– Да-да, – кивнул Комаров, – было дело.
– Это просто вы, оболтусы, его вечно доводите, – сказал Фокин. – Вот он и орёт.
– А ты не отмахивайся, – резко толкнул друга Алексей, – ты там тоже был.
– Дядя Егор? – удивилась Катя. – Что вы такого сделали?
– Я вот, как раз ничего не делал, – нахмурившись, посмотрел на бойцов Фокин. – Моя ошибка была в том, что я находился рядом и просил их остановиться.
Лунатик стыдливо отвёл взгляд. Он догадался, что ребята говорили про тот случай, когда он упал прямиком в землянку к командиру. Ему до сих пор было за это неловко, несмотря на то, что Матвей не был виноват в этой ситуации. Катя пожала плечами и снова повернулась к Резанцеву. «И хорошо, что он строгий», – подумала с гордостью она. – «Командиры по-другому не могут».
Глава 2
«Один день из жизни новобранцев»
Порезвиться с любимой хозяйкой – самая настоящая отрада для верной собаки. А что же может быть лучше? Бегаешь за двуногим другом, а он смеётся, радуется. Поддразнивает, чтобы накалить азарт игры. Этот человек так смешно носится по сугробам, спотыкается. Ты помогаешь ему падать, прыгая на спину. А ему и в радость. Какое же это прекрасное время! Вот бы его продлить и насладиться чуть больше. Одежда Кати уже была вся в снегу. Щёки были красные, только не от холода, а от бега. Она, хрипя, старалась уйти от настойчивой собаки. Валенки были велики. Газеты теперь запихивалось внутрь куда больше. Но зато тепло. Белая коса уже растрепалась, волосы вылезли из шапки и липли к вспотевшему лицу. Но всё это заглушал азарт игры и радость:
– Пуля! – оборачивалась с улыбкой на животное девочка. – Пуля! Догоняй! Догони меня!
Собака издала звонкий лай, оббежала хозяйку и прыгнула ей на грудь. Катя свалилась спиной в сугроб. Холодный снег сразу же посыпался на лицо, стал залезать за шиворот. Девочка вытерла мокрой варежкой лицо и взглянула на серое небо. Такое мирное и тихое… Тут вид закрыла Пуля. Она залезла на живот девочке, провалив её в сугроб ещё больше и стала кусать за ватную куртку и облизывать лицо. Она победила! Смогла одолеть!
– Всё! – пыталась сказать Катя. – Всё! Перерыв! Перерыв! Пуля!
Собака вылезла из сугроба и стала ждать хозяйку, нетерпеливо виляя хвостом. Девочка сделала рывок вперёд, но сил не хватило, и она упала обратно. Снег посыпался на лицо с новой силой:
– Так, а это уже плохо, – сказала она и сделала ещё рывок.
Но никакие попытки не помогали. Катя только больше и больше проваливалась в сугроб. Всё, застряла. Доигралась. Тут на неё опять залезла Пуля. Она громко дышала, высунув розовый язык:
– Пуль, слезь с меня, – убрала от себя морду собаки девочка. – Слышишь? Пуль! Да мне нужно как-то отсюда вылезти! Уйди!
– Что? Не выбраться? – послышался вдруг знакомый голос Резанцева.
Катя замерла и перестала бороться с настойчивой собакой:
– Товарищ командир? – спросила неуверенно она.
– Товарищ командир, – подтвердил тот и подошёл ближе.
Теперь Катя смогла его увидеть. Александр посмотрел на ребёнка и тепло улыбнулся:
– И как у вас так получилось?
– Как-то, – виновато попыталась пожать плечами та, но на лицо свалилась очередная порция снега.
Резанцев вздохнул и наклонился:
– Так, Пуленция, – сдвинул собаку с ребёнка он, – шуруй отсюда.
Пуля не стала противиться. Даже она знала, кто такой был командир и как себя при нём вести. Услышав обращение «Пуленция», игривое животное становилось самой смирной собакой. Так её называл только Александр, и никто больше. Поэтому она послушно отошла в сторону, села прямо и стала покорно ждать спасения хозяйки. Хвост сразу же угомонился и опустился вниз, уши навострились. Теперь наступила очередь вытаскивать Катю:
– Ну-ка, – протянул руку Александр, – цепляйся.
Девочка взялась за неё и, через секунду командир резко вытащил маленького бойца из холодного плена. Катя и сама была похожа на один большой сугроб. Снег был везде, где только можно. Лучше игры до такого больше не доводить. А то присыплет сверху, и никто уже не заметит.
– Спасибо, – поблагодарила командира Катя и сняла шапку, чтобы отряхнуть её от снега. Волосы тоже были все мокрые.
– В сугробах больше не валяйся, – сказал Александр, помогая отряхнуться девочке, – Заболеешь, боец.
– Хорошо, – кивнула она в ответ. – Сейчас в землянку пойду.
– Иди, – произнёс с улыбкой Александр.
– Для меня работы нет? – надела ушанку Катя.
– Я тебя позову, если понадобишься.
С этими словами Резанцев направился по своим делам. Девочка шмыгнула носом и повернулась к Пуле:
– Пошли, будем отогреваться.
* * *
Неподалёку сидели трое новобранцев и наблюдали за этой сценой. Они не слышали разговора Кати и Резанцева, но примерно понимали, что происходит. Солдаты прибыли сюда только вчера, жизнь батальона была им в новинку. Они пока не знали здешних традиций, правил, товарищей. Но наличие ребёнка на фронте никак не могло остаться без внимания. Бойцы с интересом смотрели на девочку и на то, как к ней тепло относятся бойцы. Особенно наблюдали за командиром:
– Взять дочь с собой на фронт не самое лучшее решение, – отвернулся Косминов Игорь и поправил на коленях свой баян.
– Может, ему её девать было некуда? – предположил Зимин Владимир. – Вот и взял с собой.
– В таком случае, её нужно было направить в тыл или под опеку кому-нибудь, – продолжал Игорь. – Детям на войне места нет.
– С чего вы решили, что она вообще его дочь? – не понимал Мастреев Николай.
– Вот ты вчера хрен где пойми пропадал, а мы были в гуще событий, – сказал Владимир. Он сделал паузу, а потом кивнул на Резанцева. – У командира волосы светлые, почти белые. И у неё такие же. Они похожи. К тому же, он за ней присматривает.
– За ней все присматривают, – взглянул на других бойцов Николай. – А командир смотреть обязан за всеми нами. На то он и командир.
– Да я тебе отвечаю, дочь она ему! – доказывал Зимин.
– Я вообще не понимаю этого, – сменил тему Косминов. – Зачем оставлять детей на фронте? Они же тоже воюют. Не их это дело – оружие в руках держать.
– Ну а если немцы семью убили? Куда его? – предположил Мастреев.
– Тогда сначала нужно оставить, конечно, – согласился тот. – Но при первой же возможности, где-нибудь пристроить. В деревеньку какую-нибудь.
– Ей даже пистолет дали, – кивнул Игорь. – Зачем?
– Вот и я не понимаю, – вздохнул Владимир.
* * *
Норков Геннадий положил поудобнее перед собой большую сосновую ветку и прижал её ногой. Убедившись, что она не ёрзает, боец взял в руки топор и стал беспощадно отрубать ненужное. Щепки летели в разные стороны, кора трещала. Руки готовы уже были отвалиться от усталости. С каждой веткой топор становился всё тяжелее и тяжелее. Но ничего не поделаешь – надо работать. Нос щекотал приятный запах каши, доносившейся из полевой кухни. Это готовил Максим Рубцов. Скорее бы обед, так есть хотелось и передохнуть заодно. Всё-таки жизнь в батальоне немного по-другому представлялась. Думал, тут жёсткая дисциплина, солдаты маршируют, готовятся только к бою. А на самом деле всё не так. Маршировать бойцам некогда, помимо подготовки к бою, нужно ещё дрова рубить для обеда и печек – буржуек. Об этом он как-то не подумал. Тут же люди не только воюют, но и живут. Рядом работал топором Васазде Лукиан. С этим интересным парнем он познакомился совсем недавно. Знакомства – это хорошо. Нужно же как-то заводить себе боевых товарищей. А ещё что важно – могут ответить на все интересующие вопросы. А их накопилось очень много:
– С какого года служишь? – спрашивал Норков.
– С 41-ого, – отвечал грузин. – С самого начала. Мне тогда только восемнадцать исполнилось.
– Мне тогда шестнадцать было, – увёл взгляд в сторону тот.
– У нас Федя с семнадцати служит, – остановился Лукиан и, выдохнув, взглянул наверх.
– Я тоже хотел раньше уйти, – отложил топор Геннадий, – но меня нечаянно выдали. Проболтались, что нет восемнадцати.
– Понимаю, – сказал Васазде и улыбнулся. – Ситуации разные бывают. У нас – вон, Катюха с одиннадцати лет в батальоне. И никто ей ничего не говорит.
– Ты про ребёнка? – спросил Норков.
– А про кого ещё?
– И она прям воюет? В окопах лазает? – оживился боец.
Грузин нахмурил свои густые чёрные брови:
– На поле боя не ходит. Но на разведку её отправляли, – тут его взгляд стал мягче и добрее. – Девочка она у нас хорошая. Вы с ней все подружитесь.
– И как же вы её отпустили? – возмутился тот. – Маленькая ещё! Нужно куда-нибудь было в безопасное место пристроить! Я, конечно, понимаю, что она дочь командира и всё такое, но отправлять собственного ребёнка к фашистам – не самая лучшая идея!
Вдруг топор выскочил из рук Васазде и вонзился в лёд. Он медленно повернулся к Геннадию. Норков обернулся и увидел, что на него с недоумением смотрит не только грузин, но и все бойцы неподалёку. Всё-таки его возмущения были слишком громкими.
– Что ты сейчас сказал? – переспросил Рубцов, отложив нож в сторону. – Кем ты Катю назвал?
Геннадий сглотнул и быстро проговорил:
– Дочерью командира…
Лукиан и Максим переглянулись, а потом снова повернулись к новобранцу:
– Кто тебе такой бред сказал? – взял топор Васазде.
– Игорь, – тихо сказал Норков и вжал голову в плечи. – Косминов который. Говорит, что похожи они очень. Волосы особенно…
– Она седая! – нахмурившись, перебил его Максим и обернулся, чтобы убедиться, что Катя не ходит где-нибудь рядом. Поняв, что девочки нет, он повернулся к бойцу и продолжил. – Дурак твой Косминов! Волосы чёрные у неё были.
– Она сирота, – тихо добавил Лукиан. – Немцы убили всех в её деревне. Катя чудом уцелела, – с этими словами он покрепче взялся за ветку и замахнулся топором. Вдруг грузин остановился и снова повернулся к Рубцову. – А на задание мы её посылали потому, что другого выхода не было. Немцы ничего не заподозрили в ребёнке. А в тыл не отправляем потому, что она сама не хочет отсюда уходить. Это место стало для неё единственным домом. Ты просвети своих товарищей. А то ещё скажут где-нибудь, – солдат сделал паузу. – Хотя, в чём-то ты прав: она действительно стала нам как родная.
Васазде наконец отрубил маленькую ветку, и та отлетела на белый снег. Геннадий же сидел весь красный. Красный не от мороза, а от стыда. Да… ляпнул, конечно. И как они с бойцами могли такое подумать? Кто своего ребёнка с собой на фронт забирает? Как хорошо, что ещё сказал это при солдатах. А если бы сболтнул при самом командире? Даже страшно представить, что тогда было бы. Он взял покрепче топор и продолжил работу, только на этот раз быстрее, чем это было несколько минут назад. Норков хотел погрузиться в дело с головой, чтобы поскорее отвлечься от всего того, что сейчас произошло.
* * *
Уже темнело. В чём ещё один минус зимы, помимо холода и ненавистного, затаившегося, словно разведчик, льда под снегом, так это короткие дни. Солнце с прибытием этого замечательного времени года решило не только тепло не давать, но и вообще себе смену на небе сократить. Пусть Луна трудится, а Светило отдохнёт в свой заслуженный отпуск. Всё-таки нелегко с весны до осени каждый день освещать земной шар. А если говорить про лето, то тут нужно ещё и растрачивать своё тепло. Бойцы потихоньку стали расходиться по землянкам. В тёмное время суток становилось ещё холоднее. Новобранцы не были исключением. Получив ужин, они спустились к себе. Землянка у них была большая, помещалось все десять человек. С одной стороны, конечно, это хорошо. А с другой стороны – народу много. Бойцы расселись на застеленных нарах и с удовольствием уплетали горячую кашу. Косминов Игорь уже всё доел и тихонько наигрывал «Смуглянку» на баяне. Длинные пальцы быстро нажимали кнопки на корпусе, руки растягивали меха. Мелодия на баяне была самой настоящей отрадой для новобранцев. Песни согревали душу и укрепляли единство.
– Интересно, а тут мясо дают? – спрашивал Сороченко Евгений. – А то мы уже второй день всё кашу, да кашу.
– Возможно, перебои пока с доставкой, – пожал плечами Митя Ковольтюк. – Должно, наверное, быть.
– Это хорошо, – довольно улыбнулся Евгений.
Тут Игорь заиграл резвый припев «Смуглянки». Бойцы сразу же оставили разговор о еде и прислушались к мелодии.
– Кстати, ошибались вы насчёт девочки, – вдруг сказал Геннадий.
– И в чём же мы были не правы? – не отвлекаясь от игры, спросил Косминов.
– Сирота она, – ответил тот. – Мне так бойцы сказали. А волосы седые.
– Ну, значит, ошибся, – прислушивался к инструменту Игорь. – Я был уверен, что она ему дочь.
– Вот ты был уверен, а мне краснеть пришлось, – с обидой произнёс Геннадий. – Спасибо, что хоть при самом командире такое не ляпнули. Было бы нам весело.
– Да ладно, – махнул рукой Мастреев Николай. – Прям «весело». Не такой он уж и строгий.
– А мне кажется, что наоборот, – возразил Зимин. – Я видел, как он отчитывал одного из солдат. Тот что-то не сделал, или сделал, но не так.
– Думаю, просто нужно выполнять то, что скажут и по шапке тогда не надают, – отложил котелок Ковольтюк.
– Вот она – жизнь фронта, – убрал руки за голову Сороченко, лёг на нары и улыбнулся. – Интересно, какие у них медсёстры?
– Я их видел, кстати, – сказал Норков. – Красивые.
– Замужем? – повернулся к товарищу тот.
– Я боюсь, на таких малолеток, как ты, они даже не глянут, – прислонил ухо к корпусу баяна Игорь.
– Мне почти восемнадцать! – воскликнул Евгений. – Ты сам, к тому же, недалеко ушёл!
– А я в сторону медсестёр и не поглядываю.
– У него дома там Маринка – малинка, – потянулся Сергей Тимонов.
Бойцы засмеялись. Игорь собрал баян и строго посмотрел на товарищей. Тут его взгляд упал на Сидорова Василия. В отличие от остальных, боец не смеялся, а просто молча смотрел в потолок, лёжа на втором этаже нар. Он явно был чем-то сильно взволнован. В глазах застыло непонятное выражение. В последнее время, он вёл себя странно: почти ни с кем не разговаривал, по возможности не выходил из землянки. Сам на себя не был похож. Косминов насупил брови:
– Вась, что у тебя случилось? – спросил он. – Ты в последнее время какой-то странный.
– У меня друг умер, – тихо проговорил тот и добавил, – в конце осени ещё, как оказалось.
Все резко замолчали и с сочувствием посмотрели на товарища.
