Марта Торрес "Девятисловая"

Девятисловая
Марта Торрес

История, рассказанная после путешествия по своим генам. Когда Кевин знал, что день начинается с приходом Солнца, и это было неизменно и давало сил не запутаться, тогда и произошло так, что день стал начинаться с больничной койки и солнце быль лишь условностью, не подтверждавшей реальность существования.Спасибо моему другу Ралину за вдохновение написать эту историю!

Марта Торрес

Девятисловая

Часть 1. Знакомство

Глава 1

У меня ужасно болела спина. Пожалуй, такого неприятного пробуждения не было со времён студенческой подработки на стройке. Яркий свет не облегчил понимания, в каком месте я проснулся. Чьи-то голоса отдалённо приглушённые. Язык понятный, но суть разговора вызывала лёгкое напряжение.

– Рада, что Вы проснулись к завтраку. Согласитесь, холодный омлет с остывшими тостами – не самая приятная еда, ещё и в больничной палате.

– Что со мной? – во рту пересохло так, что я не мог узнать свой охрипший голос. Но убедившись, что я – это я, и что дар речи меня не покинул, сглотнув скудную слюну, повторил, – я в госпитале?

– Да, конечно. Теперь можете забыть о своей болезни – завтра Вас выпишут, сегодня отдыхайте. Я зайду после обхода, – милая девушка, с тривиальной внешностью работника любого медучреждения, покинула просторную палату. Я остался один, с завтраком и провалом в памяти. Помнил, как накануне резко кололо в груди и потом… Кажется, это было давно. Но в чём я полностью согласен – в том, что остывший тост приравнивается к ненавистному остывшему чаю, поэтому решил позавтракать, и уже потом разбираться, что всё-таки произошло.

Не успел я понять, что за странный соус они добавили в тост – не то горчица с вареньем или же это мёд с васаби, как в коридоре раздался крик.

– К нему нельзя, он ещё очень слаб, приходите завтра. Сэр, не вынуждайте меня звать охрану, – я узнал голос медсестры, которая так любезно заботилась о моём завтраке. Хотя от прежних нежных ноток женского голоса не осталось и следа.

– Идите к чёрту! Моника сказала забрать Кевина сегодня, и я помню это лучше, чем своё имя, – голос, похожий на пьяный бас, принадлежал старику, одетому, впрочем, достаточно прилично. Ворвавшись в палату, дебошир смотрел на меня так, словно бы я задолжал ему крупненькую сумму и теперь прятался на больничной койке с надеждой, что больному будет отсрочка. И вот этот, с позволения сказать, не слишком трезвый дедушка с победной улыбкой обнаружил должника и теперь возьмёт своё с процентами, надо понимать по его нахальному взгляду. Уж чем-чем, а азартом я никогда не мог похвастаться, поэтому беспокоиться было не о чем.

– Ну что, дорогуша, поехали, – незнакомец без лишних любезностей швырнул мне вещи со стула, и, усевшись на этот же предмет интерьера, нетерпеливо ждал, когда же пациент оденется и они покинут палату. Подмоги ждать было неоткуда, медсестра словно растворилась, а я, и так туго соображавший, решил, что лучше не спорить и механически следовать всем поступающим более-менее разумным предложениям этого дня.

Покинув больницу, я наконец-то рассмотрел окружавшую меня местность – типичные невысокие частные дома, заполнившие небольшую равнину, находившуюся в чаше разноцветных гор. Странно – казалось, сейчас по календарю лето, но пёстрая окраска лесов давала понять, что середина осени. Возле больницы одиноко стоял небрежно припаркованный старый вольво. Я сразу понял, что его хозяином был мой новый знакомый, любезно вытащивший меня с койки. Хотя мы с ним и не знакомы вовсе, что легко можно исправить.

– Простите, не могу вспомнить Ваше имя, – я старался придать своему вопросу лёгкости, насколько это было возможно, учитывая всю тяжесть, булыжником давившую на мой мозг и способность соображать.

– Кевин, давай садись, сегодня ты поведёшь, я перебрал, – похоже, бедолага не слышал мой вопрос и удивительно быстро для человека с нарушенной координацией открыл машину и уселся на место рядом с водителем.

Я несколько недолюбливал это занятие. Моя супруга Тильда – напротив, любила водить, поэтому я с невыдуманной радостью переложил на неё это, без сомнения нужное, умение. Конечно, если требовалось срочно сесть за руль – я мог, но не более того. Да и к тому же делал всё, чтобы это "срочно" оказалось вовсе к спеху.

Но сейчас ясно – отвертеться не получится, ровно так же, как и узнать имя старика, так как он, откинувшись на невысокую спинку кресла, уже глубоко спал, издавая сомнительно мелодичный храп. Хорошо, что успел кинуть на панель ключи. Хотя какой от этого толк – дороги я не знал. Более того, я даже не мог угадать окружающий пейзаж.

Меньше всего это было похоже на пригород Торонто, больше на Швейцарию, где мне пришлось прошлым летом провести несколько недель лечения у знакомого Тильды, так как моя жена себе не доверяла мое здоровье – слишком педантичным и требовательным врачом она сделалась за годы своей клинической практики. Поэтому доверила моё капризное сердце своему другу – профессору Штепсу из Берна. Поездка была малоприятной, и дело не в моей патологической нелюбви ко всем людям в белых халатах, а в том, что я постоянно пытался найти в их общении нежные интонации, чтобы как ревнивый муж предъявить факты, подтверждающие мои догадки относительно их сомнительно крепкой дружбы. Но ни одного повода не было, они общались даже более сдержанно, чем обычно. Тильда часто плакала, но взяв себя в руки, как истинный специалист пыталась на пальцах объяснить мой диагноз и все тысячу вариантов моего спасения.

Конечно, я не слушал. Смотрел на свою жену, сидя на жёстком матрасе кровати гостиничного номера, в руках сжимая бокал красного сухого, выторговав его у Тильды взамен на полное соблюдение всех не слишком нежных лечебных процедур. Смотрел на её непривычно спутавшиеся небрежные волосы, часть из них прилипла к мокрым от недавних слёз щекам, яркие губы (не от макияжа, а нервно искусанные), сосредоточенные глаза, но беспомощно проскальзывающий взгляд в поисках ответа. И снова разговор, утешения, взлёты и падения. Я просто откидывался назад, успевая поставить бокал на журнальный столик, и рассматривал заснеженные вершины Альп в панорамное окно. Тильда тихонько садилась рядом запуская свои длинные пальцы в мои волосы, продолжая меня успокаивать. Я закрывал глаза, не в силах больше заставлять её быть сильной, брал всё в свои руки. Потом были наши поцелуи с привкусом горечи солёных слёз, спасительные для меня и лечащие её. Она отдавала больше, чем я мог взять. Я брал только то, что видел на поверхности – избыток её чувств, чтобы она в них не утонула. Я никогда не интересовался её глубиной, не проверял, смогу ли раствориться в ней полностью – слишком скупым на себя я был. Почему был? Я же ещё есть, живой, значит есть шанс всё исправить.

От моих мыслей меня отвлёк резкий крик.

– Ну, чего мы ждём? Поехали, Моника вытрясет всю душу из меня, если мы не успеем к обеду. Моя старуха всю ночь готовилась к твоему приезду. Кевин, поехали, – потом сквозь зубы недовольно, но снисходительно добавил, – Харви моё имя, запомни это, сопляк.

Глава 2

Городок был невыдающийся. Несколько улиц с лавками, ратушей, административными зданиями, несколько с жилыми домами, и было видно яркую черепицу на склонах гор, где также стояли дома. Серпантины дорог уходили далеко к самым вершинам, скрывая свои извилистые опасные повороты в гуще пёстрых крон деревьев. Все улицы были достаточно пустынны, хотя это для меня они "достаточно", а для кого-то, кто более общителен и приветлив, этот город показался бы на первый взгляд вымершим.

Я выполнял все указания своего штурмана. Харви путал право и лево, объяснял мне непонятными, по его мнению, общеизвестными указателями: "где лавка хромой Джулии – поверни за угол, у развала притормози, потом резкий поворот там, где синий забор", и тому подобные магические места, с которыми до сегодняшнего дня я не был знаком.

Общими усилиями мы добрались до его жилья через полчаса, как покинули больницу. Как и прочие, дом был одноэтажный, с небольшим крыльцом, огородом и привычным уже моему взгляду обязательном атрибутом – приставленной к дому высокой лестницей, обвитой дикой розой. Примитивная солидарность жителей городка.

У дома занятая связыванием сухих прутьев в большие охапки высокая бабушка с тонкими чертами лица, седыми волосами, аккуратно собранными в пучок, в цветастом летнем сарафане поверх просторной льняной блузы, напевала что-то оптимистичное.

Показав, где припарковаться (если оставление машины перед дверью можно было назвать парковкой), Харви почти на ходу выскочил, и небрежно бросив взгляд на женщину, ушёл в дом. Видимо, ноги не соглашались больше держать его неблагодарное тело.

– Кевин, принеси пожалуйста верёвку, вон под каштаном, видишь, в коробке? – дождавшись, пока выйдя из машины, я подойду к ней, старушка решила, что ещё одна пара рук ей не помешает. Наверное, это и есть та самая, по словам Харви, грозная и сварливая Моника. Но с этим я не согласен – бабушка показалась мне очень милой, деловитой и приветливой.

Поэтому будучи уверенным, что моя помощь будет взаимно вознаграждена, я достал катушку с нитками и отнёс женщине. Она ловко перевязала прутья, и лёгким движением оторвав верёвку, приставила к дому этот минималистичный букет.

– Пойдём в дом, я сварила сумасшедший суп с курицей и ароматными побегами чеснока, и ещё гренки с апельсиновым вареньем к душистому чаю. Напомни, какие травы тебе заварить – сам понимаешь, в моём возрасте всего не упомнишь, – Моника виновато улыбнулась и по-хозяйски стала расставлять приборы на небольшом круглом столе, наряженном лиловой плотной скатертью.

Осмотрев дом, я заметил, что его хозяева приверженцы давних традиций – интерьер словно из прошлого века, но все вещи как новые, просто по своему историческому происхождению древние. В центре круглой гостиной стояла нелепая труба, облепленная глиной, с небольшой нишей и маленькой чугунной дверцей – по-видимому, это печка. У окон стояли лавочки, на которых в больших горшках росли сочные растения, полные жизни и превосходства. Из этой гостиной была одна дверь, собственно, через которую мы зашли, потом побольше, и две небольшие, в мой рост; вряд ли Харви спокойно проходил, не задевая головой проём. За одной из маленьких дверей слышался уже знакомый храп.

– Позвольте воспользоваться Вашим телефоном? – меня перестало удивлять, что эти люди общаются со мной, как со старым знакомым, поэтому я решил воспользоваться их учтивостью. Возможно, по старческому маразму они приняли меня за кого-то другого.

– Конечно, я бы с радостью, дорогой, но в городе после прошлой бури нарушена связь. Ты кому хотел позвонить? – Моника завершала приготовление к трапезе, и последним штрихом поставила большую керамическую кастрюлю, разрисованную пузатыми поварятами с позолоченными подносами и закрученными усами, в белоснежных колпаках и красных фартучках. Словно танцуя, они повернули свои чётко прорисованные лица и дружно мне подмигнули. Я, не переводя с них взгляда, продолжил отстранённо спрашивать.

– Связь пропала? А телеграф, интернет, почтовое отделение? Я хочу связаться с женой, дочкой.

– Почта закрылась в прошлом году, или столетии, так давно это было. Жене, говоришь… – довольная собой старушка жестами приглашала к столу. Совершенно неожиданно распахнулась дверь одной из комнат и довольный Харви, потирая руки и расправляя неуместную бабочку на рубашке, прошёл к столу.

– Кевин, будь добр, дружок, оставь дела до окончания обеда. Я чертовки голоден, да и Моника старалась. Потом, все разговоры потом, присаживайся, – от прошлого образа Харви не осталось и следа. Мужчина совсем не выглядел пьяным и грубым, напротив – сама учтивость.

Сказать, что я удивился таким метаморфозам – ничего не сказать, хотя уверенности в их психическом нездоровье прибавилось. Но играть по их правилам – значит спастись.

Обед действительно оказался на славу, да и надо признать, к месту. После такого хотелось закурить, как в те времена, когда ещё не знал о диагнозе, и тратил пачку в день, не жалея свои лёгкие. Но потом Тильда строго-настрого запретила, хотя я курил тайком. А иногда и не скрывал, как тогда в Швейцарии. Тогда и она закурила, долго откашливаясь и удивляясь, как это можно делать с таким воодушевлённым лицом как у меня.

Харви словно прочёл мои мысли, и, достав из кармана пачку самокруток (что не было принципиально в данной ситуации), протянул мне вместе с коробкой спичек.

– Кевин, останься у нас. Связь действительно нарушена, вылеты отменены. Сам понимаешь, кроме как по воздуху не доберёшься. Дороги в центр затоплены. Оставайся, права Моника, – довольный и сытый, мой новый знакомый подмигнул своей жене, – Завтра попробуем связаться с твоими родными.

– Харви, а где я сейчас, в какой стране? – понимая, как абсурдно звучит мой вопрос, всё же рискнул.

– Правда достойный табак? Я покупал в лавке у Франка. Он пропитывает его душицей. Тебе понравился?

– Вы не ответили, – я всеми силами старался удерживать спокойствие, придавая покидавшим мой рот звукам благозвучные интонации. Знал откуда-то, что с психами нужно спокойно, нежно, как с детьми разговаривать.

– Вот смешной, – Харви пересел в просторное мягкое кресло и улыбался, вытянув ноги, как довольный кот на большую жареную курицу, – в своей ты стране, не переживай. Всё хорошо. Подумаешь, ливень – с кем не бывает! Сегодня нет дорог, завтра есть, да уже не нужны, – он закрыл глаза, не переставая пускать маленькие колечки душистого дыма.

– Всё верно, – Моника незаметно накрыла чай, убрав все грязные приборы, – Дед сегодня не привирает. Говорит как есть. Да и зачем нам тебе врать, – искренность старушки подкупала, но спокойствия не прибавляла. – Выпей чаю и ложись. Завтра все дела. Я заварила листьев черники с шиповником и мятой. То что нужно, когда не знаешь как уснуть, чтобы проснуться заново.

Они ещё что-то говорили, но ужасно уставший, я принял их приглашение и отправился спать во вторую комнату за маленькой дверью. И пожалел…

Глава 3

– Ну вот видите, Вы снова проснулись к завтраку. Хотя не могу сказать, что меню меняется чаще, чем Вы попадаете в неприятности, – знакомая мне медсестра бережно поставила передо мной поднос всё с тем же омлетом и тостами. Сейчас я ни на что не буду отвлекаться, и чёрт с ним с омлетом, но соус в тостах угадаю.

– Что на этот раз? Как я сюда попал?

– А Вы не помните? Хотя, конечно, не помните. Вас без сознания привёз Харви. Но ничего страшного. Только на этот раз не сбегайте, – она наградила меня строгим взглядом и тут же, сменив гнев на милость, улыбнулась, – отдыхайте.

Всё-таки горчица с вареньем. Странное сочетание. Такое неправдоподобное, хотя очень подходит для реальности, в которой я ныне существую.

Хрустя без особого энтузиазма остывшими тостами, я пытался выстроить события вчерашнего дня в единое панно. Тщательно подбирая каждый пазл, крутя с разных сторон, примеряя. Харви, Моника, ужин, душистый табак, комната, любезно отведённая для моего сна, и тут… Взглянув внимательнее в себя, увидел снова ту картинку, которая и стала причиной моей идиотской потери сознания. Открыв дверь в комнату в доме стариков, мне в глаза бросилась стена с множеством фотографий, на которых был я в разные периоды жизни. С многочисленными знакомыми, родными, моими успехами, событиями важными и мнимой важности. Конечно, я не успел всё рассмотреть, видимо моё сознание отказывалось в тот день принимать спокойно ещё одну фантасмагорию. Вспоминая это сейчас, я провёл параллель с фильмом о логове маньяка – то, что нам изображали в лучших образцах этого кинематографического жанра. Милые старички заманили глупого простачка, накормили, и спать уложили, да только поутру он не проснулся, да и вообще не проснулся.

Переходя к омлету, меня вдруг настигла догадка – и имя моё знают. Но зачем им я? С меня нечего взять, разве что мои нездоровые органы.

От дальнейших размышлений меня отвлёк детский голос, напевающий весёлую песенку. Видимо, больничные стены были сделаны из картона, всё слышалось очень отчётливо. И вот дверь несмело приоткрылась, и копна рыжих кудряшек зашла в палату. Потом показалось остальное тело, облачённое в платье небесного цвета, а на ногах девочки красовались дико смотрящиеся яркие оранжевые кеды.

– Привет, – она очень тихо закрыла за собой дверь, и робко улыбаясь, протянула мне свёрнутую джинсовку, – Харви просил передать. Сказал, что ты вряд ли захочешь за ней возвращаться, а вещь хорошая.

– Спасибо, – я вчера оставил в доме куртку. Девочка права, я не стал бы туда приходить с визитом, но только если в сопровождении местной полиции, чтобы узнать, откуда у стариков столько информации о моей частной жизни. – Как тебя зовут?

– Мелисса, – она застенчиво улыбалась, словно её похвалили. Видимо, немногих интересуют имена так же, как меня.