Евгения Горюнова "Ведьмин Дар. Волчья ведьма"

А на рассвете следующего дня Валентина рысью побежала к Павлине. Потом они вдвоем пошли к Татьяне, упрашивать ту разрешить внучке учиться у Павлины. Женщина сначала противилась, но вышедшая на голоса заспанная девочка сама захотела приходить к "бабушке Поле", потому что та "уже старенькая, уйти хочет, но не может пока, а так нельзя над человеком издеваться". Тут в избу вошел и дед Катерины, но та лишь молча, долгим взглядом, посмотрела ему в глаза и он, словно забыл, зачем зашел, вышел обратно в сени. Три женщины переглянулись.

– Катюш, ты иди пока, умойся, ласково приобнял внучку, сказала Таня, а когда девочка вышла, села на скамью, легонько хлопнув полотенцем, которое держала в руках по столу и вздохнула, – не к добру, баб Паш, не к добру! Не нужно ей учиться этому! Темная сила в ней сидит, чего бередить?

*

Вернулся муж Татьяны, поставил на стол стакан с веточками земляники и со словами "для Катюшки" снова вышел.

А Татьяна, снова тяжко вздохнув, рассказала соседкам историю своего рода.

Глава 3. Родительская любовь. Родительская боль.

Семь грехов губительных и смертных,

Семь грехов, ведущих душу в ад,

На первый взгляд, как будто, незаметных,

Толкающих жизнь каждого назад.

А. Овсяк

Владетели душ, тел… Кто они? Не мы им судьи ныне. А тогда… ТАК жили.

Названная кем-то за тебя цена не означает твоей истинной ценности.

Известный факт, что в определенный период истории легко можно было обменять крепостных на предметы роскоши или животных. Людей дарили целыми деревнями, присоединяя эти земли к владениям очередного счастливчика.

Но насколько далеко распространяется гнев отца, чья дочь осмелилась пойти против его воли в вопросе замужества и вместо выгодной для рода партии становится позором?

Весной 1698 один из лордов, потомок непризнанной ветви кровавого Генриха, сумевший вновь добиться расположения и власти за счет успехов в кораблестроении, похоронил внезапно заболевшую дочь. Бедняжка сгорела в лихорадке буквально за два дня. Особо этому значения никто не придал, так как Лондон провожал русского царя Петра, в будущем Великого. За время пребывания посольства, лорд заключил несколько выгодных торговых контрактов. Так, например, уже в конце лета ему прислали двух отличнейших борзых.

В то же время в одном из недавно пожалованных поместий новгородского наместника Лефорта, проявившему себя при взятии Азова, появилась в качестве супруги управляющего молоденькая девица. С темно-русыми волосами, большими холодными глазами, губами, сжатыми до состояния ниточек, высокая, стройная, белокожая. К новому году она разродилась крупным темноволосым мальчиком, которого в последующие годы воспитывала "под себя" – учила всему тому, что знала сама, грамоте, основам счета, языкам, и всегда ставила его выше других своих детей, которые родились только через несколько лет. Мужа женщина всегда презирала, как и остальных жителей поместья и "всех русских", и даже своих детей. С годами она стала еще тоньше, словно цветок, засохший в моменте начавшегося отцветания. Взгляд ее из тоскливо-испуганного окончательно стал колючим и ненавидящим, а спина была всегда прямая, словно палку привязали. К своим дочерям она относилась так же как к деревенским детям, пару раз озвучив, что они не стоят внимания, ведь их участь – быть проданными, словно скот.

Она уговорила нового владельца поместья (Лефорт скончался от горячки уже в 1699 год) поспособствовать устройству сына в школу в Петербурге, мальчика взяли – ведь он показал себя весьма достойно. Но этим она подписала себе приговор, по некоторым источникам – смертный. Юноша загорелся идеей кораблестроения. Узнав об этом, по воспоминаниям очевидцев, женщина словно обезумела окончательно. Она облачилась в черное и несколько дней ходила по поместью, сыпя проклятиями и говоря что-то о крови и предательстве. Она упоминала своего отца, бормотала про сына, что он ветка от гнилой яблони.

Приехавший через несколько месяцев в гости сын в живых ее уже не застал, женщина ушла в мир духов, так и не вернувшись в рассудок. Ей было 36. Несчастная, преданная, не нашедшая в себе сил для новой жизни, умершая в безумии и одиночестве.

Юноша вернулся в Петербург, где его ждала невеста, дочь какого-то мелкопоместного дворянина, небогатого, но с хорошей родословной. Отец благословил его будущий брак, найдя его, конечно же, удачным, но впредь наезжать с визитами запретил.

Перед отъездом одна из младших сестер преподнесла ему туесок земляники с несколькими обвязанными ниточкой листиками.

– Ягоды не довезешь, а вот это невесте передай, для ребенка твоего, – юноша удивился, но ничего не сказал. Он и сам еще не знал, что их "баловство" с любимой уже дало плоды.

Глава 4. Волки, девочка и красные флажки.

На снегу лежит маленькое тельце, закутанное в серый шерстяной платок с головой, под платком тулупчик старшего брата – только валенки торчат. Крохотные. Девочке уже 5, но выглядит она чуть ли не в половину меньше, чем должна. Сама по себе маленького роста, из-за постоянных недоеданий на лице у нее остались только глаза – большие, синие, в обрамлении пушистых черных ресниц. А вот волосики жиденькие… Много ли на одной воде и лепешках буквально из сена вырастет?

*

То, что их семья из поколения в поколение отличается каким-то странным везением, Татьяна знала – на собственной шкуре проверила не раз.

Мать родила ее в 51, она была последней, младшей, а потому скорее лишним ртом, а не любимицей. Зимой есть было совсем нечего, а потому дети иногда ходили ночами на колхозные поля за остатками посевных. Насобирав на сани немного зерна прямо со стеблями – все пойдет в дело, а заодно хвороста по дороге, они старались быстрее вернуться домой.

– Холодно, – скулила маленькая Танечка, идя позади всех и неся красные тряпочки – отпугивать волков. Было жутко и невыносимо страшно, но жаловаться было страшнее – могли и подзатыльник влепить и пойти быстрее, а она не успевала. Ноги вязли в снегу, пусть и немного утоптанном старшими.

Вдруг сквозь ледяной вихрь, разрезающий заледеневшие щеки, донесся волчий вой. Старшие остановились, переглянулись. Успеют или нет? Их деревня находилась на полуострове, проход зимой туда был по мосту – дойдешь до моста – спасешься, там уже свои близко и дорога утоптана, да и волки в деревню не суются пока – для них зима в этом году не особо голодная.

А не успеешь… Брат попытался разжечь факел, но его быстро гасил обильный снег с бешеным ветром. Танечка как раз дошла до саней, когда вой повторился уже совсем рядом, еще один, еще. Волки приближались и брали их в кольцо. Старшие рванули что есть сил, Танечка побежала следом, выронив красные флажки, испугалась, вернулась за ними и, рыдая, бросилась догонять сани, упала, набив снега в рот, ужас сковал ее тело. Она посмотрела вслед старшим, но тех уже скрыла белая завеса. Только черные деревья стояли кругом, молчаливо насмехаясь и словно обсуждая – сколько ей осталось – минута, две, пять? Как долго волки будут терзать ее тулупчик, в попытках добраться до худенького тельца в надежде поживиться хоть чем-то?

Отец нашел ее на рассвете, когда старшие, наконец, признались, что вернулись без Тани. Он почти сорвал голос, выкрикивая ее имя, отчаявшись увидеть из-под очередного сугроба кусочек ткани – вдруг повезло, вдруг просто снегом засыпало, а не съели, не замерзла еще насмерть?

Чуть левее основной дороги он увидел небольшую стаю волков. Замер, выискивая красные следы на снегу, но ничего не увидел. Выстрелил в воздух, звери нехотя поднялись и потрусили в лес. Лишь один зверь, бежавший последним оглянулся перед тем как юркнуть в ельник, и столько осуждения было во взгляде…

Мужчина перевел взгляд на их лежбище и увидел тело дочки. Плача и бормоча молитвы вперемешку с просьбами о прощении, он полез через сугробы туда. Добравшись, он развернул дочь к себе и увидел, как затрепетали ее ресницы – девочка просто спала, сжимая в руках красные тряпичные флажки.

*

После этого случая девочку решено было отвезти к тетке по матери в соседнюю деревню – у той не было своих детей, но зато были козы. Пасти их надлежало маленькой Тане, но она теперь могла вдоволь напиваться молока, есть творог, иногда к хлебу тетка давала ей с собой на выгон сыра или мяса. К тому же девочка умудрялась насобирать ягод по краю леса, очень уж хорошая и крупная земляника там росла.

Тетка не была мягкой и любящей, часто попрекала Таню тем, что взяла нахлебницу, хоть и родная кровь. Но муж ее, тосковавший без детей, одергивал жену, и когда девочка чуть подросла и окрепла, по его настоянию Таню отдали в школу.

Татьяна никому и никогда так и не призналась, что силки для кроликов ставить так и не научилась, а нерегулярным уловом обязана серым грозным зверям. Они выглядывал из-за деревьев на луг, где пасла коз девочка, осматривались, потом ныряли на минутку обратно под завесу веток и выныривали снова с тушкой кролика в зубах. Они оставляли ее там же и исчезали. А девочка приносила добычу мужу тетки. Только с возрастом она поняла, что он все знал и молчал. Ведь следы зубов волка от следов силков отличит кто угодно.

Очень скоро девочку отдали в подмастерья к швее поближе к городу, Таня делала успехи, очень хорошо ей удавались кружева, и через три года она уже работала в городе, откуда и перебралась в Подмосковье.

Татьяна никогда не боялась ходить в лес или бродячих собак. Ни разу в жизни не кусали ни ее, ни ее дочь или внучек.

Когда они с мужем купили домик в этой деревне и пошли в лес за клюквой, то заблудились. Она начала "аукать", но вскоре услышала волчий вой. Муж ее испугался, а она смело пошла на зов и повела его за собой (не мог же он бросить эту сумасшедшую одну на болотах! Любимая все же…). Через несколько минут они вышли на широкую дорогу, где поймали попутку и вернулись благополучно домой.

А как-то раз, когда они прожили в деревне уже года 3, поутру женщина обнаружила раненую волчицу во дворе. Тимофей, ее муж, чуть заново не поседел, схватился за сердце, выйдя поливать огород с утреца, а застав жену на коленях перед зверем. Осел по стеночке чуть не до земли, но жена так посмотрела на него, что мигом подхватился и спросил чем помочь. Тогда она и рассказала ему историю своего спасения в детстве.

*

Поведав соседкам про свою связь с волками, Татьяна боялась глаз поднять – а ну обвинят в оборотничестве и изживут из деревни? Но Павлина лишь почмокала губами, разгладила юбку руками и, вздохнув, произнесла:

– Ну… что ж… Прапрапра… бабка эта твоя… Как звали ее?

– Да там же имя мудреное, не одно… По нашему – Катериной, как внучку мою.

– Ох, ма… Неспроста… Что-то я в ней чую, только не пойму что. Даже у меня мурашки иной раз от ее взгляда. Позволь, я научу ее чему умею, лишним не будет? А то вот дурачек-то этот, что Маринку обидел, говорят в лес пошел, да волков повстречал.

Татьяна ахнула и зажала рукой рот.

– Да живой он, живой, попугали его. Штаны подрали. Сытые что ли были?

Глава 5. Самый темный час перед рассветом.

Еще 3 года Катя училась у Павлины. Каждое лето она приезжала из столицы в деревню, помогала бабушке с дедушкой по хозяйству, гуляла с ребятами, но все сильнее тянуло ее в дом старой ведьмы, и все чаще она пропадала либо там, либо в лесу. В болота Павлина ее не пускала, но Катюша спокойно ходила и там. Девочка ВИДЕЛА тропу, словно подсвеченную. Видела где брод получше через реку. Видела тропинку через лес, чтобы скорейшим путем пройти куда ей надо.

Однажды она поняла, что видит кратчайший и безопасный путь, и они были разными. Когда она вернулась домой, взволнованная бабушка сообщила, что сбежали двое заключенных из тюрьмы и видели их уже совсем близко. Татьяна даже пыталась запретить Кате выходить гулять пока, но кто ж эту мелкую егозу удержит? Вечером того же дня, когда дети играли неподалеку от деревни, они увидели двух мужчин в странной темно-серой одинаковой одежде. Те подошли к ним, попросили принести из деревни хлеба, яиц и чего-нибудь еще. Мальчишки хотели было загомонить, что вот они, сбежавшие, но Катя глянула на глупцов, посмотрела на мужчин и сказала спокойным тихим голосом, чтобы уходили отсюда немедленно. Странно, но те послушались. Дети побежали в деревню, а Катя ощутила такую сильную слабость, что пошатнулась, в глазах стало темно на мгновение, словно всех сил лишили. Несколько минут она сидела на траве и смотрела на реку.

Утром она в очередной раз пришла к Павлине.

– Красиво ты сделала, никогда не видела такой большой купол… И ведь силенок хватило!

– О чем ты, баба Паша?

– Так купол над деревней, который ты вчера поставила, загляденье прям, молодец.

– Дня полтора продержится, может, два, если ты мне своего отвара дашь, – отстраненным голосом произнесла девочка.

Павлина глянула на нее с жалостью. То не девчонка малолетняя говорит, то сила в ней. И ничего не сделаешь, не умеет Катя закрываться еще, сдерживать, вот и черпает всю себя. Катя посмотрела в глаза Павлине, и у той мурашки пробежали по телу, темные глаза с едкой насмешкой глядели на старую женщину, читали все ее мысли, всю ее жизнь. Секунда – и глаза Кати снова синие, обычные, уставшие.

*

В очередное лето, когда Катюшке исполнилось 9, дом в деревне решили продавать. Мол, здоровье уже не то, надо в город возвращаться.

Девочка твердила "нельзя", но объяснить почему не могла.

Павлину похоронили за неделю до отъезда "городских". В последнюю их с Катей встречу, они побродили по лесу, насобирали трав и ягод, попили чаю с пирогами с черникой – Татьяна расстаралась. Каждая знала, что больше они не увидятся, но слов прощания сказано не было. Ни к чему.

Дед прожил в городе без малого 2 месяца. Инсульт. Катя чувствовала, что помочь не в силах ни врачи, ни лекарства, ни молитвы – он просто не хотел жить. Словно душа его осталась там, в их доме в деревне. Где облепиха растет вдоль забора, где кусты редчайшей крупной смородины – гордость деда, где печка большая и теплая, на которой так хорошо погреть старые косточки. Где на кухонном столе стоит стакан с водой, а в нем несколько веточек земляники с красными ароматными ягодами.

Любимым же Катиным воспоминанием о деде было то, как они пускали по огромным лужам деревянные выструганные им собственноручно для внучки кораблики. У них были белые тряпичные паруса, яркие и почти слепящие в свете солнечных лучей, заставляющие жмуриться. И смех дедушки.

*

В последующие годы сила почти никак не проявляла себя, если не считать того, что Катя всегда выбирала безопасные дороги, если приходилось идти по темноте, и сдружилась со всеми дворовыми собаками. Ну и девочка предпочитала травяные отвары остальным напиткам. Травы она собирала сама. Было несколько случаев, когда Катю пытались задирать в школе, но той хватало одного взгляда, чтобы забияка отставал.

Иногда Катя вливала немного силы в уставшего водителя маршрутки, возвращаясь поздно вечером откуда-нибудь. Мужчины на глазах оживали, будто выпив энергетика, с радостью общались с ней, хотя еще несколько минут назад буквально засыпали, рискуя увести машину вместе с пассажирами куда-нибудь в столб или кювет.

Однажды помогла женщине, которая кашляла так, словно ее легкие вот-вот вырвутся наружу. Она сидела на остановке возле поликлиники с маленьким мальчиком на руках и рассказывала кому-то по телефону, что у нее воспаление легких, и надо ложиться в больницу, а у нее еще двое детей и не с кем их оставить. Через неделю они вновь встретились на той же остановке, женщина выглядела совершенно здоровой, держала перед собой какие-то бумажки, и радостно поделилась с Катей, что вот только неделю назад ее в больницу класть хотели, а сейчас она чудесным образом выздоровела.

*

Во время поступления в университет, Катя познакомилась с Матвеем. Красивый, смешливый с томным взглядом зеленых глаз из под русой челки, он произвел на девушку странное впечатление. В первый момент ее будто огнем обожгло, но затем включилась рациональная часть мозга девушки, и она сразу мысленно засунула Матвея в список друзей. Потому что становиться жертвой его чар не хотелось совершенно. Он был уже выпускником и приехал о чем-то пообщаться с ректором, случайно столкнулся с Катей в холле, когда та ожидала следующую лекцию. Девушка читала конспекты, когда почувствовала на себе его взгляд, подняла глаза и… вокруг стало темно, лишь его лицо и глаза, восхищенно взирающие на нее. Сколько это длилось, она сказать не могла, только поняла, что ее кто-то толкнул легонько в плечо – оказалось, раздался звонок и пара началась. А после занятий он подкараулил ее возле дверей.

Это были странные отношения. Он вроде ухаживал, но как будто одергивал себя постоянно. Ее же тянуло к нему неимоверно, словно они должны были, просто обязаны слиться воедино, перемешаться как жидкости в сосуде и стать одним целым. Кино, театры, прогулки. Подружки посмеивались над ней, парни после пары лет бесполезных попыток пригласить на свидание, стали относиться к ней как к "своему парню".

Именно Матвей поддерживал ее после того, как умерла и бабушка Таня. Женщина последние годы мучилась болями в животе, а когда, наконец, поставили диагноз – лечиться было уже поздно. Уходила она тяжело, боли и галлюцинации изводили Татьяну, ее дочь, которая ухаживала за ней до последнего, пугали родственников. Она бормотала что-то про кровь, род и проклятие всех женщин.

Ее смерть сильно отразилась на Кате. Девушка не могла плакать. Лишь комок в горле, когда ей сообщили печальную новость, пара слезинок и все. Будто этот комок горечи опустился ей в живот и там рассосался, растворился, пачкая все чернотой. Примерно через пол года девушка с ужасом обнаружила, что теряет волосы целыми прядями, как это бывает у людей, проходящих химиотерапию.

Именно тогда Катя поняла, что со смерти бабушки совершенно не чувствует свою силу. Она давно не была в лесу. Не помогала людям.

Матвей изо всех сил отвлекал Катю от грустных мыслей, направлял ее в учебу, периодически развлекая "выходами в свет" – театры, встречи с известными людьми, шикарные рестораны, для посещения которых он покупал ей дорогие наряды – девушка чувствовала, будто живет двойной жизнью, но только там она могла улыбаться, забывая о своем горе. К тому же это пошло ей на пользу и в плане учебы – успешно общаться с послом от Британии на его родной языке? Пожалуйста. Поддержать разговор о том, что происходит на фондовом рынке? – Запросто. А уж как ее возлюбила экономичка в университете, ведь девушка была единственной, кто разбирался в вопросе настолько глубоко.

*

Так прошло еще 3 года.

А потом словно гром среди ясного неба этот поздний вечерний звонок в начале июня, и мужской голос, представившийся отцом Матвея, сообщил, что его сын помолвлен и женится летом, и чтобы наивная девочка Катя не мешала ему строить свою жизнь, так как им не по пути.

Матвей после этого пропал, телефон его был недоступен. А Катя, кое-как защитив диплом, проревела почти все лето. Тайно, ночами, не в силах сдерживать эту боль в себе, она беззвучно кричала в подушку, ей хотелось сорвать связки, чтобы навсегда онеметь, ведь она все равно не может никому рассказать о своем горе! Девушка сильно похудела, почернела, родители не могли понять, что с ней, начали водить по врачам. Терапевт проверила анализы, назначила пропить железо и витамин С, свозить девочку к морю… Девочке было уже 22 и к морю ей не хотелось совершенно. Но родители настояли. Конец августа и начало сентября девушка пропитывалась морским воздухом, любовалась закатами на фоне волн, бродила по горам, но пустоту в душе заполнить это не могло.

В Москве к сошедшей с поезда девушке подбежали цыганки, с песнями прося денег и предлагая погадать. Это безумно разозлило Катю. Она резко повернулась к одной из них, назойливо теребящей ее за рукав и прошипела:

– А хочешь, я сама тебе погадаю?

Цыганок будто ветром разметало, но чуть позже, когда Катя ждала автобус до дома, к ней подошла одна из них, совсем еще девчонка, посмотрела пристально и попросила:

– Помоги мне?

– Что, денег дать? – насмешливо поинтересовалась Катя. На что девушка покачала головой отрицательно.

– Ты сильная, скрой меня! Уйти хочу из табора, поймают – убьют. Не могу так жить больше, и в петлю нельзя!

– Да как же я тебя скрою? Это же какая-то программа помощи свидетелям нужна, а я что могу?

– Укрыть можешь, след мой стереть, я чувствую, в тебе силы немеряно! Пожалуйста! Что хочешь взамен проси!

– Да не умею я! Травки – это мое, но вряд ли чайком тебя спасешь, верно?

Юная цыганка взяла Катю за руку и посмотрела в глаза, будто стараясь заглянуть как можно глубже, в самую душу.

– Сведу тебя с прабабкой своей, хочешь? Она научит как, а ты мне поможешь.

– Так разве бабка твоя не будет против, чтобы ты сбежала куда-то? Да и куда…

– Нет, она отдельно живет, с дядькой моим не поладила и ушла, она бы сама, да сила не та – человека спрятать.

"Учителя тебе надо хорошего, знания важны, я мало чего могу дать, но ты в городе у себя найдешь" – слова бабки Павлины вдруг всплыли в голове.