Вячеслав Козырев "Скажи мне что-нибудь хорошее"

Скажи мне что-нибудь хорошее
Вячеслав Козырев

Пятидесятилетний Дмитрий на новой работе познакомился с тридцатилетней Ларисой, у которой не складывалась личная жизнь. Неожиданно они влюбились друг в друга и попытались разобраться в своих отношениях.

Скажи мне что-нибудь хорошее

Вячеслав Козырев

© Вячеслав Козырев, 2023

ISBN 978-5-0059-9414-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ПОНЕДЕЛЬНИК

Дмитрий Михайлович Грибов проснулся от весёлого птичьего щебета. С минуту он лежал неподвижно, затем потянулся, вылез из-под одеяла и подошёл к окну. Новая неделя начиналась с прекрасного весеннего утра. На дворе стояло начало апреля. Скукоженный снег, прячась в тени, ещё надеялся отлежаться в плотных, покрытых грязной пористой коркой кучах, но уже не мог противостоять яркому солнцу, и безудержно лил тонкие слёзы – ручейки. Воробьи, стараясь не упустить ни капельки тепла, растопорщили крылья и сушили свои пёрышки, не обращая ни малейшего внимания на развалившихся неподалёку кошек.

Грибов умылся, побрился и, вытерев лицо полотенцем, ещё раз посмотрел на себя в зеркало. Зеркало, по просьбе жены, они купили большое, по пояс, и в нём отразился упитанный мужчина небольшого роста, с едва наметившимся животиком и стриженной «под ёжика» головой. Седые виски и морщины говорили о приличном возрасте. Действительно, в следующем году у него намечался юбилей – пятьдесят лет. Подмигнув своему отражению – для полтинника он выглядел совсем неплохо, и, напевая: «Как замечательно в России по утрам…», на мотив популярной песни, Грибов вышел из ванной комнаты и столкнулся с женой Тамарой. Невысокого роста, шатенка с карими глазами и длинной, до пояса, косой, она была на два года моложе его. Красавица в юности, с осиной талией, она за последнее время слегка располнела и, переживая по этому поводу, старалась держать себя в форме.

Проживали они в обычной трёхкомнатной квартире, состоящей из большой проходной гостиной, где на раскладном диване спал глава семейства, и двух маленьких комнат. В одной располагалась жена, с самого детства, проведённого в коммуналке, мечтавшая иметь свой отдельный угол, а вторая, детская, после замужества дочери и её переезда к мужу, пустовала. Поначалу Грибовы загорелись идеей устроить в ней маленький спортзал, однако прикинув, в какую сумму обойдётся покупка тренажёров, от этой затеи отказались. Затем хотели перенести туда все свои книги и письменный стол, превратив в рабочий кабинет, но на семейном совете решили оставить всё как есть, чтобы при необходимости пристроить на ночь приезжающих погостить родственников или друзей.

Дмитрий подхватил жену на руки и, завопив, что было мочи: – Балы, красавицы, лакеи, юнкера! – закружил её по комнате.

– Отпусти, оглашенный, задушишь, – смеясь, попыталась высвободиться жена. – Я ещё не умывалась.

– Выкуп! – продолжая дурачиться, поставил её на пол Грибов.

Она чмокнула его в нос и вывернулась из объятий.

– И это всё? – словно провинциальный актер, воздев руки к потолку, трагически прошептал Дмитрий и строгим тоном учителя биологии добавил: – Вот-вот; то у них ванная, то голова болит, а потом выясняется, что незаметно на Земле исчезла целая нация.

– Я тебя поздравляю! – торжественно проговорила Тамара.

– С чем?

– Сегодня ровно три месяца, как ты работаешь на новой работе.

– Это надо отметить! – рванулся к ней Грибов.

– Потом. – И она юркнула за дверь ванной.

Грибов прошел на кухню, поставил чайник и принялся нарезать булку. Достал из холодильника масло, сыр и коробочку с красной рыбой. Приготовив бутерброды, уложил их тесным кружком на тарелку, подхватил закипевший чайник и принялся разливать чай.

Появилась жена. Она выдвинула из-под стола недавно купленные напольные электронные весы, осторожно встала на них и огорчённо повернулась к мужу.

– После выходных хоть не взвешивайся, опять на целых двести грамм поправилась. С утра до вечера только ешь и ешь. Скорее бы лето: речка, огород, сразу б похудела.

– А мне нравится, – хмыкнул он в ответ. – По крайней мере, есть за что подержаться. И потом, ты же не толстеешь. А если так переживаешь, возьми старые механические. Они, глупые, граммы не показывают. Будет постоянный вес – шестьдесят пять кило, и никаких плюсиков. И настроение сразу поднимется.

Быстренько покончив с завтраком, он выбрался из-за стола, вернулся в комнату, оделся и направился в прихожую.

– Я пошёл, до вечера.

– Стой! – крикнула ему вслед жена. – Ты в какой рубашке?

– Какая лежала, такую и одел, – удивился он.

– Я же тебе другую приготовила, – рассердилась она. – Рядом с диваном положила, вечно влезешь в одно и то же.

– Какая разница, – пожал плечами Дмитрий. – Она вроде чистая.

– Тебе нет, а мне есть, переодевайся.

Без четверти восемь он толкнул тяжёлую входную дверь и вошёл внутрь. Большая гранитная вывеска на фасаде здания сообщала любознательному прохожему, что здесь располагается филиал НИИ «Проммаш», проектирующий механизмы для подачи и перемещения различных грузов. До этого он работал начальником цеха на небольшом механосборочном заводике, который обанкротился, и сюда, в отдел внедрения, его устроил бывший однокурсник, а ныне главный инженер этого самого филиала Александр Александрович Китяев или попросту Сан Саныч.

Грибов поднялся на лифте на третий этаж и остановился в дверях своего отдела, скептически разглядывая пустое помещение: четыре стола с мониторами, кульман с незаконченным чертежом, огромный стеллаж с книгами и папками, в углу старенький принтер и ксерокс. Большая стрелка настенных часов дёрнулась и замерла на цифре восемь. Рабочий день начался.

– Здравствуйте Дмитрий Михайлович! Доброе утро Дмитрий Михайлович! – раздались за его спиной запыхавшиеся голоса, и мимо начальника прошмыгнули две милых женщины: техник Марина Голубева и чертёжница Дарья Ивановна Иванова.

По Марине, молодой симпатичной девушке с маленьким носиком кнопкой и пухлыми губками, сходила с ума вся сильная половина института. Мило улыбаясь, она так приветливо встречала каждого входящего к ним сослуживца, что даже самые невзрачные на вид мужичонки, принимая эту улыбку исключительно на свой счёт, млели от счастья и разворачивали пошире плечи, дабы казаться мужественней и выше ростом. И хотя понемногу до всех дошло, что она никого не выделяет из общей массы своих поклонников, всё равно, стоило ей остановить первого встречного мужчину, слегка коснуться его руки и томным голосом спросить: «Вы мне не поможете?», как тот не раздумывая соглашался на любую глупость. Она увлекалась аэробикой и фитнесом и, обладая идеальной фигурой, обожала облегающую, подчёркивающую её достоинства одежду: яркие цветные кофточки с большим вырезом и такие же яркие, крупные украшения, однако при этом не казалась вульгарной.

Дарья Ивановна или как её называли за глаза с лёгкой руки местного острослова Синичкина «Вановна», представляла собой полную противоположность Марине. Весь её рабочий гардероб состоял из костюма темно-вишнёвого цвета с длинной, ниже колен юбкой и пары чёрных брюк. Неодобрительно поглядывая на Маринкины декольте, она предпочитала закрытые блузы и тонкие свитера тёмных тонов. Она растила позднего ребёнка, а заодно тащила и мужа; пьяницу и бездельника, любителя посидеть в скверике с такими же, как и он, дружками и порассуждать о значении крепкой мужской руки в семье. Правда, дома, он вёл себя тише воды ниже травы, опасаясь лишний раз рассердить свою дражайшую супругу, державшую мужа в ежовых рукавицах. Он работал сторожем в какой-то фирме, денег домой практически не приносил. Однако Вановну такое положение дел вполне устраивало и на недоумённые вопросы она незменно отвечала: – У ребёнка должен быть отец.

Выдохнув нестройным хором: «Успели», они сразу же успокоились, аккуратно развесили по вешалкам свои пальто и шапки и, усевшись по местам, принялись не торопясь готовиться к началу нового рабочего дня.

– А Синичкин, как всегда, опаздывает, – недовольно произнёс Грибов.

В самом деле, не хватало последнего члена коллектива – Леонида Сергеевича Синичкина. Этот лежебока ещё ни разу не пришёл на работу вовремя, однако специалистом он был, каких поискать, и, помучившись, на него в конце концов махнули рукой. Он мог с одного взгляда определить слабые места разрабатываемого механизма и сразу же выдать предложения по их исправлению, но, решив проблему, тут же терял к ней всякий интерес. Он ко всему относился легкомысленно, и даже на неоднократные предложения пойти на повышение, всплеснув руками, с притворным ужасом восклицал: «Взвалить на себя кучу забот и относиться ко всему этому серьёзно? Да вы что? После пяти я не могу думать о работе. Лениво». После пяти он предпочитал «немножко думать за себя», посещая выставки, различные театральные и кинопремьеры. Лёня много читал и имел скверную привычку ухватить за пуговицу в коридоре кого-нибудь из сослуживцев и, безмятежно глядя в глаза, задать невинный вопрос: – Старик, ты всё знаешь. Как думаешь, есть ли смысл снова перечитать Блаватскую? – и уже вслед быстрой трусцой удаляющейся спине прокричать: – Кстати, ты не слышал, когда откроется выставка в Художественном музее?!

Одно время он увлекался оккультными науками, восточной философией и прочитал уйму книг от древнегреческих стоиков до мыслителей современности. Из всего этого он сделал один вывод и неуклонно его придерживался: всё в этой жизни предопределено и произойдёт само собой, так что нечего надрываться, а нужно просто жить и желательно в своё удовольствие.

Другой причиной не забивать голову работой была увлечённость Леонида женским полом.

– Наверняка опять по девкам бегал, – сухо заметила Вановна. – Уже сороковник разменял, а всё до сих пор по барам и дискотекам болтается.

– А после весело проведённой ночи рабочее утро наступает мучительно рано, – ехидно добавила Марина.

– Это его проблемы, уже пять минут девятого, и, если этот донжуан будет и дальше…

– Нехорошо наговаривать на бедного подчинённого, – раздался безмятежный голос и из-за угла вывернулся худой и длинный, словно жердь, «нарушитель порядка». В одной руке он держал перед собой двумя пальчиками за воротник кожаную куртку, а в другой – плоский пластиковый дипломат. Толстый, светло-серый свитер, светлые джинсы и белые кроссовки придавали ему легкомысленно-щегольской вид, которому Грибов втайне слегка завидовал. Особенно смущали кроссовки: Дмитрий никак не мог понять, как Леонид умудряется в такую слякоть не посадить на них ни единого пятнышка.

– Я даже не задерживаюсь, – с самым невинным видом продолжал Синичкин. – Уже несколько минут я безуспешно пытаюсь просочиться мимо вашей широкой спины, однако вы так задумались, а сами знаете, беспокоить начальство во время тяжких дум некультурно и даже опасно. Вдруг в вашей гениальной голове родилась светлая мысль, и я её спугну. Вы же пренепременно обидитесь, а что может быть страшнее гнева любимого руководителя?

Грибов посмотрел на эту сонную, улыбающуюся, довольную жизнью физиономию, покачал головой, снял куртку и прошёл к своему столу, стоящему в самом конце помещения у окна.

Между тем дамы выдвинули нижние ящики столов и разложили перед собой последние достижения косметической индустрии. «Малый набор художника-портретиста», – как-то заметил вредный Синичкин. Наводя красоту, они умудрялись попутно делать ещё тысячу дел: не умолкая ни на секунду, обмениваться последними новостями; наводить порядок в сумочках, три-четыре раза поправить причёску и, конечно, поставить кипятиться чайник.

– Э, Мариночка, – удивлённо протянул Грибов. – Вы снова подстриглись и осветлились?

– Никак вы заметили? – лукаво улыбнулась она.

– Обижаешь, – снисходительно ответил Дмитрий Михайлович. – На моей памяти, за то время, что я здесь работаю, вы уже в пятый или шестой раз меняете свою боевую раскраску.

– Время такое, – ядовито заметила Вановна. – Мужики нынче исключительно на яркое бросаются.

– Закон природы, – подал голос Леонид. – Биология, седьмой класс. «Раздел зоология. Рыбы, птицы, насекомые».

– Сам ты… птица, – недовольно буркнула Дарья Ивановна, достала из шкафа посуду и, разлив по чашкам кипяток, посмотрела на Грибова.

– Дмитрий Михайлович, вам чай или кофе? А хотите, могу травок заварить, лечебных – сама собирала.

– Спасибо, я завтракал.

– А я не успел, – встрепенулся Леонид, протянул руку и ловко стянул чашку с кофе.

– Ах ты обормот! – рассердилась Вановна. – Пускай тебя твои девки кормят. Я что, должна на тебя свои деньги тратить?

– Вопрос поставлен некорректно, но правильно! – поднял вверх указательный палец Синичкин и отхлебнул небольшой глоток. – Эх, замечательно! А насчёт денег? Денег нет. До получки ещё два дня. Зато есть пирожки. Оп-ля. – И он с видом бывалого фокусника вытащил из дипломата большой пакет. – Домашние.

– С капустой? – Вановна с сомнением понюхала пирожок.

– Да ладно, не отравит, – усмехнулся Грибов.

– Он-то нет, зато его могут, – фыркнула Марина и, откусив кусочек, подтвердила. – С капустой.

Она доела пирожок, тщательно вытерла пальчики и, понизив голос, с таинственным видом посмотрела на окружающих. – А вы слышали новость? Нашего директора в пятницу вызвали в главную контору. Говорят, дали такую накачку.

– Не в курсе, – отрицательно покачал головой Грибов. – Хотя, если это правда, то скоро придётся побегать.

– От судьбы и начальства не убежишь, – рассудительно заметил Синичкин, внимательно разглядывая кофейный осадок. – Девушки, а можно повторить? Кстати, если верить знакам, проступившим на этой гуще, сегодня в универмаге скидки!

Телефонный звонок прервал их мирную беседу. Дмитрий Михайлович поднял трубку и услышал голос Китяева.

– Не занят? Зайди на пару слов.

– Иду, – Грибов положил трубку на место и поднялся. – Я к начальству,

– Вы там надолго? – тотчас полюбопытствовала Марина.

– А что?

– Можно, мы в «Универмаг» слетаем? – она умоляюще сморщила носик. – Посмотрим, что завезли?

– И опять пропадёте на целый день, как в прошлый раз? Тогда тоже обещали на минутку, а сами во сколько появились? А?

– Ой, что вы, одним глазком, и сразу назад.

И они тут же, пока он не успел передумать, исчезли.

Завидев Грибова, хозяин кабинета слегка привстал в кресле. Это был высокого роста, представительный мужчина с тяжёлым, проницательным взглядом. Возраст и сидячий образ жизни основательно подпортили его некогда стройную фигуру, а аккуратно расчёсанные поредевшие волосы с трудом скрывали большую лысину. Вот уже почти десять лет он сидел в этом кресле и фактически тащил на себе всю черновую работу. Но, по его мнению, жизнь складывалась удачно. За это время сменилось три руководителя НИИ, и ни одному не пришла в голову мысль поменять «главного». И хотя начальство большей частью не любит умных замов, стараясь по возможности от них избавиться, Сан Саныч сумел сработаться со всеми директорами, неукоснительно следуя своему принципу – никогда не влезать в вопросы, задевающие самолюбие шефа. В остальном он пользовался почти неограниченной властью. За тяжёлый характер его не любили, зато побаивались и уважали.