Сегодня на корпоративе разыгрывали сценку для курильщиков, и курьеру удалось поучаствовать. Девушке досталась роль Ганса, а напарник, изображавший Макса, кроме своих 50 лет, имел толстый живот и банковский счет, но Тапочка ему не завидовала. Она получила всё, что нужно для счастья – две шаурмы и вейп с клубничным ароматом.
– Какая же ты лапочка, – говорит ей на прощание продавец.
И хотя он не предложил ничего конкретного, девушка вздохнула, жаль, что он такой старый. Вокруг неё сомкнулись сугробы, но в центре цвела весна: горячие щеки, ободранные морозом, и сверкающий ряд белейших зубов. Ушки, сдвинутые жесточайшим пирсингом, отливали зеленым цветом неоновой рекламы.
До слуха донеслась мелодия, которую принесло ветром. У метро играл гитарист, осеняя благодатью фальшивую ёлку с ненастоящими игрушками. Снежище набросал ему куч, сквозь которые люди прорывали глубокую колею, но музыканту это денег не прибавляло. Девушка притормозила и встала рядом, молча улыбаясь. Ей не хотелось отключаться от музыки, увлекавшей за собой. Вот и Тапочку захватило рождество.
Она потому и приметила гитариста, что тот грустил один-одинёшенек в толпе. Не сказать, что привлекательный малый, на вид лет тридцать. Смотрит перед собой, а до остальных и дела нет. На девушек не обращает внимания. Тапочка решила, что он сочиняет: выражение лица загадочное, не от мира сего.
Музыкант исполнял песню из репертуара группы «Король и шут», которой все девочки обычно подпевают. Однако сейчас поклонниц не наблюдалось, а песня «Матёрый волк» не вызывала энтузиазма у пожилых граждан, разве что она девчушка пританцовывала и не уходила. Не заметить её было невозможно. Гитарист отметил красную бейсболку и румяные щеки танцорки.
– Я бы ещё прошлась по верхам, – посоветовала Тапочка.
Музыкант кивнул, мол, давай, и певица продолжила. Голос у неё был небольшой, но звучал хорошо.
Пока они вместе играли и пели, Тапочка разглядела нового товарища: хотя и в возрасте мужчина, но юркий, как молодой. Жаль только, что маленького роста.
– Погода такая, что хозяин собаку не выгонит, – замечает она.
– Так то собаку, а я Волк.
Радужка глаза окрашена в болотный цвет. Другой глаз прищурен. Неужели он смеется?
Выглядит музыкант живописно, но не зная его, можно было бы принять его за бомжа – из-за красноватой кожи и неподъемному рюкзаку.
– Как тебя зовут? – спросила она.
– Моё имя известно, – ответил исполнитель.
– И тебя повсеместно беспричинно боятся, – её тянуло смеяться. – Здравствуй, Виталий. Ты матёрый старый волк! И в охоте знаешь толк!
– Мы знакомы?
– Я Тапочка. А твое имя написано на картонке с номером банковской карты. А что ты ещё исполняешь?
– Кое-что из Carla's Dreams. В апреле они дают концерт, хотелось бы сходить, – говорил музыкант, отставив гитару. Музыка продолжала литься из динамика, но его это не смущало. – Не могу понять, почему так мало подают.
Возможно, всё из-за того, что вид его не располагал к доверию: зверский взгляд и встрепанные патлы, словно причесывается пятерней, да и то не каждый день.
– На расчёску, пригладь волосы.
А он в ответ, что его креативный стиль предполагает небрежность, называется кэжуал.
– Очень удобно. Я сам стригусь.
И когда он пересчитал деньги (не густо, но какой-никакой сбор), Тапочка спросила:
– А на что копишь?
Вид у него небедный: холёное лицо, дубленка и сапоги на шнуровке, а в потайном кармашке очень даже приличный айфон. Подобные типы часто сопровождают просьбы о вспомоществовании жалобами на сложное финансовое положение. Но тут другой случай.
– На флейту. Хочу выучить «Одинокого пастуха». Такая вот программа-минимум.
Девушка прекрасно знала, в чём тут дело. Просто «Максу, который бросает курить», нужен «помощник Ганс». И она поняла про себя кое-что. Что она и есть этот самый Ганс.
– Ты настоящий музыкант? – он спрашивает.
– Типа того, училась в музыкальной школе, но бросила.
– Тогда бери инструмент.
– Мой аккордеон в Томилино.
– Тогда пой. Голос у тебя есть.
Исполнив песню, Тапочка села у его ног, устала с непривычки. Он обращался к ней сверху вниз.
– Отчего грустишь?
– По семейным обстоятельствам. Не лезь, ладно? – Она встала.
– Не будем. Скажи вот что. Я тебе не понравился, но ты подошла.
– Я приучаю себя общаться с неприятными людьми. Нарочно испытываю. Поздравляю, ты наблюдательный.
– А то!
– А чем ты ещё занимаешься, когда не стрижешься и не играешь на гитаре? – в свою очередь спрашивает новая знакомая.
– Живу в Колшево у тётки, ремонт делаю. Дом – барахло, весь рассыпается, но главное, чтобы окончательно не развалился. Всякие неожиданности встречаются.
– Хочешь перекусить? – предложила она.
– Было бы здорово. Только уходить не могу, место сразу займут. Знаешь, сколько я тут договаривался, чтобы меня пустили?
Они съели с Волком по шаурме.
– Я бы сейчас покурил, – мечтал гитарист.
Из него выйдет отличный друг, решила девушка. Он ироничен и насмешлив, но без признаков злости, и поэтому его насмешки не обидные, так, весёлая пикировка.
Бог весть, что произошло в ходе химического взаимодействия клубничного пара с куриной шаурмой, но результат вышел вполне благополучный. Может быть, дело в помощнике Гансе, который собирал деньги для Макса, играющего на гитаре.
Тапочка закрыла глаза, представляя, что они слились в поцелуе. Пахнет ёлкой и рождеством. Сейчас музыкант ударит по струнам с новой силой, и люди замрут, не в силах противостоять напору страстей.
Каждый удар по струнам – выстрел в себя. Вот как это звучало!
– Виталь? – окликает новая приятельница.
– Волк, – поправляет он.
Глаза у гитариста опущены, теперь он перебирает струны, словно блуждает в паутине.
– А погулять мы можем? – Тапочке приходится напрашиваться.
– В другой раз. Понимаешь, дела, – отвечает Волк. – Иду к нотариусу.
Этим дело и кончилось. Даже номера телефона у неё не спросил.
Ночевать Тапочка собирается на бульваре. Узкий, вытянутый парк, полный народа. Как на зло, все скамьи заняты. Она озирается по сторонам: кругом четкие силуэты домов-башен, строительные краны и билборды. Затем небо темнеет, и все исчезает.
В парке прибавилось народа, тут собрались бродяги, да и от полночных гуляк много шума и беспокойства. К Тапочке подошел один тип с неясными намерениями. В свете фонарей она его разглядела, вид у него потрепанный.
– Отвали!
– Какого черта?! – хотел спросить бродяга, но вышло что-то вроде «ова чёта». Голос не слушался, язык словно прилип к наждачному нёбу. От того толстяка с разбитым лицом она едва сбежала.
В уме она держала запасной план на случай отхода. Мами?на рассказывала, что раньше работала в банке. «Красивое место, Замоскворечье, сад, а вдоль чугунной решетки живая изгородь. Если присмотреться, найдёшь калитку, она запирается на засов, который легко открыть.
Когда было время, Тапочка сходила посмотреть на тот банк. Небольшой садик, но уютным его не назовешь. Там темно от хвойных деревьев, хотя выглядит богато – голубые ели, кипарисы, туи. Живая ограда разрослась, из-за кустарников не увидишь, кто в саду. Это её устраивало. Главное, не попадаться под камеры. Тапочка приметила одну, в темноте она не светится, видимо, муляж, но Тапочка все равно обошла ее стороной. Она оставалась в тени елей, пока тучи не закрыли небо, потом переместилась на скамью, прилегла и задремала. На морозе не особенно поспишь.
Когда уходила, толкнула калитку, плотно притворила за собой и закрыла изнутри на засов.
А до открытия метро скоро. Можно двигаться на работу. В кармане куртки две сотни – что осталось, когда выскочила из дома. Хватит позавтракать.
На работе Коля делает вид, что не заметил ее звонков на телефоне. На безымянном пальце у него новое кольцо, вид довольный. Ему не до Тапочки. Его снова вызывал следователь, но ничего против Коли у него не было. Кто был за рулем машины, он не знает, и вообще, врагов у него нет. Какие могут быть враги у курьера?
Наблюдая из окна кабинета за зеваками, которых оперативник опрашивал о ДТП, Семирядский видит заснеженные канделябры клёнов и склоняется к мысли, что наезд на курьера «Редбокса» подстроен. Уличные бездельники подтверждают, что легковушка стояла довольно долго у тротуара и резко двинулась с места, словно водитель имел намерение задавить велосипедиста.
Андрея Георгиевича настолько занимает это расследование, что он упускает из виду собственную свадьбу, и скоро выясняется, что он забыл оплатить кольца, которые они выбрали с невестой в магазине. Виною его забывчивости недостаток кислорода в воздухе. Когда начинается снег, приток свежего воздуха усиливается, и следователя осеняет идея: он звонит в Лыткарино и договаривается, что кольца передадут его курьеру.
Они договариваются на завтра.
В диспетчерской – пусто, курьерская служба в разъездах. Это время Семирядский выбрал для беседы с Мами?ной, у которой на разговор уходит обеденное время. Может быть, потому Мами?на такая тонкая, что ей некогда поесть. Впрочем, у нее нет аппетита к еде, это из-за её прошлого, оно повторяется, как аллергия. Поскольку отказать следователю менеджер не может, то просьбу его исполняет.
Уже давно Мами?не не встречались такие навязчивые просители, и, хотя опыта в общении у неё достаточно, и сейчас она готова сорваться.
– Вам требуется определенный курьер?
Тут в последнюю очередь обращают внимание на хорошенькое личико и точеную фигурку, всё определяется профессиональными навыками. Клиент описывает изящную, миниатюрную девушку с русыми волосами. Её фамилия Белякова.
Проблема не в девушке, а в задании – требуется доставить обручальные кольца из Лыткарино и доставить ровно в 16:30 в Савёловский загс. В качестве заказчика – следователь следственного комитета.
Такое задание на завтра.
Сегодня Семирядский сообщает по телефону невесте, что не будет задерживаться по службе. Ему не нужно навещать нотариусов Булут, доверенных лиц потерпевшего Голикова. На время он оставит нотариусов в покое. Подобраться к Голикову он решает через Долгушеву, служившую у него домоправительницей в Колшево. Почему-то ей хозяин доверял. Возможно, считал её честной. Вот и Семирядскому она рассказала все, что знает. Жаль, что этого не так много. Особым умом старушка не отличалась.
Сейчас Долгушева на приёме у нотариусов, отвечает на звонок Семирядского прямо из кабинета Булут.
– А мы еще здесь!
Следователь и гадает, а кто остальные. Чем они заняты – для него тоже загадка.
Из-за снега возникают пробки, и скорость прохождения маршрута замедляется, это следует учитывать. При таком темпе курьер попадет в Лыткарино не скоро, ведь ещё предстоит выбираться из подмосковного Томилина. Однако сейчас Тапочке не до работы, она вдруг выныривает в реальность, и у неё открывается понимание, что «до выселения осталось 6 часов», и участь бомжа уже тикает над ухом. Сегодня она станет бездомной. Землячка, которая ее приютился на время, отказывает в жилье.
– Нет, ну ничего себе. И это называется землячка! – переживает за подругу Мами?на.
Она только что позвонила домой в Грузию узнать, как поживает мама, которая воспитывает её дочь, и тогда они разговаривают тихими голосами, потому что, заслышав голос матери, её восьмилетняя дочь сразу начинала визжать. Вот и вздрагивает Мами?на от малейшего шума.
– Сигареты не забыла? – спросила она у Тапочки и, получив пачку, заканчивает похвалой: – Вот и умница, что заскакиваешь.
– Ну да, могу к тебе и надолго заскочить.
Мами?на морщится. Кому, как не ей знать, что в столице плохо с дешёвым жильем, она сама ютится у дальних родственников, считай повезло. На родню Тапочке рассчитывать не приходится. Вроде квартиру она снимала, исходя из дружеских отношений, но со временем дружба просвистела в ноль, а потом отношения стали отрицательными. Соседка общается через губу, и Тапочка понимает: это в принципе такой жизненный подход, а не к ней лично.
Из плюсов, у неё есть задушевная подруга в Москве, и случится минута-другая свободная, она проведет её с Мами?ной. С первого дня эта женщина взяла её под своё крыло.
– Чаю? – спрашивает она Тапочку.
– Кончился, – хором отвечают девочки-курьеры. – Угощали клиента.
– Есть кофе. Будешь?
– Буду, – соглашается подружка.
Банки из-под кофе все пустые, но есть подарочная коробка, еще невскрытая.
– Угощу тебя японским чаем.
– Я больше люблю краснодарский. Мы дома такой пьем.
Провинциалочка скучает по родине. Она домашняя девушка и работящая, трудится с 14-ти лет и с тех пор – на доставке.
…– А что за история у тебя произошла в станице? – за чаем можно пооткровенничать.
– Да так, было дело. У нас там бандитская семья живёт, повздорили с моими. У родителей большой дом, отец сам построил. Вот соседи его начали выживать, уговаривали дом продать, а давали копейки. Иначе ничего не получишь. Денег им жаль, а дом хочется. Короче, затравили стариков собаками. Дома никого не оставалась, старшие разъехались, а я на работу ушла. Когда вернулась, нашла тела. Тех овчарок разрубила топором, а бандитов сдала в полицию, да толку что. У соседей везде кумовья, так что их на следующий день выпустили, мол не доказана причастность. Собаки сбежали с привязи, вот и всё объяснение. Собак я уничтожила, инцидент решён. А мне пригрозили, что возбудят иск и засудят за причинение ущерба, потому что кавказские овчарки дорогие. Вот и пришлось уехать.
– Соболезную, – говорит Мами?на.
– Родителей жалко, слов нет. А собак я люблю, но тут либо я, либо они.
– А у меня дочка в Грузии, живет у мамы.
Стена за рабочим местом менеджера пестрит детскими творениями. Мами?на относится к рисункам дочери слишком серьезно: ищет в них волшебную формулу, которая поможет вылечить её дочку.
– Прости, я плачу. Лаура опять нервничала.
Она больше не хочет показывать её врачам, которые подозревают нехороший диагноз, а это приговор на всю жизнь. Больше никаких обследований. Просто Лаура – нервный ребенок, и с ней трудно найти общий язык. Она тихая, объясняет Мами?на. Бабушка жалуется, что девочка с ней не разговаривает. На вопросы отвечает кивками, просьбы выполняет. И вот еще: она много рисует.
