНО» проведёт вас по неизвестным, окутанным тайной или молчанием событиям, которые могли бы стать развилками в истории человечества, приведшими к большим и непоправимым бедам, если бы не незаметная помощь неких загадочных личностей. Волей-неволей обычный человек, наш современник попадает в гущу событий и получает шанс исправить вопиющую несправедливость. Силой ума, силой воли и силой любви удаётся отыскать причину наших бед и несчастий и остановить чужую злую волю. Долгая и причудливая борьба окончена, но то, что приготовила судьба нашему герою, просто не укладывается в голове.
Олег Артюхов
Анты
СТОРНО – бухгалтерский термин, означающий обратную запись с целью исправления ошибки. Обычно записывается красными чернилами, поэтому называется “красное сторно”.
Хочешь, не хочешь, а судьба так и норовит всё вывернуть по-своему, пока не возьмёшь её в свои руки. И уж коли тебе опять выпало встать в первом ряду в битве за будущее, дай своенравной судьбе щит и меч и поставь её рядом.
Под низкими тучами висела косая борода дождя, подгоняемого слабыми порывами западного ветра. Шум непогоды сливался с сердитым шумом недовольных ненастьем деревьев. Частые капли выбивали нудную дробь, будто затеяли пробить дыру в человеческом терпении. Кожаные накидки и двойной парусиновый полог кое-как спасали от небесной хляби, но были бессильны против наполнившей воздух сырости, которая пропитала одежды насквозь.
Костёр шипел и сердито плевался искрами, но упрямо горел, изо всех сил борясь с торжествующей слякотью. Вокруг огня плечо к плечу сидели пятеро. Покашливая и отмахиваясь от дыма, они тихо переговаривались, не переставая бросать взгляды в наползающие с востока сумерки.
Заканчивался один из многих дней моей жизни. Я плотнее закутался в отсыревший плащ и погрузился в воспоминания.
ЧАСТЬ 1.
КАМЧАТКА
Из Москвы до Петропавловска Камчатского Боинг 737 добирался почти десять часов. После взлёта дети вели себя более-менее сносно и не отрывались от иллюминатора, во все глаза разглядывая заоблачный закат. Через час однообразие полёта их утомило, они сомлели, свернулись на сиденьях калачиком и засопели носами. А потом началось: «пописать, «попить», «побегать», «конфетку», «расскажи сказку».
Лететь предстояло долго, за непоседами был нужен глаз и глаз, поэтому мне так и не удалось толком поговорить с профессором, хотя вопросов накопилось вагон и маленькая тележка. Согласитесь, повод для беспокойства имелся и немалый, ведь отправлялся я на край света, куда Макар сроду телят не гонял. Летел я непонятно к кому и неясно зачем, да, ещё и детей с собой тащил. И, чем больше я отдалялся от Москвы, тем навязчивее были мысли, что вся эта затея сильно смахивает на глупейшую авантюру. Про уровень падения моего настроения лучше вообще не вспоминать. Вместе с теми думками, в памяти начали всплывать какие-то смутные воспоминания-ощущения о профессоре Артемьеве. Но в тех вспоминаниях почти четвертьвековой давности, он был таким же, как и сейчас. По каким-то неведомым причинам вид его ничуть не изменился.
Только во Владивостоке во время технической посадки, пока ребята резвились в игровой комнате, я получил возможность немного пообщаться с профессором. Конечно, относительно небольшое время посадки не позволяло поговорить толком, но даже мимолётная беседа, немало прояснила ситуацию.
Со слов Артемьева конечным пунктом нашего путешествия была некая особая территория в одном из живописных мест на юге Камчатского полуострова. Безо всякой иронии профессор назвал эту землю не больше, не меньше, чем земным раем. Но при этом меня неприятно царапнула фраза, что территория надёжно охраняется. Это что же получается, если они в том земном раю что-то усиленно охраняют, то не лезу ли я добровольно в золотую клетку? От моего прямого вопроса он слегка опешил, потом широко улыбнулся и вкратце рассказал историю возникновения особой территории «Надежда».
Юг Камчатки объявили заповедником ещё при царях из-за крупнейшего в мире нерестилища нерки в тёплом Курильском озере. На обильном корме там расплодилась тьма тьмущая самого разного зверья, что и стало основанием для создания заказника. Заповедник ограничивают вулканические сопки и вытекающая из озера река, которая, унося тёплую воду на запад, через шестьдесят километров впадает в Охотское море.
Вот вдоль той речной долины и возникла особая территория «Надежда». Сначала я никак не мог взять в толк, что значит «особая территория», а, когда профессор объяснил, то слегка обалдел.
Этот проект начал разрабатываться группой энтузиастов во главе с Артемьевым ещё до ельцинского бардака, но мощный импульс получил только после президентского указа в двухтысячном году. И нужно отдать должное гаранту за то, что, не смотря на тяжелейшую обстановку в стране, он вник в суть вопроса. Более того, на реализацию проекта профессор Артемьев сразу получил восемь лярдов зелёных американских рублей и необходимое количество сил и ресурсов. В те переломные и нищие годы само по себе начало такого строительства можно считать чудом. По ходу воплощения замысла финансирование увеличилось, а к работе подключились десятки КБ, СУ и профильных институтов. Потом десять лет сотня комплексных бригад днём и ночью превращали камень, металл и стекло в тысячи разных объектов. Сколько тысяч тонн материалов, и сколько тысяч часов упорного труда в это вбухано, даже представить страшно. Удивительно то, что никто из заклятых друзей даже не догадался, что творится на юге Камчатки.
К сожалению, разговор вышел коротким. Самолёт дозаправили, и мы снова оказались в воздухе. На этот раз ребятишки меня окончательно измучили. Их деятельная натура не позволяла неподвижно сидеть в креслах, а тем более молчать. Они умаялись сами, умаяли меня и соседей и затихли только, когда в иллюминаторах появились огни петропавловского аэропорта Елизово.
После посадки, собирая детей, я кряхтел, как старый дед, разминая затёкшие шею, спину и конечности. Вы когда-нибудь летали с малыми детьми через всю страну из конца в конец? Если нет, то и пробовать не советую.
Насмотревшись на мои мучения, Сергей Иванович заранее отзвонился, и, не успели мы выбраться из лайнера, как прямо к трапу подкатил микроавтобус, две улыбчивые девушки подхватили капризничающих ребятишек, водитель помог загрузить вещи, и вскоре мы оказались в небольшой уютной гостинице. С детьми умело занялась молодая сотрудница, чем дала мне желанную передышку. Поймите меня правильно. Я тепло и нежно относился к ребятишкам, просто я парень двадцати одного года от роду, не имеющий ни малейшего опыта общения с маленькими детьми.
Утром вертолёт Ми-38 унёс нас в сторону нашего будущего дома. Турбины громко свистели, но дети, не обращая внимания на шум, прилипли к окнам и оживлённо обсуждали открывшуюся картину. Сказать по правде, я и сам не мог оторваться от дивного зрелища за иллюминатором.
Внизу медленно проплывала волшебная страна вулканов. Поздняя осень заметно обесцветила камчатскую природу, но не смогла скрыть её величия. Между ближними и дальними вулканическими конусами простиралось затянутое сизой дымкой пространство, изрезанное речушками и распадками, кое-где парящее гейзерами, наморщенное зелёными холмами и вспыхивающее зеркалами больших и малых озёр.
Я заворожённо смотрел вдаль, а мысли мои улетели совсем далеко. Господи, какая же наша земля огромная и прекрасная! И какая же она беззащитная! Перед глазами стали вспышками мелькать кадры из моего прошлого, которого уже никогда не будет, и из будущего, которое уже никогда не случится. Не хотелось даже думать, что совсем недавно весь мир висел на волоске, а проплывающая внизу красота могла исчезнуть в атомном пламени! От невольно возникших мыслей передёрнулись плечи, и по спине пробежал противный холодок. Неужели когда-нибудь люди просто смогут спокойно жить и созидать?
Изменившийся шум турбин заставил очнуться и вглядеться в приближающуюся поверхность земли. Но, как ни странно, никаких сооружений я не увидел. Ни домов, ни домиков. Может, хоть палатки какие-то. Нет. Всё чудесатее и чудесатее. В тайге у костра, что ли, жить будем? Вертолёт развернулся и снизился. Косые лучи солнца осветили поверхность, и только тогда я разглядел под нами большой город, расположенный на склонах складчатой возвышенности! Дело в том, что его вид открывался только с южных направлений, а мы подлетели с севера. Дома, улицы, площади и иные непонятные сооружения настолько органично вписывались в ландшафт, что, по сути, являлись частью его. Конструкции не выступали из складок местности, а крыши сплошь покрывала растительность. Никакой геометрии, улицы волнами, вернее террасами спускались по склону, и даже дорожное покрытие имело зеленоватый оттенок.
Кроме необычной архитектуры в глаза бросалась и некая особенность местности, которая, не смотря на позднюю осень, почему-то зеленела свежей растительностью.
– Наша столица Доброград, – прокричал мне в ухо профессор.
Вертолёт завис над площадкой тёмно-зеленого цвета с салатовым кругом и белой буквой «Н» в центре, коснулся поверхности и мягко сел. Уф-ф, неужели конец этой пытки перелётом. С измученными физиономиями дети вяло собирались на выход.
– Вот мы и дома, – под затихающий свист турбин профессор, потянувшись, поднялся и вытащил из багажной ниши свой знаменитый портфель. – К сожалению, пока путь сюда довольно заковыристый. Но это пока. День другой поживёте в гостинице или у моих знакомых, а, когда выберешь жильё, переедете к себе, – продолжил профессор на ходу.
Буйство красок, форм, запахов и звуков слегка ошеломило. Стоя на площадке, я не мог надышаться, и от чистейшего воздуха с удивительным привкусом особенного местного аромата слегка закружилась голова. Я набрал полную грудь воздуха, опустил глаза и забыл выдохнуть.
Рядом с площадкой у микроавтобуса нас поджидали двое. Парень в синем комбинезоне и зелёной куртке. Парень, как парень. А вот девушка лет девятнадцати-двадцати в бежевой куртке, более светлых узких брюках, белых шарфе и сапожках сразу привлекла внимание. Не знаю почему, но моё сознание отреагировало весьма необычно. Слабый ветерок шевелил её светлые с рыжинкой локоны, и лёгкая улыбка озаряла приветливое лицо.
Парень закинул наши вещи в багажник и забрался в кабину, а девушка присела возле детей и принялась с ними любезничать. Сашок и Танюшка слегка набычились, а потом оттаяли, разговорились и начали вертеться вокруг новой знакомой.
Непроизвольно моё лицо расплылось в улыбке. И, пока шёл процесс приручения детворы, я продолжил присматриваться к девушке и даже потихоньку обошёл её по кругу. Она явно кого-то мне напоминала. Кого? Девушка поднялась на ноги и посмотрела на меня. Я вгляделся в зелёные с озорными чёртиками глаза, и сердце дало сбой. Я вспомнил. Вернее, в памяти моего дядьки предыдущего носителя сознания Павла Кравцова всплыл образ. Девушка протянула мне руку:
– Здравствуйте. Меня зовут Лариса, можно Лара.
Я помертвел. Она была поразительно похожа на девушку Павла Кравцова, убитого в девяносто третьем году. И даже имя было тем же.
– Павел, – откашлявшись, я осторожно взял её за руку. Она зарделась и улыбнулась:
– Сергей Иванович попросил вас встретить. Вы не против? Вот и прекрасно. Тогда сделаем так. Ребят я возьму к себе, пусть нормально отдохнут, а вы можете спокойно заниматься своими делами.
У меня словно камень с души свалился, но тут же навалился другой: удобно ли обременять незнакомых людей? Я вопросительно взглянул на профессора, а он лишь утвердительно прикрыл глаза и кивнул головой.
По эстакаде микроавтобус спустился с посадочной площадки и покатил по террасам, ограниченных покрытыми резиной цвета салата отбойниками со стороны внешних обочин. Несмотря на усталость, я внимательно вглядывался в необычный город, в котором мне предстояло жить.
Каждая из проплывающих мимо улиц имела собственный стиль, а линии строений изгибались вместе с террасами. На первой улице мимо проплывали причудливо изогнутые фасады суперсовременных домов с большим количеством стекла, алюминия и пластика среди живописной зелени. На следующей террасе выстроенные в остро футуристическом стиле дома оригинально сочетали причудливую геометрию: полушария, круги, диски, полукруглые арки. И снова обязательное густое зелёное обрамление растительности. Дома третьей террасы приятно удивили особым шармом старой Европы с увитыми плющом и виноградом кирпичными стенами, тёсаным камнем и черепицей. И при всём невероятном разнообразии архитектурных стилей все без исключения дома объединяло множество ухоженной зелени, цветников, газонов и спортивных площадок.
Меня буквально распирали вопросы, но меня опередил профессор:
– Если ты обратил внимание, здесь намного теплее и спокойнее, чем в Петропавловске. Природный камчатский климат довольно суров. Не смотря на то, кто мы находимся на широте Воронежа и Саратова, здесь господствуют сезонные муссоны. Океан не скупится на циклоны и ветра, а вместе с ними на осадки и холод. Местные погодные крайности нас не устроили и заставили воплотить один из проектов по климатической корректировке. Во всяком случае, теперь серьёзные циклоны здесь не ходят, а климат стал ровнее и мягче, примерно, как в Сочи. Потому и воздух теплее, и зелени побольше.
Микроавтобус остановился возле коттеджа, похожего на пряничный домик с весёлой детской площадкой. Неужто это дом Лары? Какой кошмар. Она перехватила взгляд, и её рот растянулся в улыбке:
– Я живу в другом месте, а это один из филиалов нашего детского садика на восемь малышей. Здесь мир детства, Саше и Тане здесь будет хорошо.
Она увела ребятишек внутрь, и я облегчённо вздохнул. Воспитатель из меня тот ещё, а сейчас мне нужна была свобода манёвра, чтобы разобраться, что к чему.
– Ко мне или в гостиницу? – профессор грустно глядел вслед скрывшимся в дверях детям.
– В гостиницу, Сергей Иванович. Нужно хоть немного очухаться и тупо отоспаться. Устал я что-то. Предлагаю все дела перенести на завтра.
– Желание гостя – закон. Хотя, какой ты гость.
В гостинице усталость взяла своё. Всё на что меня хватило – это душ, после которого я отрубился, не долетев до подушки. Профессор появился в следующий полдень:
– Здоровеньки булы, Павел. Готов?
– Усегда готов. Веди, Вергилий.
– Хм-м, нет, чтобы чему хорошему у меня учиться, так нет же, всякой пошлятины норовишь нахвататься. Поехали знакомиться с местными шишками. С другим народом обнюхаешься в процессе.
Местными авторитетами оказались глава администрации Буслаев Иван Петрович, директор научного центра Лябзин Виталий Борисович, начальник безопасности Кропотов Александр Васильевич и замглавы по вопросам образования и воспитания Шинорин Алексей Владимирович. Они сидели в просторном открытом павильоне во дворе здания администрации и неторопливо беседовали. На большом округлом столе лежали несколько папок с бумагами и пара похожих на большие смартфоны приборов. В середине стола на вращающемся подиуме стояли бутылки с водой, графин с яблочным соком, стаканы, чайник, чашки и ваза с печеньем.
– Категорически всех приветствую, – помахал издалека рукой профессор, – не помешаем?
– Будет уж вам, Сергей Иванович, – поднялся высокий крепкий, как дуб, Буслаев, – заждались уже. Четверть часа, как собрались, правда, время не теряем. Здравствуйте, – он протянул руку, скользнул по мне цепким взглядом и жестом пригласил присоединиться к кампании.
Пока мы знакомились, я срисовал портрет каждого. Буслаев в точности соответствовал своему историческому однофамильцу. Огромный мощный мужик с широкими плечами, большими сильными руками, волевым лицом с умными тёмно-серыми глазами под густой седоватой шевелюрой.
Лябзин смахивал на классического «ботаника»: среднего роста, чуть полноватый, но не рыхлый, высокий лоб с залысинами, очки на крупном носу, большие губы любителя вкусно поесть. А за очками – мудрые карие глаза много знающего опытного человека и мыслителя.
Кропотов ничем бы не выделялся в толпе обывателей: выше среднего роста, правильные черты лица, серо-голубые глаза, короткая стрижка светло-русых волос. Но при внимательном взгляде за его показной простотой скрывались несгибаемый внутренний стержень, незаурядный ум, немалый жизненный и боевой опыт, взрывная сила, упрямство и воля. Он привык побеждать и, похоже, на его счету не одна горячая точка и не одна спецоперация.
Шинорин представился мне образцом воспитателя. Помните Леонова в «Джентльменах удачи», только чуть повыше и лысина чуть поменьше. Приветливо-озабоченная физиономия, вкрадчивый голос и подчёркнуто плавные движения. Педагог, но тот ещё гусь.
– Позвольте представить наше юное дарование, из-за которого все мы здесь и находимся ныне, присно и во веки веков, – загнул профессор Артемьев, сделал паузу и продолжил, – в общем и целом его история всем нам известна, а остальное, что сочтёт нужным, Павел Сергеевич расскажет сам.
Я немного подумал, как половчее отредактировать свою биографию, исключив из неё ненужные подробности, и потом коротко рассказал о находке записей Павла Кравцова, о создании приборов, преследовании, ранении и коме.
Мои собеседники слушали по-разному. Буслаев хмурился, почёсывал нос и постукивал пальцами по столу. Лябзин сжав пальцами нижнюю губу, периодически кивал головой и что-то помечал в блокноте. Кропотов сидел неподвижно с каменным лицом. Шинорин медленно ходил за спинами сидящих.
– Спасибо, Павел Сергеевич, – продолжил профессор Артемьев, – но пора перейти к делу. Павел новичок в наших краях, нужно помочь ему освоиться. Александр Васильевич, вы, как самый компетентный из нас возьмите на себя труд показать ему всё, что нужно. А тебе, Павел, даю пару дней на ознакомление, потом с Иваном Петровичем решите вопрос с бытом и пожалуйте-с к станку. Работать, работать и работать, как говорил… или он говорил о чём-то другом… не помню. Нас и всех, кто тебе необходим, всегда найдёшь по связи коммуникатора. Александр Васильевич объяснит.
Распрощавшись с начальством, мы с Кропотовым сели в его «Ленд Крузер».
– С чего начнём? – развернулся он в пол оборота.
Я посмотрел на его открытое и слегка хмурое лицо и решил сразу поставить точки над «ё»:
– Послушайте, Александр Васильевич, вы ведь всего лет на десять старше меня. Давайте на «ты», а то с отчествами язык ломается, да, и проще так. Называй меня Павел.
– Добро, – его глаза вдруг озорно блеснули, – Я тоже не привык со своими выёживаться, а ты, как я понял, свой и тоже лиха хлебнул. Лично для тебя я Саша, – и мы пожали руки.
– Видишь, какое дело, – я не скрывал своей озабоченности, – всего пять дней назад я выбрался из комы, и до того очень приблизительно представлял где вообще находится Камчатка. Сергей Иванович свалился, как снег на голову, и сразу взял меня за жабры. Сейчас родня в Москве звонка ждёт, а я пока в здешней ситуации ни гу-гу. Так что сам решай, что показывать, что разъяснять и, куда ехать.
Александр усмехнулся, по-простецки поскрёб макушку и махнул рукой:
– Ладно. Для начала, общая информация. Между собой мы прозвали нашу особую территорию Лукоморьем. И чудес здесь хватает, скоро сам убедишься. При подлёте в окно смотрел?
– Ещё бы.
– Заметил, что-то особенное?
– Ни шиша сверху не видно.
– Вот! – он поднял вверх палец, – и это неспроста, и в этом суть. Лукоморье проектировала особая группа, законченных и отмороженных авантюристов, архитекторов и ландшафтных инженеров, которым сказали, создайте такую страну, чтобы и через сто лет в ней жить было не стыдно. Вся природа сохранена в первозданном виде, а здесь столько всего наворочено, что и представить страшно.
Александр не спеша покатил по террасам вниз к окутанной прозрачной дымкой реке, над которой протянулся арочный мост. Километром правее виднелся точно такой же. С моста открывался вид на реку Озёрная, текущую на закат между высоких зелёных холмов, утёсов и куртин прибрежной зелени. Кристально чистая вода широким потоком струилась по стремнине, журчала по мелким и крупным камням, усыпавшим берега, и шевелила длинные водоросли в затонах.
Дымчатое марево горизонта очерчивали контуры вулканических конусов, и ближе всех сразу за рекой поднималась громадина Кошелевского.
Вдыхая пьянящий запах камчатской осени, я задумался не в силах отвести взгляд от буйной необычной растительности речной долины. Перегнувшись через ограждение, я уставился на реку. Текущая вода приковывала взгляд и завораживала. Приглядевшись, я увидел в глубине чистейшей воды сотни шевелящихся спин больших рыбин медленно плывущих против течения. Из моря в Курильское озеро шла на нерест нерка.
– Налюбовался? – Александр потянулся и хрустнул суставами, разминая мышцы, – нерка круглый год туда-сюда ходит, и в реке, и в озере её пропасть. На мелководье можно руками брать. Потому и живности там развелось жуть сколько. Как-нибудь смотаемся на озеро, покажу тебе медведей, беркутов, орланов. Наверняка росомаху увидим, лис тут полно. Про мелочь, вроде соболя, горностая, ондатры, вообще молчу. На то здесь и заповедник. О-о, совсем забыл, а махнём-ка мы сейчас в Кухтины Баты, покажу тебе нечто.
– А поехали.
За мостом мы свернули налево, и через десять вёрст дорога упёрлась в большую круглую площадку, на которой среди ограничивающих её строений выделялась похожая на минарет вышка с тремя большими параболлическими дефлекторами.
