Эрнст Паулевич Лютц "Калейдоскоп юности"

– А хорошая ведь песня, ты не думаешь? Приятная, что по словам, что по мотиву, – улыбаюсь я.

– Я не любительница подобного.

– Да я тоже, но вот сегодня я задумался, как бесит, когда тебя держат за унтерменша.

– И кто же тебя держит за «унтерменша»?

– За «гайдзина». Да, была одна в дискоме, что встречала меня у ворот чаще обычного.

– Ты и сегодня опоздал?

– Не скажу, что опаздывать это хорошо. Но мы же все люди. Не знаю, как в Японии, но в Германии с идеей расового превосходства расстались в 45-ом.

– Н-да, ты всё не меняешься… – протянула Эрика.

– В каком смысле?

– Я помню тебя, когда ты только пришёл в наш клуб. От одно моего вида ты сиял, словно увидел Деву Марию. А вот с Мицугу-сенпаем ты вообще старался не пересекаться.

– Мы просто не совпадали по графику, – пожал плечами я. Против нашего бывшего президента я, на самом деле, ничего не имел.

– Да тебя если увидеть в коридоре, то такое ощущение, что туча ходит. Что в прошлом году, что сейчас.

– Я просто не стремлюсь всем нравится.

– Ты всем своим видом говоришь: «Не подходи – убью».

– Президент, часто ты за мною следишь? – усмехнулся я.

– Просто ты постоянно шатаешься по всем коридорам.

– В классе слишком шумно.

– Так ты вообще нигде не останавливаешься, заткнув уши.

– Музыка помогает расслабиться.

– Ну, тебе виднее, как лучше, но я говорю то, что вижу. Ты сам не свой, когда ходишь по школе. Проносишься мимо, глядя себе под ноги, словно бежишь от кого-то.

– У меня просто шаг широкий.

– Ладно-ладно, – Эрика перестала давить. – Я просто говорю, что вижу обычно.

– Н-да, – безразлично бросил я, глядя на куплет. Сколько бы я не отпирался, а Эрика права. Я не чувствую себя спокойно ни в классе, ни в коридорах. Я постоянно хочу убежать куда-то от всех этих людей, что окружают меня здесь. Я не выбирал – уезжать из Германии или оставаться, меня никто особо не спрашивал. И я не испытываю никакой радости по поводу этой школы или людей в ней. Не говоря уже о том, что на Родине у меня остались друзья, по которым я, на самом деле, соскучился. А из-за часовых поясов мы даже поговорить с трудом можем, обмениваясь лишь сообщениями и редкими звонками по сети.

И время потекло каким-то тягучим безразмерным киселём. Эрика читала, переворачивая страницы с характерным шелестом, а я рассматривал песню на бумаге и делал наброски кандзи в подстрочнике, каждый раз рассматривая иероглиф, словно прицеливаясь. И это славное безвременье литературного клуба могло тянуться вечность. Эта комната располагала к такому вдумчивому процессу. Сегодня только мы двое, но обычно тут чуть больше людей, что даже немного стесняет эту небольшую комнату. Другие члены литературного клуба мне по крайней мере не противны. Они не шумят и не акцентируют своё внимание на мне, а последнее мне очень важно. Я не против их присутствия, но не настроен на дружеские беседы.

Попутно я размышляю, какое наказание для меня придумают учителя и диском. Конечно, оно будет продуктивным с точки зрения пользы для школы. Пошлют помогать в Студсовет или какой-нибудь другой орган самоуправления. Ничего такого, с чем я бы не справился, а бумажная работа хотя и скучна, но мне не противна.

На середине этих мыслей я заметил, что Эрика собирается уходить и посмотрел на часы. Пришло время покидать школу. Я мог бы и не засиживаться или вообще не приходить, но литературный клуб был приятным уголком мира и спокойствия в этих стенах, который мне хотелось посещать.

– До встречи, президент, – прощаюсь я у дверей и выхожу первым. В школе впервые за весь день стоит тишина. Никаких компаний у окон, никаких студентов, разговоров и обрывков фраз. И я впервые вздыхаю с облегчением, вставляя наушники в уши, и включая что-то спокойное и мелодичное. Я иду по залитым солнцем коридорам и даже слышу, как в тишине стучат мои каблуки, в купе с музыкой это приносит такое наслаждение, что хочется прикрыть глаза и идти, почти не разбирая дороги.

У ворот я вижу знакомую фигуру. К своему удивлению, я узнаю в ней Мицугу-сенпая. Только сейчас он в повседневной одежде и не заходит на территорию, а лишь ждёт кого-то. Я киваю ему, и получаю кивок в ответ. Этого нам вполне хватает. «Интересно, кого он тут ждёт? Хотя…какое мне до этого дело…» Я переключаю музыку на случайном проигрыше, пока не выпадает Lacrimosa, и под вокал Тило Вольффа шагаю домой.

Дом я могу назвать одним из тех мест, где мне нравится находится. Правда, из всего дома я могу так сказать только о своей комнате. В остальном же дом самый обычный. Но моя комната – это всё ещё моя комната, в которой царит ровно тот порядок вещей, который я задал с самого начала. И он будет продолжать царить, как я надеюсь, и дальше. В общем, это обычная комната старшеклассника с кроватью, столом и компьютером, шкафами для вещей и одежды. Единственное, что я позволяю себе в виде вольности – плакаты групп в жанре готик-рок, дарк эмбиент и дарквейв. Это нагоняет на обстановку некоторой мрачности, тем более, что я постарался закрыть тёмными плакатами все стены, не оставив ни одного островка светлой краски. И сделал я это с немецким трудолюбием и педантичностью, а значит, на совесть. Родителей сейчас в городе нет, поэтому некоторое время я живу один, что позволяет мне не сковывать себя условностями. Хотя и жизнью на широкую ногу я это не назову. Мой принцип в ведении хозяйства – это разумная экономия и сознательность. Так я был воспитан.

Разогрев рис с курицей в микроволновке, я устраиваюсь за столом перед компьютером и просматриваю сообщения в соцсетях. У моих друзей сейчас утро, они только идут в школу, но с вечера они оставили мне несколько сообщений. Я начинаю писать ответы, задумчиво пережёвывая ужин. Закончив с этим, я сажусь за домашнюю работу, благо той не так много. На фоне играет Stillste Stund, размеренно рассказывая историю Алисы в Зазеркалье в мрачных тонах. Краем сознания я думаю, как это можно было бы рассказать на японском, и даже не нахожу ответа. Мы, наверное, слишком разные в плане мыслей. Язык ведь формирует сознание в каком-то смысле. То, на каком языке ты думаешь, определяет для тебя понятийный набор для формирования мировоззрения. А я, несмотря на год жизни в Японии, несмотря на то, что мне не составляет труда читать вывески, слушать новости и разговоры в школе, думаю на немецком, как бы реальность не пыталась подстроить меня под себя.

День сам по себе движется к своему завершению. Не самый интересный день и далеко не самый выразительный. Опоздание по причине позднего подъёма, потому что накануне ночью я звонил друзьям по Сети, выговоры, скандалы, уроки, прогулки по коридорам. Разговоры в клубе и его размеренное безвременье. Не сказать, что моя жизнь была какой-то другой до сегодняшнего дня. И не будет она другой и завтра. Кроме, разве что, отработки опозданий. Это на моей памяти впервые. До сих пор я умудрялся вписываться в допустимые рамки. «Да и чёрт бы с этим…Отработка начнётся и закончится, зато я смог поговорить с ребятами. У них-то конец учебного года, экзамены и всё такое, а потом каникулы. А мне впахивать ещё два с половиной месяца ради пары недель отдыха…»

С такими мыслями я ложился спать, готовясь к новому дню.

Хироши Хироно

Библиотека – это замечательно место. По крайней мере, я его люблю больше остальных мест в школе. И даже не из-за книг, а из-за людей, которые сюда приходят. Одни усердно готовятся к занятиям, другие мечтательно ходят между стеллажей в поисках книги, кто-то изучает историю, а кто-то погружается в истории с головой. Здесь светло и просторно, никто не шумит и каждый уважает окружающих. Иногда мне кажется, что библиотека меняет людей к лучшему. Именно поэтому я, второгодка старшей школы, Хироно Хироши, стала помощницей библиотекаря. Может, я не самая начитанная, но сама атмосфера места воодушевляет меня помогать людям.

Сегодня в библиотеке было не людно, после Золотой Недели всегда так. До экзаменов ещё далеко, а майская погода совсем не располагает к чтению, так что из посетителей лишь пара человек – какой-то третьекурсник, вдумчиво листающий книгу по алгебре, и завсегдатай библиотеки – «Гретель из литературного клуба». О ней ходит достаточно слухов в школе, но и без них её сложно не заметить. Это ведь настоящая европейка! Да ещё и такая красивая и утончённая, словно из сказки. Она часто бывает тут и берёт японских классиков. И в особенности Кендзи Миядзаву. Говорят, что к ней не подойти, но на самом деле она очень вежливая и добрая. И никогда не задерживает книги.

Пока я засматривалась на то, как она выбирает, перед моим столом появились двое учеников. Спохватившись, я приняла серьёзный вид и посмотрела на них. Первый был моим одноклассником и, по совместительству, членом дисциплинарного комитета. Он улыбнулся и поздоровался.

– Привет, Хироши-тян, смотрю, сегодня людей не много!

– Да, может после уроков больше будет. Книгу пришёл взять?

– Нет, я тут тебе помощника привёл, – он отошёл чуть в сторону, представляя мне другого юношу. И это был тоже иностранный студент. Но, в отличие от «Гретель», он не показывал никакого дружелюбия. Хмурый, напряжённый, с холодными глазами, он рассматривал меня, как коршун добычу. А раз его привели, как помощника, то, видимо, в наказание. И не удивительно, никакого доверия он не внушал.

– Это Эрнст Клечек-кун из класса 2-С…

– Эрнст Клечек-сан, пожалуйста, – мрачно пробормотал этот парень.

– Да ты не бойся его, он не кусается, – подбодрил меня одноклассник.

– Ты за Харугиварой отправиться захотел? – ещё более злобно проскрежетал хулиган. От этих слов мой друг как-то притих. Я слышала уже, что кого-то из членов дискома исключили. И, судя по всему, этот Клечек был к этому причастен.

– Ну, так или иначе, он теперь твой помощник. Если будет плохо себя вести, обращайся, – поспешил разрядить обстановку одноклассник и удалился, а я осталась один на один с этим чудовищем.

– Э-эм, меня зовут Хироши Хироно, рада познакомиться, – от волнения я даже заикнулась.

– Очень приятно, – пробормотал парень, всё ещё внимательно рассматривая меня. – Что прикажете делать?

– Ну… – я даже потерялась от такого прямого вопроса. – Пока что ничего, наверное…

– То есть я могу уйти?

– А у тебя не будет проблем? Тебя ведь привели сюда из Комитета.

– Знаешь, у меня на Родине про это говорят «Er will unter sich keinen Sklaven seh'n Und ?ber sich keinen Herrn»…

– Э-эм…А что это значит?

– Это значит «Мы не хотим видеть рабов под собой и господ над собой…» Это из гимна рабочих.

– В-вот как… – я даже не знала, что на это ответить. – Но ведь тебе же будет хуже, если ты сбежишь с отработки.

– А! – Эрнст махнул рукой. – Это вопрос относительный, – потом он осмотрелся и сел за стол напротив меня. – Ладно, расскажи, с чем тебе надо помогать.

– Ну, вообще нам нужен был кто-то, кто поможет разобрать архив библиотеки, – начала я. – Но это после уроков.

– М, ясно…

Между нами повисло молчание. Вскоре к нам подошла Эрика Гутесхертц с книгой в руках. Остановившись рядом со столом Эрнста, она хмуро посмотрела на него.

– Встал на путь исправления?

В ответ он что-то сказал на немецком, что мне было не понять, а девушка лишь тяжело вздохнула с обречённым видом. Затем она подошла к моему столу и протянула читательский и книгу, и я начала оформлять выдачу.

– Ты его не бойся, – неожиданно проговорила старшекурсница. – Он, конечно, не самый приятный человек, но не злой.

Эрнст явно не слышал этих слов, и, наверное, это было к лучшему. Я лишь улыбнулась в ответ и кивнула. Когда книга была выдана, Эрика снова обратилась к юноше.

– Не пугай девочку и веди себя хорошо, понял?

– Jawohl, M?tterchen, – зло ответил ей Клечек-кун, но девушка осталась довольна. В библиотеке снова настала тишина. Только вот вся атмосфера куда-то пропала. Как грозовая туча в ясном небе, мой невольный помощник нагонял мрак на окружение. Он ничего не делал, сидя за столом. Не копался в мобильнике, не читал книгу, не озирался. Он просто сидел и смотрел перед собой, словно медитировал, но от этого его фигура становилась ещё более зловещей.

– Слушай, – мне хотелось немного разрядить эту обстановку. – А за что тебя наказали?

– За опоздания, – равнодушно бросил он в ответ.

– Надо же. У нас мало кого за это наказывают. Всё-таки 5 раз.

– А меня наказали. Потому что 5 раз.

– Ты далеко живёшь?

– Нет, пешком можно дойти.

– Просыпаешь?

– Н-да, люблю поспать по утрам. В Германии поздняя ночь, когда тут утро.

– Вот оно что.

– Да тебе-то что до этого? – усмехнулся Клечек. Усмехнулся зло.

– Да ничего такого… – я пыталась понять, на что он так злится. «Конечно, наказание – это неприятно, но разве я сделала ему что-то плохое? И на Эрику он смотрел с недовольством, и на моего одноклассника. Не может же быть, что он всех вокруг ненавидит». Я попыталась заговорить снова. – Слушай, если ты не хочешь тут сидеть сейчас, то я не буду тебя держать…

– А какая разница? – пожал плечами он. – Тут хотя бы не шумят.

– Ну, сейчас ведь обед…

– Я не ем в обед.

– Совсем? – меня такое удивило.

– Совсем, потому что не привык.

– В Германии школьники не обедают?

– Кто как, но большинство – нет.

Я не нашлась, что сказать. Мир больше, чем кажется, наверное. И Эрнст видел в этом мире больше меня, потому что он был там и тут, а я только тут. Раздался предупреждающий звонок, возвестивший о конце перерыва, и я стала собираться. Эрнст вышел из библиотеки вслед за мной, и широким шагом пошёл в свой класс. Хотя со стороны кажется, что он не идёт, а убегает от кого-то.

После уроков, едва зайдя в библиотеку, я встретилась глазами со своим мрачным помощником, который вот так свалился на мою голову.

– Ну, и что за архивы надо разбирать? – всё также хмуро поинтересовался он.

– Сейчас библиотекарь всё покажет. Мы будем вместе сортировать старые книги, которые готовят к списанию.

Мы прошли во внутренние помещения и оказались в небольшом, тесном хранилище, забитом книгами от пола до потолка. Нам предстояло перебирать книги и сортировать их, согласно реестру. Библиотекарь поставила нам задачу, и удалилась для работы в зале.

– Ну, начнём?

– Угу, раньше начнём, раньше закончим, – проговорил парень, принимаясь снимать тома с одного из стеллажей.

– Скажи, а почему ты переехал в Японию? – мне хотелось нарушить молчание.

– Из-за работы отца.

– А из какого ты города?

– Из Ульма, но не думаю, что тебе это что-то говорит.

– Ну, нет, конечно…

– В нём находится один из самых высоких католических соборов Европы.

– Наверное, тяжело было вот так переезжать, – подумала я вслух.

– Это было бы тяжело, если бы был выбор, – задумчиво проговорил Эрнст. – А так – смиряешься с судьбой, и нет проблем. Это же вроде в японском духе.

– Не знаю такого. Но мне было бы грустно, если бы меня увезли на другой край света. Где нет моих друзей, родных мест. Где всё чужое, незнакомое, – сказала я и, кажется, стала понимать. «А он на самом деле не злой. Он просто скучает по Родине. Его привезли сюда, где у него никого нет, где всё чужое. Чужие правила, чужие нравы, язык, даже время. Он злится, потому что чувствует себя лишним, потому что не нашёл своего места… Интересно, а у него вообще есть друзья? Общается ли он с кем-нибудь? Не похоже на то…» Я посмотрела на Эрнста другими глазами. Он старается казаться хмурым и злым не потому что он такой, а потому что не чувствует себя тут своим. «Может быть ему просто…страшно? И одиноко, ведь у него, в таком случае, никого нет». Я не стала ничего говорить на этот счёт, но мне стало немного жалко его.

Время за работой шло незаметно, а книги всё не кончались. Когда библиотекарь пришла, чтобы отпустить нас, мы разобрали только полтора стеллажа, а впереди был ещё непочатый край работы. Но на сегодня дело было сделано. Мы вышли из библиотеки, и я с удовольствием вдохнула свежий воздух.