– Это наш кордон Крайний, за ним начинается заповедник.
По лёгкому мосту мы перебрались через реку и почти сразу упёрлись в тупик с канатным подъёмником, на противоположном конце которого торчала ажурная, крашенная в зелёный цвет смотровая вышка с лифтом.
Наверху с площадки открылся фантастический вид на глубокий каньон, рассекающий заросшую зеленью возвышенность. Ущелье каньона будто бы светилось стенами из бело-розовой вулканической пемзы, и на тёмно-зелёном фоне светлый провал имел ошеломительный вид. Стены каньона представляли собой длинную череду плотно стоящих огромных заострённых кверху колонн разной высоты и формы, что создавало потрясающую картину.
– Это и есть знаменитые Кухтины Баты. Местные ительмены считают, что творец земли Кухта, занятый созданием Камчатки, так редко ловил рыбу, что его лодки-баты успевали окаменеть. Тогда он строил новые, а все окаменевшие ставил в каньоне вертикально.
Полюбовавшись видами, мы вернулись на шоссе. Дорогой Александр продолжал просвещать меня относительно жизни в Лукоморье. Бегущая вдоль левого берега трасса с отличной разметкой могла бы сделать честь и столице, потому уже через полчаса мы домчались до поворота с указателем «Паужетка». Мы повернули, и дорога зазмеилась серпантином вверх по склону вулкана Кошелевского. Под откосом на покрытых красноватым налётом каменистых перекатах громко шумела укутанная паром речка. Вдоль течения, за краем горячего потока росла невероятно причудливая растительность разных цветов от красного до салатового и сине-зелёного. Вода парила, и, чем ближе к истоку, тем больше. А начиналась речка у высокого каменистого обрыва, из толщи которого в нескольких местах вырывались струи горячей воды, спадающие по склону водопадами.
Возле приземистого, похожего на крытый стадион сооружения, дорога свернула на запад и скрылась за склоном. Мы остановились, поскольку на это странное сооружение стоило посмотреть. Вертикально ребристые бетонные стены увенчивал плоский купол диаметром метров сто. По периметру к нему примыкали массивные приземистые цилиндры, из которых периодически вырывались вверх тугие струи пара, образующие над куполом дрожащее марево.
– Это термальная электростанция, – проговорил Александр, что-то набирая на экране коммуникатора, – вон там, – он махнул вправо, – ближе к вулкану находится вторая такая же. Рядом с ней промышленный комплекс и всё производство. Дальше по дороге находится жилой микрорайон Паужетка, а вблизи поля гейзеров – санаторно-курортный комплекс на горячих источниках и тепличное хозяйство.
Александр рассказывал, я внимательно слушал и вместе с тем с высоты вулканического склона рассматривал речную долину и склоны сопок за рекой. Отсюда был прекрасно виден Доброград и расположенная западнее мощная каменистая гряда, выступающая тёмной громадой из яркой зелени и заканчивающаяся острым мысом, нависающим над рекой.
– Саш, скажи, а как здесь людям живётся? Вот здесь, например, станция шумит и серой пованивает?
– Жилой микрорайон построен за склоном, там тихо, спокойно и удобно. Многим нравится, а для вулканологов и энергетиков запах серы, и вовсе, как валерьянка для кошек. Да и красиво здесь. На восходе пар даёт такой необыкновенный ярко-розовый свет, что ради этого горожане специально сюда приезжают. Поехали, нам ещё нужно в порт заскочить.
Шоссе потянулось на запад к морю, и по мере приближения удалось лучше рассмотреть грандиозный тёмно-серый кряж. Протянувшийся с севера на юг, он нависал над рекой острым каменистым выступом, напоминающим крыло. Отсюда и его название – Орлиное Крыло. От его подножия вниз языками спускались заросшие светлой травой отроги, отделённые друг от друга тёмными полосками горного леса.
– В базальтовой толще Орлиного Крыла расположена наша база со всем вспомогательным и техническим комплексом. Километром дальше в этой же гряде находится научный Центр со всеми своими приблудами. И в самом конце, примерно в семи верстах – кордон номер три и терминал климатического корректора. Вся гряда изрыта, как термитник. А с виду не скажешь. Вон по склону дорога вьётся из Доброграда на базу и в Центр, а чуть дальше ещё одна. Третья дугой огибает всю территорию с севера и соединяет шесть пограничных кордонов. Такая же окружная дорога проходит по границе Лукоморья с юга и тоже соединяет шесть кордонов.
Орлиное Крыло осталось позади, река стала забирать влево, а на шоссе всё чаще стали появлятся мосты, водоводы и эстакады, из-за того, что путь пересекли десятки шумных потоков, сбегающих со склонов Кошелевского и впадающих в реку. Когда их стало слишком много, дорога перебралась по мосту через реку на ровный низкий правый берег. Вместе с дорогой мы нырнули в зелёное царство поймы и некоторое время ехали среди огромной необычной растительности в два роста человека и с метровыми листьями, пока не выбрались на возвышенный участок. Вдалеке блеснула большая вода. Река успокоилась, помелела и распалась на несколько рукавов, а в дельте расширилась до полукилометра.
В отличие от Доброграда дома в Порт-Надежде стояли открыто, но в оригинальности ультрасовременного дизайна ничем не уступали. Передо мной раскинулся город-порт с широкими прямыми улицами и шикарными строениями, постепенно увеличивающими высотность от окраин к центру. Проехав с вёрсту по утопающему в зелени проспекту, мы оказались на центральной площади, одну сторону которой занимала чаша крытого стадиона, с другой стороны выделялось причудливое здание с надписью на фасаде: «Драматический Театр». Сразу за площадью проспект проходил через небольшой дендропарк и упирался в протяжённую набережную с несколькими ресторанами и множеством кафешек. На набережной от полукруглой смотровой площадки отходили в море и нависали над водой две широкие крытые остеклённые эстакады, ведущие к вырастающим прямо из морской пучины прозрачным куполам.
– Это наш океанариум, – ответил на мой молчаливый вопрос Александр, – база института моря и гордость Лукоморья. Дальше влево сооружения порта. По краям примерно в миле мористее стоят на якорях две платформы с климатическими корректорами. Слушай, Павел, а не закинуть ли нам в баки, харчишек. Честно говоря, жрать охота.
– А пойдём, – решительно отрубил я, и мы рассмеялись, – цены-то у вас не кусаются?
– Да, нет никаких цен.
– Не понял.
– Во всём Лукоморье питание общественное, тоесть по понятиям большой земли – бесплатное.
– Пошли скорей, хочу посмотреть на это чудо!
– Тоже мне чудо. У нас везде питание общественное, что в кафе или ресторане, что дома на заказ. И не только питание – вся коммуналка и базовые потребности. За деньги только специальные заказы с большой земли.
– А зарплаты хватает на заказы?
– И зарплаты тоже никакой нет.
– Да, ты что, издеваешься?!
– Была охота издеваться. Если нужны деньги, любой житель обращается по коммуникатору в администрацию и ему под конкретный заказ перечисляют по безналу на личный счёт нужную сумму в рублях или валюте, или сразу делают заказ, проплачивают и оформляют доставку.
– И сколько могут перечислить?
– А сколько нужно, но покупка должна быть осмысленной, нужной и обоснованной. Допустим, если тебе придёт в голову купить оригинал Рембрандта, то тебе, скорее всего, откажут. А если захочешь машину, катер, мотодельтаплан, аппаратуру, какое-то специальное снаряжение, особенную одежду или обувь – пожалуйста, всё что угодно в любых вариантах. Но, если увлечёшься и по количеству выйдешь из здравого смысла, то тоже получишь от ворот поворот.
– М-да-а, – в моей голове никак не укладывались местные порядки, а всё увиденное и услышанное казалось каким-то чумовым розыгрышем.
В кафе мы плотно перекусили и через полчаса уже катили назад в Доброград.
– На базу и в научный центр сегодня не поедем. Сергей Иванович предупредил, что сам за тобой завтра заскочит. Возьми, это твой личный коммуникатор, – и он протянул плоское устройство размером с небольшую книжку. – Дома активируешь, инструкция прилагается. Прибор строго индивидуализирован на конкретного человека. Пользоваться проще пареной репы, сломать невозможно. Интерфейс дружественный, видеосвязь с любым абонентом Лукоморья. По понятным причинам роуминг ограничен. Связь с большой землёй через администрацию по специальному коду. Ко всему прочему в Лукоморье коммуникатор, по сути, является паспортом, водительским удостоверением, профессиональным сертификатом, личной медицинской картой и пропуском в соответствующие твоей профессии учреждения. Системная платформа наша – «Орион». Помимо видео и фотокамер имеются текстовый и математический редакторы и память на три сотни гигабайт с возможностью расширения и коммуникации с разными сетями, базами данных и библиотеками.
Мы с Александром тепло попрощались возле детского сада. Скинув обувь у входа, я шагнул внутрь. За одним из трёх маленьких столиков сидели мои ребятишки и увлечённо рисовали фломастерами. Рядом с ними на полу пристроилась Лара и что-то им рассказывала. Я вежливо кашлянул, и ко мне разом повернулись обе перепачканные красками мордашки и улыбающееся лицо девушки.
– А вот и наш…, – она споткнулась на полуслове, вопросительно глядя на меня.
– …дядя Паша, – закончил я за неё, и изобразил свою самую неотразимую улыбку, – и этот дядя пока не знает, куда мы втроём отправимся ночевать.
– А направимся мы всей кампанией ко мне домой. И это не обсуждается, поскольку это просьба Сергея Ивановича. А его просьбы для меня почти что приказ. Шучу, конечно. Пока вы не подобрали свой дом, поживёте у меня. В гостинице детям не место. К тому же мой дом через дорогу. По лестнице вниз и мы на месте. Живу я пока одна, мама в Москву уехала по делам, вернётся на днях. Так что вы меня не стесните. Да и с ребятами мы подружились.
– Ага, подлужились, – пропищала Танюшка.
– Неудобно как-то… Вы же нас ещё толком не знаете… Да и вообще…
– Послушайте, Павел, неудобно сами знаете, что делать. Не бойтесь вы меня, я смирная и уже не кусаюсь.
– И вовсе я не боюсь… Наоборот… В общем, спасибо. Ребята мы идём в гости к тёте Ларе?
– Идём, идём к Лале. И никакая она не тётя, а плосто Лала. Она холошая.
Девушка улыбнулась:
– Пошли, вещи ребячьи завтра заберём. Всё необходимое дома есть.
Находящийся на юго-западном склоне на седьмой сверху террасе дом Лары не выделялся из ряда иных коттеджей на этой улице и снаружи выглядел, как протяжённая изогнутая синусоидой витрина, будто встроенная в склон зелёного холма и оправленная в светлый природный камень. В центре остеклённого фасада темнела полукруглая ниша входа с нависающим козырьком над открытым подиумом веранды. Слева пристроился маленький аккуратный палисадник, справа техническая площадка, на которой стоял обтекаемый двухместный автомобильчик и пара велосипедов. Там же я разглядел турник, качалку и шведскую стенку. Весь коттедж покрывала типичная для здешних домов плоско-покатая крыша, заросшая густым газоном, соединённая в единую плоскость с соседними и ограниченная сзади отбойником дороги на верхней улице.
Внутри дома было удивительно светло и просторно благодаря высоким потолкам и огромным от пола до потолка окнам, через которые просматривалась вся панорама речной долины на фоне вулканического конуса. Окна закрывались либо шторами, либо наглухо затенялись домашним компьютером по голосовой команде.
Суперсовременная начинка дома искусно переплеталась с уютной стариной, о чём говорила кладка стеновых промежутков из светлого природного камня, деревянная мебель и большой электрический камин.
Невероятно огромная по московским меркам гостиная находилась сразу за входом и визуально делилась натрое. Посредине напротив входа выделялась просторная гостевая зона с музыкальным центром, пианино, висящими на стене гитарой и парой флейт, небольшим подсвеченным баром с тремя сидушками. Правее находилась зона отдыха с тем самым камином, креслами, двумя низкими столиками и слегка вогнутой телевизионной панелью. Слева располагалась столовая с большим столом, за которым виднелся проход на кухню. Из гостиной три двери вели в спальни с душевыми комнатами и туалетами, из зоны отдыха – в кабинет и общую туалетную и ванную комнаты, а из кухни вниз вела лестница в технический подвальный этаж. Потом выяснилось, что там находились погребок, холодное хранилище, два склада, мастерская, баня с купелью, тренажёрный зал, система климатического кондиционирования и пульт управления бытовыми системами дома. От вида этого великолепия, у меня от удивления челюсть упала на грудь.
Вопли моих сорванцов быстро разогнали спокойную тишину дома. Они без устали носились по всем закоулкам, пока после ужина Лара не увела их в душ и уложила спать.
Когда она вернулась, я бессмысленно щёлкал кнопками пульта, не обращая внимания на экран и погрузившись в далёкие мысли.
– Чаю хочешь? – очнулся я от голоса Лары.
– Можно и чаю.
– У меня особенный, сейчас принесу.
Сидя в креслах, мы прихлёбывали горячий ароматный напиток и незаметно присматривались друг к другу.
– Лара, ты говорила, что твоя мама в Москву отправилась. Она там живёт или жила?
– И жила, и живёт, и здесь подолгу бывает. Собралась насовсем сюда переезжать.
– Мои тоже собираются. Вот только мне надо дом присмотреть. Подскажешь?
– На юго-западном склоне две террасы недавно застроили, на юго-восточном одна, на первой линии от реки тоже недавно строить закончили. Можно посмотреть. Но я советую соседний с нашим домом коттедж. Не знаю почему, но он с самого нашего заезда уже два года пустует. Похож на наш, но больше и просторнее.
– А обстановка?
– Все дома сдаются в полном жилом комплекте в соответствии с дизайнерским проектом. Конечно, жильцы в дальнейшем под себя кое-что перестраивают. Если надо дооборудовать, сообщаешь в администрацию свои соображения и всё.
– Спасибо. Посмотрим. Маманя у меня хорошая, но в отношении дома шибко привередливая.
– Все мамани такие. Хочешь фотку своей покажу? Вот смотри, – она вытянула с полки альбом и раскрыла на последних страницах.
С фотографии, улыбаясь, смотрела слегка постаревшая Лара! Я машинально перекинул альбомные листы в начало и… увидел Павла Кравцова собственной персоной! Упс! Вот и приплыли. Смутные опасения начали перерастать в нехорошие подозрения.
– А это кто?
– Один мамин знакомый. Его тоже Павлом звали. С ним какое-то несчастье случилось. Слу-ушай, а он чем-то на тебя похож. Точно похож! И даже очень.
– Спросить тебя хотел, извини за вопрос, – я сделал вид, что пропустил её реплику мимо ушей, и перевёл стрелки с опасной темы, – когда у тебя день рожденья?
– Вообще-то женщин спрашивать о возрасте неприлично, но так и быть скажу. Пятого сентября девяносто четвёртого. Недавно с мамой и друзьями мои два десятка отмечали.
Я сглотнул и облегчённо вздохнул. Лара не дочь Павла Кравцова. Поскольку родилась через год и три месяца после его гибели. Настроение почему-то сразу скакнуло вверх.
– А не испить ли нам кофея, графиня? – меня пробило на игривый тон.
– Не поняла насчёт графини? – от изумления её глаза округлились.
– Это из старинного городского фольклора. Предлагаю на сон грядущий принять по рюмке кофе и упасть в объятия морфея, ибо завтра профессор грозился завалить меня делами окончательно и бесповоротно.
Утром Лара отвела детей в садик, и, в ожидании профессора, показала мне соседний дом. Как выяснилось, все здешние дома запирались и открывались прикосновением руки к идентификатору, панелька которого находилась рядом с входом. Сейчас идентификатор работал в гостевом режиме. Внутренность дома меня приятно удивила чистотой и порядком и обрадовала из-за большего, чем в доме Лары, количества и размера комнат.
– Лара, а почему вы выбрали тот дом, а не этот?
– Это хороший дом, но слишком большой, зачем нам двоим такой. А тот, в самый раз.
Профессор приехал вместе с Александром, поскольку ехали они в одну сторону – на гряду Орлиного Крыла. И, пока машина спускалась по террасам, а потом виляла по серпантину, профессор кое-что поведал о местных порядках:
– Здесь, Павел, необыкновенный край, вернее – страна. С моей колокольни, намного лучше, чем какой-нибудь Люксембург, Лихтенштейн или Монако. Вчера ты увидел лишь малую часть здешних чудес и красот. И народ у нас удивительный, фантазёр на авантюристе сидит и энтузиастом погоняет. Полно разных тематических и специальных центров и комплексов, но особое и главное место занимает научный центр, мы его называем просто Центр, поскольку он поистине является и образующей, и организующей сердцевиной всей территории. Собственно говоря, ради него всё здесь и нагородили. Вот туда мы с тобой сейчас и едем.
По мосту мы миновали шумный поток Правого Каюка, и дальше дорога зазмеилась вверх по склону гряды. В пойме я разглядел квадраты садов, в которых осень уже стряхнула с деревьев пожухлые листья. Дальше виднелись ровные полосы вспаханной и не вспаханной земли.
– Что это, Сергей Иванович?
– Это? Садово-огородные участки. Есть у нас любители. Попутно замечу, что кто-то докапывается до истины, кто-то её вскапывает. И, ты заешь, неплохие урожаи выращивают. Но это для души, а основное тепличное хозяйство на Паужетке. Также где-то там птицефабрика и мясомолочный комплекс. Наша замечательная Паужетка нам светит, нас греет и кормит. Кстати, именно там расположена основная часть нашего производства, лишь некоторые предприятия находятся в пригороде Порт-Надежды, и кое-что имеется здесь в Орлином Крыле.
Через полчаса мы с профессором стояли напротив проходной Центра перед длинным застеклённым и утопленным в толще камня фасадом. Чтобы оконные плоскости не бликовали, рамы были установлены с наклоном вперёд. По здешней традиции Центр не выделялся из общего ландшафта, а все шесть его этажей уходили вниз, располагаясь глубоко в толще скального массива. От одного представления об объёмах выполненных горных работ жутковато становилось.
Профессорский офис находился на первом, наружном этаже, и из его окон открывался шикарный вид на Курильское озеро и расположенный за ним вулкан Камбальный.
– Садись, Павел. Давай поговорим о делах. За четырнадцать последних лет здесь проведена колоссальная работа, но только сейчас мы приблизились к цели, ради чего всё и нагородили. А цель эта – время. В прямом смысле этого слова и физическом, и историческом, и стратегическом.
Теперь до меня стал доходить смысл многолетних усилий профессора, а также стал понятен интерес к проекту первого лица государства.
– Не обижайся, но в основу наших исследований и разработок мы взяли твоё открытие принципа генерирования гравитонов, – продолжил профессор. – Когда в конце девяностых досконально изучили феномен Кравцова, выяснилось, что физической основой времени является быстрая и нестабильная частица хронон, который не существует сам по себе, а только в составе элементарного носителя пространства тахиона. Оказалось, что этот, будь он неладен, тахион возникает при динамическом взаимодействии гравитона и фотона. – Артемьев потянулся, достал откуда-то сбоку термос и две чашки, налил горячий чай и придвинул ко мне.
– Так вот. Мы никак не можем отрегулировать параметры излучений. При малейшем их векторном или фазовом смещении объект мгновенно разрушается, – профессор прихлебнул чай, помолчал и потом продолжил: – Проблема в том, что согласно госзаказу, через полгода мы обязаны предъявить комиссии действующую установку. За Паужеткой вблизи второй термальной электростанции уже год как возвели капитальный корпус, подвели энергию, завезли и отладили сложнейшую электронику, на мощных фундаментах смонтировали опоры и кронштейны, а поставить туда пока нечего. И по всем приметам, до мало-мальски приемлемого результата, как до Луны пешком. Помоги, Паша. Давай дружно извилины поднапряжём, а? Готов взяться за эту тему?
– Не гони, Сергей Иванович. Дай сначала разобраться, что вы тут до сих пор навыдумывали. Мне нужны все без исключения материалы по наработкам и немного времени.
– Легко. Работать будешь в собственном офисе. Если что-то нужно или непонятно, пользуйся коммуникатором. Всю необходимую информацию найдёшь в центральном сервере, допуск у тебя по категории «один». Перекусить можно или в кафешке на этаже, или заказать в офис. Когда закончишь, можешь вызвать электромобиль с водителем, а хочешь, сам машину возьми, если рулить умеешь. Свободные электромы стоят в паркинге. Подойди к механику, зарегистрируйся и пользуйся машиной на здоровье. Пошли до офиса провожу.
Этажом ниже мы остановились у скользящей двери с табличкой «Смирнов Павел Сергеевич». Во, как! Не хухры-мухры, а личный офис, едрён батон. Зашёл внутрь, огляделся, и в зобу дыханье спёрло от невиданного технодизайна и электронной начинки.
В выкрашенном в фисташковый, белый и светло-жёлтый цвета помещении имелось для работы всё и даже более того. Напротив входа стоял фигурный рабочий стол в виде трилистника, в изгибах которого приткнулись три офисных кресла. За ним виднелась полупрозрачная дверь. Справа вдоль стены протянулся сложный монтажный стол с подсветкой и множеством ящиков, а слева перед эргономичным столиком со встроенной сенсорной клавиатурой полукругом темнели три экрана, и стояло шикарное рабочее кресло.
Артемьев указал на дверь за столом:
– Там комната отдыха с кухней, диваном, столиком и телевизором, туалет, душ, холодильник, в шкафу чистое бельё и разная мелочёвка. Вон там с краю массажное кресло. Здесь в твоём распоряжении главный сервер и все сети. Работай спокойно, без твоего ведома сюда никто шагу не сделает. Убираются здесь роботы, так что на столах бумаги не оставляй.
Профессор ушёл, а я облазил весь офис. Нормальненько так. Красиво жить не запретишь. Компьютеры с бешеной скоростью выдавали терабайты информации, о которой раньше я и мечтать не мог. Кр-р-расота! Я чувствовал себя обожравшимся котом. В комнате отдыха я немедленно воспользовался туалетом, холодильником и диваном. Но больше всего меня поразило устройство, оказавшееся утилизатором.
Разбираясь с материалами, я засиделся допоздна, и, не желая тревожить Лару и детей, заночевал в офисе. И не зря. Аура что ли здесь какая-то особая, или моё изрядно застоявшееся мозговое вещество соскучилось по работе, но между сном и явью мне в голову пришли интересные идеи. Те мысли я прочно зацепил, и на следующий день, едва продрал глаза, настолько погрузился в расчёты, что из состояния творческого безвременья меня уже под вечер выдернул вызов коммуникатора. С экрана смотрел хмурый профессор:
– Похоже, Павел, ты решил покончить жизнь самоистязанием. Так не пойдёт, кадет. Соблаговоли принять моё порицание. Сейчас я зайду, не возражаешь?
– Риторический вопрос, Сергей Иванович, но, если вам так угодно, не возражаю.
Он мотнул головой, хмыкнул, и экран погас.
– Ты почему домой не идёшь? – грозно спросил профессор от входа.
– По трём причинам. Во-первых, нельзя идти туда, чего пока нет. Вот приедут мои, тогда и появится дом.
– А дети, Лара?
– Не то. А Лара вообще тут не причём. Во-вторых, мне и здесь неплохо, пока во всяком случае.
– Работа – дом родной. Докатился, – проворчал профессор.
– И, наконец, в-третьих…, – я откинулся на спинку кресла и, выдержав паузу, закончил, – я… кое-что… придумал.
– Что ж ты сразу, паршивец, с этого не начал?! – Глаза профессора загорелись внутренним светом.
